Предыдущая публикация
Нечаянные пророчества.
Как с помощью своих картин Кузьма Петров-Водкин предсказывал важные события.
Однажды художник Кузьма Петров-Водкин сидел у своей невесты в гостях и похвалялся, что умеет предсказывать будущее по руке. Невеста, которую звали Елена, попросила, чтобы он предсказал и ей. Он долго отказывался, потом взял её руку, побледнел и промолвил: «через полгода Вы умрёте...»
Это было сказано настолько серьёзно, что присутствующие родители невесты не на шутку испугались и в гневе выгнали из дома жениха. Вскоре инцидент был забыт, и молодой художник снова стал появляться у возлюбленной...
В то время он получил большой заказ -сделать майоликовое панно с образом Богоматери с младенцем на руках для церкви травматологической клиники Петербурга. Образу Богоматери он придал черты своей невесты, Лена же помогала ему советом и вдохновляла его. За работой они мечтали о своём семейном счастье и о будущем ребёнке и не заметили, как прошло полгода.
К ужасу родителей и самого жениха предсказание его сбылось - невеста заболела скарлатиной и умерла. Незадолго до трагической развязки она спросила его: «Что бы не случилось, ты не забудешь меня?» Он ответил ей, что не забудет, и всю жизнь считал себя невольным виновником её гибели. Чтобы развеять свою тоску, Петров-Водкин решил сосредоточиться на творчестве и уехал за границу. А спустя 18 лет именем своей первой любви назвал родившуюся дочь...
⠀
В 1909 году, после длительного путешествия по Европе, Азии и Африке, отучившись в нескольких академиях живописи, Петров-Водкин вернулся в Петербург. И первым делом отправился знакомиться со своим коллегой, художником Александром Бенуа, о котором был много наслышан. Утончённый эстет Бенуа посмотрел на визитную карточку, поморщился и... не велел его принимать: «Ну что, право, за фамилия такая — Водкин! А имя-то! Кузьма! Ему бы в сапожники идти, а ведь тоже мнит себя художником…»
⠀
Бенуа, конечно, потом пожалел о сказанном и, как многие другие, оценил талант Петрова-Водкина и даже выступал защитником одной из его картин. Однако обиду Петров-Водкин не забыл и впоследствии относился к богеме с нескрываемым презрением.
В те дни в Петербурге проходила выставка древней новгородской иконы. Кузьма пошёл туда и замер, поражённый, перед Георгием Победоносцем. Монументальный святой восседал на непропорционально маленьком, хрупком, тонконогом коне. А рядом — кроваво-красный дракон, дикий и опасный. Никакой прорисовки деталей. Всего несколько простых, чистых красок: красная, белая, золотая, синяя. «Как же я не догадался раньше! — поразился Кузьма.
⠀
Вернувшись домой, художник изрезал готовую картину ножом, взял новый холст и принялся писать заново. Название осталось прежним — «Купание красного коня», и на этот раз конь действительно стал красным, как дракон на иконе. И у него теперь не было породы — это был сказочный конь, тонконогий и мощный, непропорционально большой и буйный под своим беззащитно-обнажённым, хрупким наездником. А красок хватило всего трёх — синей, жёлтой и красной. И никаких лишних деталей, никаких мелочей...
⠀
«Купание красного коня», конечно, наделало много шуму. И даже давний недруг Петрова-Водкина, Репин, простояв перед полотном целый час, изрёк: «Да, этот художник талантлив!» А ведь двумя годами раньше тот же Илья Ефимович называл Кузьму заигравшимся в эстетизм сапожником, почти в точности повторяя слова Бенуа. Видимо, сама фамилия «Петров-Водкин» вызывала у людей ассоциацию с сапожным ремеслом.
⠀
А Кузьма и не скрывал, что он был сыном и внуком сапожников. Своей необычной фамилией художник был обязан деду, который был сапожником в волжском городке, и, как это часто бывает, сапожником сильно пьющим (неспроста в русском языке есть выражение «пьяный как сапожник»). Петров выпивал так много, что люди стали называть его Водкиным. Так в конце концов образовалась и закрепилась за семьёй двойная фамилия.
