Лес в допетровской Руси.

Славяне до принятия христианской веры, помимо языческих богов, молились деревам, особенно же дупловатым, обвязывая их ветви убрусами, или платами. Константин Багрянородный пишет, что они, путешествуя в Царьград, на острове Св. Григория приносили жертву большому дубу, окружали его стрелами и гадали… (цит по Карамзину, «История государства Российского»).
В далёкие времена язычества считалось, что лес служит местом пребывания богов, т.е. храмом. В «Книге Велеса» (IX век) сказано: «И дубравы Божьи мы бережём, ибо нельзя дубы низвергать – Боги наши в тех дубах». Славяне воображали, что бог суда Прове живёт в тени древних густых дубов. Древесина же дуба служила материалом для изваяния богов.
Венком из дубовых листьев в Древнем Риме награждали за спасение человека. Поэтому исторически не случайно (и даже символично), что на современной эмблеме работников государственной лесной службы Российской Федерации можно видеть изображения дубовых листочков.
По Карамзину в древности были и заповедные дубравы, служившие открытым храмом, где совершались жертвоприношения, судился народ, и люди, угрожаемые смертью, находили безопасное убежище. В этих заповедных рощах никогда не раздавался стук секиры, а самые злейшие враги не дерзали вступить в бой между собой. Такие языческие рощи у западных славян бережно стереглись вплоть до средневековья, а у марийцев они сохранялись по первую половину XX столетия.
Население Древней Руси смотрело на лес как на собственность всех и каждого. Любой человек пользовался им в меру своих сил и потребностей, что практически продолжалось с VII по XII столетие. Только с XIII века частная собственность на лес, на конкретную территорию заселения, начинает входить в обиход, хотя заповедование отдельных особо ценных лесных угодий происходило и значительно ранее. Так в летописях и законах Древней Руси с самых незапамятных времён упоминается о зверинцах и ловицах, т.е. о местах, где сберегалась дичь для княжеской охоты. В летописях упоминается, что Князь Олег в 970г убил сына полководца Свенельда, встретив его на охоте в недозволенных местах.
На леса в те далёкие от нас времена смотрели, прежде всего, не как на источник древесного сырья, а как на места охоты на ценных зверей и места бортнических угодий. Сам же лес, его первостепенная суть и ценность отодвигался как бы на задний план. В подтверждении этому может служить жалованная грамота рязанского Великого Князя Олега Ивановича Ольгову монастырю на село Арестовское (около 1342г): «…А дал есмь святой Богородици дому Арестовское село, с в[инами], и с поличьнымь, и с резанкою, и с шестьюдесят, и со всеми пошлинами, и с бортники, и с бор[тными] землями, и с поземом, и с озеры, и с [бобры и с] перевесьищи…» (Сборник Московского архива министерства юстиции. – М.: 1913, т. I, ч. 1, стр.5-10).
В рукописных источниках средневековья под лесом надо понимать «бортные земли», что говорит о большей ценности пчеловодства того времени, нежели собственно лесопользования. Всё это можно объяснить только обилием лесов.
С лесом была тесно связана подсечно-огневая система ведения сельского хозяйства, а именно – земледелия. В старину выжег леса, для обращения земли в состояние годное для хлебопошества, называется лядом.
Сущность лядного хозяйства (по А.В.Советову, 1867) состояла в следующем. «Когда лес оденется листом, валят сначала более крупные деревья, а потом подрубают и молодняк; как то, так и другое оставляется в таком положении до осени. Затем осенью лядо теребят, т.е. обрубают с поваленных деревьев сучья и ветви, выбирают, что годно для постройки, или для разных поделок, или на дрова, а оставшийся хворост сносят в кучи или так называемые костры. Отобранные деревья отвозятся с ляда по первозимью, когда ещё не глубокий снег, а собранный в кучи хворост оставляется до следующей весны. Так как зимой от давления, производимого снегом, костры с хворостом слегаются, то их весной разваливают смыком или граблями и затем, когда хворост провянет, производят поджог участка. Чем раньше погода позволит приступить к такой работе, тем лучше для посева, который на ровно выжженных местах производится без всякого приготовления почвы, прямо по охладевшей гари и лишь только по совершении сева семена заволакиваются смыком».
