Черно-белая Венеция

Венеция — город-миф. В сознании многих, никогда ее не видевших, она имеет легко узнаваемый облик, складывающийся из множества эффектных клише, не одну тысячу раз оживавших на страницах, полотнах, экранах и прочих художественных «носителях».
Всемирную известность этот мифический город обрел лишь в 19-м столетии, став одной из прекраснейших сказок романтической эпохи. Зато венецианская школа жанровой живописи пережила свой расцвет во времена более ранние и весьма легкомысленные — в XVIII веке. В постоянной экспозиции Эрмитажа зритель с удовольствием обнаружит работы Антонио Каналетто и Франческо Гварди, Микеле Мариески и Пьетро Лонги, а также других венецианцев, щедро иллюстрирующих красочный образ той эпохи. Выставка в Двенадцатиколонном зале показывает далеко не самую известную часть венецианского наследия. Перед нами — не картины XVIII века, украшающие многие музеи мира, а гравюры того же времени, чье скромное и благородное обаяние знакомо лишь специалистам. Графические работы Антонио Каналетто, Микеле Мариески, Луки Карлевариса, Джамбаттисты Брустолона и еще ряда художников, не все из которых были венецианцами.
Многие гравюры являются просто художественными репродукциями с живописных произведений. Так, изящные линейные офорты Антонио Визентини интерпретируют картины Каналетто, листы Антонио Санди — работы Гварди, а графика Мариески оказывается своеобразным черно-белым вариантом его живописи. Сюжеты некоторых графических листов сохранили для нас подробное и торжественное «описание» каких-то многофигурных церемоний, что придает им еще большую историческую, документальную значимость. Среди работ такого рода выделяются тяжеловесно-серьезные гравюры Брустолона, созданные уже во второй половине XVIII века.
Особенным моментом в этом черно-белом великолепии выглядят небольшие офорты Каналетто, выполненные будто бы с моментальной легкостью. Вот что писал о них Павел Муратов в своей замечательной книге «Образы Италии»: «Ни лучезарные закаты Веронезе, ни жаркое дыхание Тинторетто, ни пленительные краски вечных утр Тьеполо не передают в такой степени стихию венецианского пейзажа, как скромные офорты Каналетто. Зыблющиеся линии их улавливают живой ритм ее колебаний. Серебро венецианского света разлито по их шелковистой поверхности. Архитектурные формы струятся вместе с воздухом, слагаясь и возникая из той же первоначальной основы. Струится каскадами сама земля, и здесь Каналетто достигает положенного ему предела: как верный сын Венеции, амфибия, живущая между водой и небом, он не умел воображать землю».
Мне и моим современникам, легко и праздно путешествующим по миру, любопытно отыскивать в этих гравюрах уже «знакомую» Венецию — мелькнувшую в путеводителях, запечатленную многочисленными фотообъективами, воспетую Томасом Манном, Феллини и Висконти. Тем более что для авторов этой «ч/б Венеции», соединенных овалом Двенадцатиколонного зала Эрмитажа и выбором куратора выставки Аркадия Ипполитова, не существовало какого-то канонического венецианского облика, слишком известного и растиражированного в наши дни.
(А.К., НОМИ, 2004)