«ЧТО НАША ЖИЗНЬ?

- ИГРА!»
«Игра на гранях языка» — выражение из поэмы выдающегося русского поэта Николая Заболоцкого «Рубрук в Монголии». Его следует понимать так: язык многогранен, и подобно тому как самоцветный камень своими гранями переливается и вспыхивает неожиданно под лучами света, так и языковую единицу человек может заставить «заиграть». В слове или предложении вдруг появляются новые оттенки значения, которые вызывают глубинные ассоциации, порождают сложный смысл... Играть на гранях языка, таким образом, — значит обнаруживать в языке новые и новые возможности передачи мысли и чувства.
Но слово «грани» вызывает в нашем сознании и другие ассоциации. Грань — это ведь не только «плоскость», «сторона многогранника», это еще и «граница», «линия раздела». Мы говорим: «на грани возможного», «перейти грань», «оказаться за гранью»... В таком случае играть на гранях значит «балансировать», «ходить по этой острой грани, стараясь не сорваться». Или еще: оставаться по эту сторону, хотя уже отчетливо видна та сторона...
Скажем сразу: грани языка не так уж остры. Это значит, что языковые предписания и запреты — не то что правила дорожного движения, где все ясно — или нарушил, или нет. Или главная дорога, или второстепенная. В языке мы ежедневно и ежечасно сталкиваемся с ситуациями, когда невозможно однозначно ответить на вопросы: можно так сказать или нельзя? Так говорят или нет? Это правильно или неправильно?
Правда, есть люди (и среди них нередко попадаются редакторы и школьные учителя), которые полагают, что в языке все твердо установлено, для каждого факта существует своя рубрика, свое правило. И если он, этот человек, данного правила не знает, то надо просто спросить у человека более сведущего, заглянуть в «полные списки, хранящиеся в недоступных для профана местах, у жрецов грамматической науки» (это цитата из статьи «Объективная и нормативная точка зрения на язык» замечательного русского языковеда А.М. Пешковского), — уж там-то, в этих скрижалях, наверняка содержится окончательная истина...
Ну что можно сказать о сторонниках такой точки зрения? Наверное, это счастливые люди: у них на все есть ответ. А может быть, им просто надо работать в ГАИ? Потому что сам язык — совсем иной природы. Его правила не жестки (хотя бы потому, что всегда предусматривают какие-то исключения), границы его классов размыты (в математике такие классы называются нечеткими множествами), его предписания имеют характер вероятностных рекомендаций (это выглядит примерно следующим образом: «лучше так, чем этак», «скорее это, чем то»).
Иными словами, у говорящего человека всегда есть выбор: сказать так или иначе. Но вся штука в том, что человек часто выбирает как раз не самый простой и естественный вариант. К примеру, вместо того чтобы кому-то просто сказать: «До свидания!», он может выразиться витиевато: «Привет родителям!» или «Пишите письма!» (вовсе не имея в виду ни конкретных папу и маму, ни — на самом деле — писание писем). Вместо того чтобы поинтересоваться, допустим: «Чья это книга?», спросит: «Чей туфля?» — и сам же ответит: «Моё». Вместо нормального, полагающегося в том или ином контексте слова «качество» скажет «какчество» (и «коликчество»), вместо убийца — «убивец», вместо «эпопея» — «опупея», вместо «мест нет» — «местов нет» (хорошо сознавая, что «так сказать нельзя»). Зачем все это, спрашивается?
По-видимому, говорящий рассчитывает на какой-то эффект, на
какое-то вознаграждение за свои речевые усилия, за риск, связанный с нарушением правил.
Все приведенные примеры — это многообразные проявления
языковой игры. Что же такое языковая игра? Это использование языка в особых — эстетических, социальных и т.п. — целях, при котором языковая система наилучшим образом демонстрирует свою «мягкость»: языковые единицы, их классы и правила их функционирования получают тут большую степень свободы по сравнению с иными речевыми ситуациями.
Вообще, игра — чрезвычайно важный вид человеческой деятельности. Не надо думать, что она сводится к периоду детства, к возне в песочнице или беготне в пятнашки. Человек играет всю свою сознательную жизнь. Более того, можно сказать, что игра древнее, чем сам человек: ведь играют и животные. Кошка балуется с клубком ниток, собаки изображают борьбу друг с другом...