В XIV веке леса на Руси было так много, что небезопасно было отходить далеко от дома. Видно от этого, считал Р. В. Бобров (1990), в те времена и появилась пословица: «Идёшь в лес на день – бери хлеба на неделю». Средь таких безлюдных, бескрайних лесов Сергий Радонежский в 1342г заложил Троицкий монастырь, ставший в последствии крупнейшим феодальным владельцем множества земель, в том числе и лесов.
Первая известная охранная на лес грамота относится а 1485 году, когда Иван III запретил свободную рубку леса в дачах Троицко-Сергиева монастыря, в Переславле и в лесах Засоминском, Молетвинском и Колнинском. Для точного наблюдения за исполнением повеления Великий Князь дал своего пристава Палку Ворону и велел ему ловить всех рубщиков, которые отправятся в лес без монастырского позволения и взыскивать с порубщиков штраф.
Великий Князь Иван IV Васильевич дал в 1540г Успенской Зосимской Пустыне грамоту, запрещающую посторонним самовольный въезд в лес пожалованный Пустыне его отцом; в случае же, когда будут пойманы самовольные порубщики и уличив их брать с них по два рубля. Точно также в 1547г. Иван IV запретил сечь рощи и поросняги, принадлежащие Симонову монастырю, а в случае ослушания виновных подвергать денежному штрафу. Подобное наказание предусматривается, в частности, в Уставной грамоте, данной 2 мая1561г Соловецким монастырём крестьянам села Никольского Пузырева в Бежецком Верху: «…А у которых крестьян в полях рощици, и тем тех рощиц беречи, а на дрова и на жерди к изгородам не сечи. А кому понадобится столп, или подпор, или переклад, и им сечи тот запас, доложа приказщика. А кто учнёт сечи без докладу, и на том взяти заповеди приказчику полполтины на монастырь…» (А.А.Э., т. I, №258).
Интересное свидетельство по поводу первых охранных лесов сохранилось с тех же времён Ивана Грозного. Грамотой от 1 ноября 1556г. им были пожалованы лес и лесные земли близ Мурома Печенгскому монастырю. Грамота эта заканчивалась: «…а нашим боярам новгородским и двинским и усть-карельским детям и лапарям и никому иному в ту вотчину не вступаться». Впоследствии подобные грамоты давались на леса и в других местах, чаще всего монастырям. Штрафы за нарушение лесопользования первоначально были неопределённые и брались скорее за проступок, чем в целях возмещения убытка (Бобров, 1990). Об этом также свидетельствует Выписка из приходной книги Волоколамского монастыря (от 21 октября 1594г) о крестьянских волнениях в монастыре и об их усмирении: «…и леса монастырские заповедные почели сечи. И старец Мисайла Безнин про то велел крестьян острастити и смирити. И которые крестьяне прожиточнее сами воровали и научили всех воровать, и старец Мисайла велел на тех пени имати…» (цит. по Б. Д. Грекову). При отдаче лесов в оброк, например, для бортневых ухожий, арендатор являлся полным владельцем леса и только ему одному принадлежало право пользоваться лесом, пожнями, зверями и Царь охранял право своего арендатора. В 1558г. Иваном IV положено начало предписания лесов к заводам, фабрикам и промыслам. Он же пожаловал именитым людям Строгановым разные лесные угодья в Великой Перми.
