Виктор смотрел с удивлением: найденное существо с трудом напоминало кошку

Виктор возвращался из поликлиники, где ему сказали, что с сердцем всё в порядке, но за давлением следите, товарищ Громов, вам пятьдесят два, а не двадцать пять.
Виктор шёл и думал, что да, конечно, не двадцать пять. И даже не тридцать пять, когда он ещё колесил по всей стране на своей фуре, и казалось, что впереди только дорога, бесконечная, как сама жизнь.
А теперь только гаражи на окраине микрорайона. Только поликлиника. Только Марина, которая ждёт дома с этим её фирменным лицом: Опять задержался? Где был? Что делал?
И вдруг он увидел, как у крайнего гаража что-то шевелится. Еле-еле. Едва заметно.
Виктор остановился. Посмотрел по сторонам никого. До дома ещё минут десять. Марина ждёт. А тут непонятно что. Он сделал шаг ближе. Ещё один. Присел на корточки.
И только тогда разглядел: это была кошка. Наверное. Когда-то. Сейчас это существо с трудом напоминало кошку. Свалявшаяся шерсть висела клочьями. Рёбра торчали, как прутья. А глаз почти не было видно только гнойные щёлочки.
Твою мать, выдохнул Виктор.
Существо издало еле слышный звук. И Виктор понял: это не просто кошка. Это кошка, которая умирает.
Он поднялся. Поправил сумку на плече. Пошёл дальше. Потом побежал.
Ему нужно было полотенце. Виктор рылся в шкафу в прихожей, разбрасывая вещи, которые Марина всегда складывала в идеальном порядке. Вот оно старое, застиранное, с выцветшим рисунком дельфинов.
Он выскочил из квартиры, даже не закрыв дверь. Сбежал по лестнице. Чересчур быстро для его возраста и его сердца, которое, может, и в порядке, но всё же.
Гаражи. Жива ещё?
Виктор подбежал, тяжело дыша. Кошка, или что там от неё осталось, лежала в той же позе. Только глаза были открыты.
Ну что, малохольная, пробормотал Виктор, расстилая полотенце на земле рядом с кошкой. Сейчас мы тебя.
Он осторожно подсунул руки под тельце. Боже, какая лёгкая. Будто не кошка, а тень от кошки. Она не сопротивлялась, только чуть дёрнулась, когда он поднял её. И по дельфинам на полотенце тут же растеклись какие-то тёмные пятна. Кровь? Гной? Он не стал думать.
Ну, поехали, сказал Виктор, заворачивая кошку, как сверток.
Обратно он шёл медленно, боясь потревожить кошку лишним движением. Боясь причинить боль. Понимая, что она и так сплошная боль, от хвоста до кончиков полуоблезших ушей.
Пятый этаж. Дверь всё ещё открыта слава богу. Марина бы его убила, если бы увидела, что он выбежал, оставив квартиру нараспашку.
Марина!Её туфли стояли в прихожей. Значит, дома. Виктор замер, прижимая свёрток к груди. Он совсем не подумал о том, как объяснить ей всё это.
Витя? Это ты? голос из кухни. Где ты был так долго? Я уже суп разогрела.
Виктор облизнул сухие губы.
Да, я сейчас.
Он прокрался в ванную, осторожно положил свёрток на пол. Кошка не шевелилась, только дышала часто, поверхностно.
Витя! Ты где застрял? голос Марины звучал уже раздражённо.
Виктор выглянул из ванной. Марина стояла в дверях кухни, вытирая руки полотенцем.
Марин, начал он, не зная, как объяснить. Там такое дело.
Она прищурилась. Посмотрела на его руки грязные, с кровавыми царапинами, хотя кошка даже не сопротивлялась.
Что у тебя там? она шагнула к ванной.
Виктор не успел остановить её. Марина заглянула внутрь, и её лицо словно окаменело.
Это что ещё за грязь? тихо, с ледяным спокойствием спросила она. Ты с ума сошёл?