⠀
Отец будущего художника тоже был сапожником и тоже - пьющим. Правда, до поры до времени, пока с его учителем по сапожному мастерству не случилась трагедия: будучи в сильнейшем запое, тот зарезал свою жену. Сергей Петров-Водкин урок запомнил навсегда - и водки больше не пил, а сапожником сделался самым искусным на весь Хвалынск. Вот только его сын семейным ремеслом заниматься не торопился, ему больше нравилось читать и рисовать.
Первую свою работу он написал на консервной банке. Изображены там были головы тонущих людей и лодка на фоне неба, расчерченного молниями. А надпись гласила: «Погибший за других. Вечная тебе память!»
⠀
Смысл изображения был в следующем: незадолго до этого маленький Кузьма попробовал переплыть Волгу, и на середине реки вдруг понял, что сил доплыть больше нет — ни туда, ни обратно. Тогда его спас лодочник Илья Захаров. Спас, а через неделю погиб сам, вытаскивая очередного тонущего.
Так своё первое произведение искусства Петров-Водкин и написал в память о спасшем его лодочнике.
⠀
В 16 лет Кузьма решил податься в ученики к старику иконописцу - так ему нравилось это занятие, что поначалу он готов был заниматься, чем угодно: искать подходящую глину по оврагам и гальку в реке, потом дробить, распаривать, растирать всё это на яйце да на квасе, превращая в краски, пригодные для иконы. А потом сам начал писать. Лик Пресвятой Девы Марии в исполнении Кузьмы вышел настолько живым, что когда батюшка в церкви увидел его, то разгневался: «Не Богоматерь, а плясовица. Так глазами и стрекает! Не буду эту доску святить».
⠀
Потом Кузьма подрядился расписать храм. Старался, ночей не досыпал. Да только увидев плоды его труда, кафедральный епископ заболел нервным расстройством. Закончилось всё это тем, что роспись смыли, а Кузьму прогнали...
⠀
Мать художника была горничной в доме купцов Казарьиных, и однажды ей удалось показать рисунки своего одарённого сына архитектору Мельцеру - они его очень заинтересовали. Да так, что вскоре архитектор увёз Кузьму в Петербург, где тот начал обучаться в Центральном училище технического рисования. А за учёбу и проживание оплачивали всё те же Казарьины - и потом ещё целых 18 лет.
⠀
Деньги эти ему были ох как нужны! Хотя бы потому, что приходилось содержать троих сирот-племянников, взятых матерью в дом по настоянию Кузьмы. Две трети того, что удавалось заработать, Петров-Водкин отсылал родным в Хвалынск. А сам почти голодал. Однажды, когда нечем было заплатить за съёмную комнату, а хозяева отказывались ждать, разрисовал им стены в прихожей и, сочтя, что расплатился, был таков — его потом разыскивали с полицией.
А в Европу Кузьму и вовсе занесло... на велосипеде! Получив от Казарьиных очередные 25 рублей, он уговорил продавца новомодных дорогущих машин — велосипедов — сдать один в аренду. И, перекинув через плечо ремень дорожной сумки (в ней — географическая карта, смена белья, чайник, ящик с красками и маленький револьвер «вельдог», специально придуманный для велосипедистов, чтобы защищаться от собак), отправился путешествовать в Варшаву, Прагу, Мюнхен, Париж… Путь от Москвы до Варшавы они с другом проехали за 12 дней — это по 100 верст в день. Но ни стёртые в кровь руки и ноги, ни сломанные велосипеды не смогли остановить отважных парней.
⠀
Где бы ни бывал Кузьма, он всему старался учиться: смотрел во все глаза, слушал какие-то лекции, и не только по живописи… В Мюнхене в знаменитой рисовальной школе Ашбе училось много начинающих русских художников, и Кузьме снова сопутствовала удача: новые друзья собрали для него немного денег, которых оказалось достаточно на пару месяцев занятий и на обратный билет в Россию.