Что же касается игры словесной, игры в языке, то здесь следует подчеркнуть некоторые ее отличительные черты:
Во-первых, эта игра обязательно содержит эстетический момент. Удовольствие, которое испытывают говорящий и слушающий, не исчисляется в рублях или призах, а заключается в ощущении красоты и изящества сказанного. Кто-то из великих физиков заметил о современной ему теории: «Она недостаточно красива, чтобы быть истинной». Так вот, языковая игра должна быть красивой — в этом ее правда, ее право на существование. Приведем в связи с этим еще одно свидетельство. Великий английский политик сэр Уинстон Черчилль обладал даром сочинять тексты, завораживавшие аудиторию. «Чем изящнее удавалось выразить ему ту или иную мысль, тем сильнее настаивал он на ее абсолютной верности. Кажется, он находил бесспорным любое соображение, воплощенное в привлекательную форму» («Известия». 1998. 10 июля).
Тут мы невольно соприкасаемся с одной из великих философских проблем: действительно ли красота внутренне связана с истиной (и потому именно она «спасет мир»)? Оставим сию отвлеченную проблематику философам и моралистам...
Вторая отличительная особенность языковой игры — это то, что она очень часто сопряжена с комическим эффектом. Конечно, у нее могут быть и более «возвышенные» цели — например, в текстах поэтических или магических (заклинаниях, заговорах и т.п.), но сплошь и рядом языковая игра нацелена на то, чтобы просто позабавить собеседника, развеселить, рассмешить его. В зависимости от конкретной ситуации это намерение принимает вид словесной остроты, каламбура, шутки, анекдота и т.п.
И тут языковая игра — только одно из средств создания комического, она «сотрудничает» с целым рядом приемов, с помощью которых достигается юмористический эффект. Это, в частности: намеренное искажение, пародирование, передразнивание какого-то явления, преувеличение, нагромождение, выпячивание каких-то черт, вырывание, изъятие предмета из его привычной среды, столкновение несоединимых предметов или черт, например, «высокого» и «низкого», вообще снижение образа, его упрощение, вульгаризация, обманывание ожидания и т.п.
Все эти приемы, разумеется, свойственны не только словесному творчеству, они проявляются и в разных жанрах изобразительного искусства (шарж, карикатура), музыки (музыкальная шутка, бурлеск), цирка (клоунада) и т.д.
Например, если мы читаем шутливые определения вроде "Любовь — это эгоизм вдвоем" или "Коза — корова бедняка", то понимаем, что их автор рассчитывает на определенную «встречную» умственную работу, на сравнение с иными определениями, на удовольствие от неожиданности или парадоксальности афоризма... А если говорящий произносит «Чаво?» вместо "Что?" или «десять рублёв» вместо "десять рублей" (хорошо зная, что надо сказать иначе), то он как бы подмигивает нам: «Конечно, я знаю, что это неправильно, что так говорить нельзя, но мы-то люди взрослые и независимые, к тому же принадлежащие к одному кругу, а потому можем позволить себе вольность и сумеем по достоинству ее оценить». Конечно, сильно оригинальными такие речевые отклонения не назовешь, но и особых усилий в их понимании и употреблении не требуется...
Третья особенность языковой игры заключается в том, что в основе ее лежат некоторые внутренние, «природные» свойства самого языка — его строения и функционирования в обществе. В самом деле, стоит задуматься: ведь языковая игра — это постоянное нарушение каких-то правил или, как мы выразились, балансирование на грани нормы. И в то же время сами эти нарушения не бессистемны и случайны, а также происходят по определенным правилам, подчиняются некоторым закономерностям (поэтому их нетрудно разложить по полочкам). Как это объяснить?
Дело в том, что язык изначально содержит в себе глубинные, неразрешимые противоречия. Это и создает основания для различного рода отклонений, размывает, «смягчает» систему. Вспомним, с каким количеством исключений из грамматических правил нам приходится сталкиваться в школьном курсе русского языка! А лексика, т.е. словарный запас? Ведь тут что ни слово — то свое, особенное значение, подчас с трудно уловимыми оттенками...
И признаемся себе: если бы мы располагали неограниченным временем (например, при изучении или преподавании языка) и неограниченным пространством (например, неограниченной бумажной площадью при издании книг), то количество этих исключений и особенностей выросло бы во много раз! Просто мы вынуждены закрывать глаза на многие и многие сложности в языке, представлять его в книгах и на уроках более простым и «более
системным», чем он есть на самом деле, — и в этом уже скрывается неразрешимое противоречие.
Получается, что язык, при всей его системности, — очень уж
своеобразная система: сложная, «мягкая», противоречивая. А языковая игра все эти противоречия безжалостно вскрывает и показывает нам: вот они, исключения и отклонения, вот они, языковые сложности!
Ю. Б. Норман "Игра на гранях языка (2006 год)