Особенного внимания заслуживает грамота Михаила Фёдоровича Романова о составлении сметы на починку острога. В ней, по мнению Н.В. Шелгунова (1857) в первый раз проявилась идея Правительства о необходимости бережливого обращения с лесом. Суздальский воевода Бабарыкин, после пожара бывшего в Суздале в 1644 году донёс о пожаре Государю и просил указа на починку городового острога, которого сгорело 94 сажени. Царь велел сметить сколько нужно на горелые и «на худыя и гнилыя места, которым без поделки быть не мочно, лес сметить, сколько какого лесу порознь надобно, а сметя б лес написать на роспись подлинно, порознь по статьям, да к той сметной росписи тутошным людем руки свои проложить…» (цит по Н.В. Шелгунову, 1857).
Государственные (казённые) леса для устройства засек против вражеских набегов появились ещё раньше – в XIV в. Охранялись они засечными сторожами. Труд их вознаграждался пашнями и сенокосами. Присматривали за сторожами «засечные головы». Рубка в засеках и заповедных лесах вообще не дозволялась. За сбережение всех засечных лесов отвечали воеводы, а всё дела о засеках были поручены Пушкарскому Приказу (В. Врангель, 1841).
Заметное повсеместное узаконение лесов как вида земельной собственности началось практически с XVII в. К этому времени относится и ограничение со стороны государства по части пользования лесами. Шли они в трёх направлениях: ограничений и запретов, принудительных работ в лесах, обязательной службы по охране лесов в порядке трудовой повинности. Промысел в казённых лесах, в частности, бортничество, составляли оброчные статьи и отдавались в содержание на неопределённое время, а если арендатор содержать их не хотел, то мог подыскать себе замену или сдать угодье в оброк. В таком же порядке «Соборным уложением 1649 года» предусматривалось пользование сенокосами и водоёмами для рыбной ловли в казённых лесах. Лес же, как источник получения лесоматериалов, народ в то время считал своей «богом данной» собственностью. Каждый мог брать из него столько, насколько сил хватит (Бобров, 1990).
Отграничение лесных дач при межевании происходило более по сказкам старожилов, нежели по действительному измерению. Межевание имело целью определение земель для наложения податей (Н.В.Шелгунов, 1857). Качества земли удостоверяли владельцы имений, старожилы и окольные люди. Заключение о количестве земли выводилось по четвертям высеваемой ржи, а площадь лугов – числом копен сена. Лесов же не измеряли сначала вовсе, кроме пашечных; остальные леса клали приблизительно вёрстами (леса повёрстные). В царствование Алексея Михайловича повёрстные леса не мерили, – писали по сказкам. Съёмка же началась только с Петра Великого.
Сохранение в целости межевых границ составляло предмет большой важности, а за порчу межевых признаков, ещё по Русской Правде (времена Ярослава I) назначалось строгое наказание. Межевание производилось на столько совершенно, сколько требовала того необходимость и позволяло знание дела; при межевании имение обходили с образами, а направление линий замечалось и записывалось по разным признакам, попадавшимся на меже. В качестве таких знаков использовали ямы (в них клали уголь, каменья), а отметки линий шли обычно по деревьям.
Вот один из документов освещающий характер межевых действий итого времени. Это полюбовная разъезжая грамота келаря Троице-Сергиева монастыря и старца Чудова монастыря от 26 августа 1512г по разграничению Троицкой земли села Петровского деревни Залужной с чудовской землёй села Душёнова деревни Коведяевской. В ней, в частности, находятся следующие строки: «…от Залужные паточины от старые ямы старою межёю вверхъ къ ели на грань да и на яму, да на другую ель, а на неи грань да яма, да на третью ель на грань же да и на ямы, а от ели по старым гранем да по ямам, да поперег Демкинского болота по старои меже да и по гранем, да из Демкинского болота вышед на зеленои дуб, а на нём грань да и ямы, а от зеленого дуба на ул к Ротасовскому поля, да возле лощину, а от лощины на подсуховатои дуб, а на нём грань да и ямы, а от подсуховатого дуба по старои меже по гранем да и по ямам до Котельниковского болота» (Акты Русского государства 1505-1526гг).