⠀
А вот в Париж художник смог попасть только через пять лет. Кузьма так стремился в этот город, как будто знал, что встретит там свою любовь. И действительно, это путешествие полностью изменило его жизнь. Едва познакомившись с дочерью владельца недорогого пансиона, Маргаритой, 27-летний художник вначале предложил написать её портрет, а вслед за этим - предложил руку и сердце. Осенью 1906 года, расписавшись в мэрии, они отпраздновали свадьбу, но венчались только по приезде в Россию. Некоторое время жили в Париже, а до того как выехать на Родину, Кузьма Сергеевич успел ещё посетить и Северную Африку, о которой впоследствии рассказывал столько небылиц, что слушатели даже не верили в то, что он вообще там бывал.
⠀
Долгих 16 лет у Петровых-Водкиных не было детей, и художник, словно вымаливая у небес наследника, рисовал Мадонн и кормилиц. Наконец Мара (так он её называл) забеременела: в 37 лет, имея множество болезней и лишний вес, она рисковала жизнью, и художник умолял врачей в случае чего спасти ребёнка. Мара поддержала решение мужа. Но, к счастью, страшный выбор делать не пришлось.
Был в жизни Петрова-Водкина один неприятный эпизод. В дни, когда его жена ждала ребёнка, в доме поселилась её ближайшая подруга Натюня - пианистка Наталья Кальвайц. Спустя время Петров-Водкин вспоминал, что дружба с Натюней помогала ему создать «весёлую, полную романтизма и ребячески беззаботную… жизнь». Так вот, эта нежная дружба закончилась тем, что через пять месяцев после появления на свет маленькой дочки Лены Натюня тоже подарила художнику дочку - Марию. Такой неожиданный поворот во многом воспроизвёл сюжет картины «Сон», написанной художником в 1910 году (за 12 лет до описываемых событий) и спровоцировавшей громкий скандал: на ней две обнажённые женщины беззастенчиво взирают на спящего без одежды мужчину. Современники обвинили Петрова-Водкина в эротизме - он же, обладая даром предчувствия, вероятно, изобразил эпизод из собственной жизни.
Некоторое время участники странных отношений обитали в одной квартире. Мара сильно переживала, но выбора у неё не было. А вскоре Наталья Кальвайц с ребёнком уехала к родителям в Польшу, и их следы затерялись.
⠀
После возвращения на родину Петров-Водкин целых три года искал себя в живописи. Мучительные поиски, отчаяние и надежда привели к тому, что на свет появилась та самая картина — «Купание красного коня». А потом ещё несколько десятков очень талантливых в том же иконописном роде. Но так случилось, что именно «Красный конь», которого в 1912 году показали на выставке «Мира искусства»,сделал художника знаменитым. Многие усмотрели в картине грядущие перемены, тем более, что она висела отдельно от всех - над дверью зала. Поэтому известный критик Всеволод Дмитриев сравнил «Купание красного коня» со «высоко поднятым знаменем, вокруг которого можно сплотиться».
⠀
Эту картину вообще многие называли пророческой. Как это часто случается с настоящими шедеврами, история постфактум предоставила множество возможностей для толкования. Началась мировая война, и кто-то сказал: так вот о чём был «Красный конь»! Грянула Февральская революция — и воскликнули: «Да нет же, «Красный конь» об этом!» Потом Октябрьский переворот — и новое прозрение: «Красный конь» — о диктатуре пролетариата!..
Но, как бы то ни было, это произведение Петрова-Водкина действительно вызывало у многих ассоциации с предстоящими потрясениями: оно перестало быть картиной - превратилось в манифест. И главное тут - предчувствие: предстоит нечто грандиозное, ломающее судьбы и привычные устои.
⠀
Правда, к этому времени картину давно никто не видел — ещё в 1914-м её повезли на выставку в Европу, ну а потом началась Мировая война, и связь с устроителями выставки оборвалась. Впрочем, воспоминания о «Красном коне» были живы — советское правительство даже обещало приличные деньги тому, кто найдет полотно и вернёт на Родину.
