Локке (Локье) как огонь в очаге (Швеция и Телемаркен, Норвегия).

Совершенное иные представления о Локке обнаруживаются в Швеции и в Телемаркене (Южная Норвегия).
В Телемаркене, когда огонь в очаге сильно искрит, говорят: «Lokje dengjer bon’e sine» («Локье бьет своих детей»).
С другой стороны, в соседней с Телемаркеном южной местности, Сэтерсдалене, схожее выражение — «No dengjer vetti bonni si» («Это дух бьет своих детей») — употребляется, когда в очаге трещат дрова или лопаются печеные яблоки, а когда огонь искрит, говорят иначе: «No syng’e vetti» («Это дух поет»). Здесь, в Сэтерсдалене, словом «vetti» обычно обозначали любое сверхъестественное существо, благожелательное к людям, где бы оно ни обитало — в лесу, в холмах или в огне домашнего очага.
Когда в Телемаркене кипятили молоко, пенки бросали в огонь как жертву «Локье».
Дальше к югу (в округах Листер и Мандаль) соблюдается тот же обычай, но уже без упоминания о Локье.
В нескольких областях Швеции дети бросают выпавший молочный зуб в огонь со словами: «Locke, ge mig en bentand för en guldtand» («Локке, забери зуб золотой, дай мне зуб костяной»), — или с другими подобными присказками.
При этом форма имени варьируется в широких пределах:
«locke, locke ran» или «locke, locke» в Смоланде (Cavallius, Wärend I 235);
«låkka ram» в Смоланде (Rietz, 418);
«låkke, låkke» в окрестностях Кальмара (Sv. landsth. IX, 1, p. 365);
«loke» (так!?) в Нерике (Hofberg, Nerikes gamla minnen, 215);
«lokk, lokk» или «nokk, nokk», в Шведской Финляндия (Nyland IV 65, с дополнением: «к кому именно так обращаются, нам неизвестно») ;
«Noke, noke» в Скандии или «Berta, Berta» в Глумслёве, Скандия (Eva Wigström, Folkdigtning II 278; «но, говоря “Берта”, она имеет в виду огонь»).
Однако не приходится сомневаться, что исходная форма для всех перечисленных вариантов — «Локке» (Lokke) и что этим словом обозначается огонь. «Ran» или «ram», которое добавляют к этому имени в Смоланде, по-видимому, представляет собой сокращенную форму прилагательного «ramur» («сильный»): именно к «сильному огню» обращаются с просьбой поскорее вырастить новый зуб.
Обычай принесения зуба в жертву распространен еще шире, чем имя «Локке»: по-видимому, он известен всем германским народам. Встречается он в двух основных формах: зуб либо бросают в огонь, либо зарывают в землю (прячут в мышиную нору, закапывают на кладбище и т.п.). В Германии бытуют обе формы, хотя та, которая связана с огнем, встречается реже (здесь зуб полагается забросить через голову за печь).
В Швеции (включая Скандию) и Норвегии, напротив, почти исключительно практикуется огненная жертва. В Дании сохранились лишь смутные следы этого обычая: в Вендсисселе зуб бросают в дымоход или за печку (Skattegrav. IX 49), причем [в Сорё] — через голову (Skgr. VIII 49), но гораздо чаще — просто под кровать. При этом используется заговор, возникший, возможно, под влиянием немецкого обычая бросать зуб в мышиную нору: «Mus, mus, gif mig en bentand for en guldtand» («Мышка, мышка, возьми зуб золотой, дай мне зуб костяной»).
На крайнем юге Норвегии встречается другой заговор, совершенно уникальный: «Gulmari, Gulmari, gje meg ei bentån, så ska du få ei guldtån» («Гульдмари, Гульдмари, дай мне зуб костяной — получишь зуб золотой»). Таким вот почетным именем здесь называют рыжее пламя, представляя его как существо в золотых одеждах.
Вполне очевидно, что «Локке» в Швеции и «Локье» в Телемаркене — это имена огня в очаге и что огонь этот воспринимается как сверхъестественное существо, заботящееся о благополучии всего дома.
Таким образом, это и не Локи-ас из эддической поэзии, и не озорной дух марева из датского фольклора.
По вопросу о том, откуда в действительности произошло имя «Локи», ученые выдвигали самые разнообразные теории. Но мы здесь сосредоточимся только на том, какое отношение имя «Локке» имеет к огню домашнего очага.
Не вызывает сомнений, что этот «lokki», огонь очага, связан с древнескандинавским словом «loki» («пламя»). Напрашивается предположение, что имя бога Локи, собственно, и происходит непосредственно от слово «logi», однако многие знатоки лингвистики возражают против такой этимологии. С другой стороны, как сообщил мне профессор Вильгельм Томсен, слова «logi» и «lokki» какое-то время могли сосуществовать как две параллельные формы, на которые распалось некое слово, обозначавшее огонь в древнейшем языке. В этом случае «logi» произошло от формы инфинитива «lukë», а «lokki» — от «luknós». Первое слово сохранило свой исконный смысл — «lue» («пламя»), а второе приобрело более конкретное значение — «огонь домашнего очага».
Ввиду этого становится понятнее, почему в Дании именем Локки называют духа мерцающего света. По природной среде обитания и по своему мифологическому характеру он, несомненно, отличается от огня домашнего очага, но с лингвистической точки зрения эти два явления или существа обозначаются одним и тем же словом. Исконная форма «luk» означала не только «пламя», но и «свет» как таковой. Таким образом, имя «Локки» можно перевести как «солнечный человечек»: «солнечный человечек сеет овес», «солнечный человечек пасет своих коз», «солнечный человечек пьет воду», «солнечный человечек играет на стене» и так далее. Словообразование и формирование мифологических представлений здесь следуют одной и той же простейшей модели, которая по-прежнему используется в народе и в наши дни — всякий раз, когда мать показывает своему ребенку «солнечных зайчиков».
Но поскольку само по себе слово «Локки» (да, собственно, и имя «Локи») простому человеку мало о чем говорит, в связи с ним, естественно, могли возникать самые причудливые поверья.