Хотя в конце XVII столетия лесов было ещё много, только Пётр I придал лесному управлению самый строгий запретительный характер. Такое направление лесного законодательства было прямым следствием созданной Петром Великим идеи воссоздания российского флота и важности лесов для кораблестроения.
Истоки русского кораблестроения относятся к I-му тысячелетию нашей эры: в Балтийских водах плавали на ладьях варяги славянского племени ободритов (к ним относится и сам Рюрик); в 860г славяне из Киева совершили поход на Константинополь идя из Днепра по морю на 300 кораблях, в 907г – на Византию направилось 2000 кораблей, а в 941г в походе кн. Игоря на Царьград участвовало 10000 кораблей; в XVI. при Иване Грозном Белое море бороздили суда, выстроенные в Вологде, а затем и в Архангельске.
По Н.В.Шелгунову (1857) начало нашего кораблестроения с целью создания военного флота принадлежит Алексею Михайловичу: именно тогда Ордын-Нащокин впервые завёл флот на р. Западной Двине. Флот этот, однако, по Кардисскому миру был уничтожен. Впоследствии Государь задумал утроить флот для Каспийского моря и в 1667году в с. Дединове Коломенского уезда приступил к постройке судов. К весне 1669г были готовы трёхмачтовый корабль «Орёл» и одномачтовая яхта. Кроме Дединова суда строились и в Астрахани. Корабль «Орёл» был сожжён разбойным Стенькой Разиным. На этом в допетровскую эпоху приостановились серьёзные попытки в устройстве флота.
В Европейской части России в средние века собственность на лесные земли возникает почти одновременно с собственностью на пахотные земли, по крайней мере, номинально. Разного рода ограничения и запреты, однако, не касались рубок леса, они относились к охоте, пастьбе скота, сбору подстилки и пр.
В царствование царя-охотника Алексея Михайловича (1645-1672гг.) было принято 67 указов об охоте. В них говорилось о сроках охоты, о запретных зонах, в частности, для царской охоты, о всеобщей регалии (исключительное право охоты царя на некоторые виды), о нарушениях правил охоты и наказаниях за это, о ясаке, пошлинах, сборах и пр. Окончательное юридическое оформление феодально-государственной собственности на леса в России получило место, по-видимому, лишь в «Уложении царя Алексея Михайловича в 1648г.» (ст. 220-225, главы «Уложения 1648г.», ПСЗ, т. I.)
Два обстоятельства определили заботу царя о сохранности охотничьих угодий русской земли. Во-первых, к XVII столетию наметилось их истощение, по крайней мере в окрестностях Москвы. Так, в записи 1653 г. был отмечен вывоз за границу из Архангельска (единственного морского порта для сношений России с внешним миром в то время) шкурок: белок—355950, соболей —23160, лисиц — 15970, куниц — 14 400, норок 11480, горностая - 11 520, а всего 432 480 шт, т.е. почти 0,5 млн шт. в год. Чтобы приостановить хищническое истребление животных, возникла потребность в элементарной охране охотничьих угодий. Во-вторых, сам царь был страстным любителем «охотничьих утех». В Уложении Алексея Михайловича (1649) встречаются уже разные наименования лесов: 1) вотчинные — леса родовых имений частных лиц; 2) поместные — леса в имениях, которые раздаривались от государя частным лицам за службу, владение ими ограничивалось временем службы или было пожизненным; 3) общие и въезжие леса, в которых право собственности или право пользования было разделено между несколькими владельцами; 4) повёрстные леса, принадлежавшие собственно казне, их всякий имел право расчищать под пашни и сенокосы. Из всех указов Алексея Михайловича об использовании природных богатств лишь только один, по-видимому, касался охраны не животных, а леса — указ 1649 г. «О сбережении заповедного леса в Рязанском уезде» (Ул., 502). Аналогичные указы издавались и после Алексея Михайловича до начала единоличного царствования Петра I.