⠀
Кстати, есть ещё одна работа Петрова-Водкина, которую считают пророческой. В первые годы советской власти, когда холста было не достать, Петров-Водкин на обратной стороне клеёнки нарисовал скудный революционный ужин: селёдку, четвертушку чёрного хлеба и две картофелины. «Это паёк блокадного времени!» - произнёс мастер, предвещая блокаду Ленинграда.
⠀
Что касается новой власти, то сын сапожника, автор картины «о диктатуре пролетариата», сделался для неё безусловно своим. И, не считая эпизода, когда Кузьму Сергеевича вместе с Пришвиным и Блоком чуть было не расстреляли по подозрению в причастности к левоэсеровскому бунту (дело кончилось двумя днями ареста), жаловаться на революцию ему не приходилось. Петров-Водкин занял ответственный пост в Ленинградском совете по делам искусств, сделался профессором Академии художеств и председателем правления Ленинградского союза художников. И продолжал писать в своём неповторимом стиле. Так, за пять лет до смерти Кузьма Петров-Водкин закончил картину «1919 год. Тревога» - на ней изображено жилище рабочего в городе, захваченном белогвардейцами. Герой сюжета тревожно всматривается в синие сумерки за окном, а за его спиной - притихшая семья. Трагизм сюжета усиливается изображением спящего в кроватке младенца. Полотно было написано в 1934-м и, как считают исследователи, «1919 год» назван лишь формально. Гениальный провидец Петров-Водкин уже тогда почувствовал раскручивающийся маховик сталинских репрессий и нарастающую тревогу в обществе.
Так случилось, что за несколько лет до смерти врачи запретили Кузьме Сергеевичу прикасаться к краскам. Ещё в 1920 году он заболел туберкулёзом, а к весне 1929-го болезнь приняла серьёзную форму. Художник пожелтел, осунулся, глаза его потускнели. Он постоянно кашлял и сердился — даже на свою обожаемую дочь. Из Ленинграда пришлось переселяться в Детское Село, на свежий воздух. Здесь же жили писатели: Алексей Толстой работал над «Петром I», Константин Федин — над «Братьями», Вячеслав Шишков — над «Угрюм-рекой». Почему-то с ними, в отличие от коллег-художников, Кузьме удалось по-настоящему сблизиться. По вечерам собирались они за чаем, читали друг другу свои произведения... Глядя на них, художник тоже взялся за перо и написал 20 рассказов, 12 пьес и 3 романа. Два романа Петров-Водкин отнёс в издательство, но его начинание «зарубил» Максим Горький. После критики сочинений почти все издательства закрыли двери перед Кузьмой Ивановичем.
⠀
А незадолго до смерти Петров-Водкин, наплевав на запрет врачей, снова взялся за кисти. «Я стал в шутку писать своих приятелей — Алёшу Толстого, Федина, Шишкова», — записал он. И чуть позже: «Ничего не выходит с Толстым. Я сажаю на задний стул Шишкова, а на передний - Белого, он держит в одной руке спички, а в другой папиросы. Я пишу, пишу и ничего не выходит. В один прекрасный день вместо Толстого, я думаю, не посадить ли мне Пушкина, что будет?» В конце концов групповой портрет стал таким: Пушкин, Белый и Петров-Водкин.
⠀
Этот яркий представитель символизма и постимпрессионизма умер в середине февраля 1939 года. Судьба отмерила ему всего 60 лет - но очень яркой и насыщенной жизни! Когда Кузьмы Сергеевича не стало, советская власть, вдруг осознав, что истоки его творчества лежат в иконописи, заметно охладела к его наследию. Только много лет спустя «Купание красного коня» было возвращено в СССР, а в 1961 году картина пережила второе рождение, снова войдя в моду. И с тех пор из неё уже не выходила.
Следующая публикация
Нет комментариев