Виктор смотрел на неё, подбирая слова. И не находил никаких.
Она умирала, только и сказал он. У гаражей. Я не мог просто...
Не мог просто пройти мимо? Марина повысила голос. А мог просто притащить в дом заразу? Блох? Господи, у неё же гной из глаз течёт!
Она была права. В том-то и дело, что права. Кошка действительно протекала на полотенце. На кафельный пол ванной уже начали капать какие-то жидкости.
Я её отмою, упрямо сказал Виктор. Сейчас. Потом к ветеринару.
Марина расхохоталась. Без улыбки. С этим её лающим смехом, который он так ненавидел.
Ветеринару? На что? На наши последние деньги? У нас кредит за твою операцию ещё не выплачен! У нас Алинка с Мишей в выходные в гости приедут! С детьми! А ты притащил блохастую, неизвестно чем больную кошку?!
Она кричала всё громче. И в этом крике Виктор словно услышал все их пять лет. Упрёки. Кредит, да. Его чёртова операция после чёртовой аварии. Её вечное: "Вот я работаю, а ты, а ты..."
Он молча достал телефон. Открыл браузер. "Ветеринарная клиника ближайшая". Нашлась в трёх остановках. Набрал номер, указанный на сайте.
Стоимость первичного приёма? спросил он, не глядя на Марину, которая задохнулась от возмущения и теперь стояла, скрестив руки на груди. А лечение? А стационар? Понятно. Да, спасибо.
Он выключил телефон. Сунул в карман. Поднял глаза на Марину.
Дорого, честно сказал он. Очень. Но я справлюсь.
Ты? она презрительно фыркнула. Ты не справился со своей жизнью. Не справился с работой. Не справился со счетами за лечение. А теперь вдруг справишься с умирающей кошкой? За мой счёт? А может, хватит быть спасателем-неумёхой?
Каждое слово било, как молотком по гвоздю. В самое темечко. В самую правду.
Виктор развернулся к ванной. Осторожно отодвинул полотенце, открывая изуродованную морду кошки. Заглянул в мутные глаза.
Я сам за неё заплачу, тихо сказал он. Продам часы.
Часы? Марина задохнулась. Которые ты берёг как зеницу ока? Которые даже мне не давал надеть? Из-за какой-то, какой-то...
Она задохнулась от возмущения.
А Виктор вдруг улыбнулся.
Да, сказал он. Из-за какой-то. Живой. А всё остальное неважно.
Кошка слабо шевельнулась под его рукой. Издала еле слышный звук не мяуканье даже, а что-то вроде вздоха. Но в этом вздохе было больше жизни, чем во всём, что его окружало последние пять лет.
Виктор смотрел на кошку, которую уже отмыл под слабой струёй теплой воды. Она почти не сопротивлялась. Только пару раз слабо дёрнулась, когда он отдирал присохшие к ранам клочья шерсти.
Марина ушла на кухню. Демонстративно громко загремела посудой. Потом затихла. Виктор знал она там сидит, курит одну за одной свои тонкие сигареты.
Кошка оказалась рыжей? Или серой? Трудно было понять. Но определённо худой. И определённо сильно побитой жизнью. Почти так же, как он сам.
Виктор бережно завернул её в чистое полотенце. Поднял на руки всё такая же лёгкая, будто наполненная не плотью, а воздухом. И понёс в комнату. Устроил на диване, который Марина недавно обтянула новым, дорогущим чехлом.
Только попробуй испачкать! раздался голос с кухни. Марина стояла в дверях, бледная от ярости.
Виктор молча отнёс кошку на балкон. Нашёл старую коробку из-под обуви, застелил какой-то ветошью.
Вот так, тихо сказал он, поглаживая кошку по мокрой голове. Вот так, малышка.
Она смотрела на него этими мутными глазами. И в них было что-то отдалённо знакомое. То же, что он каждое утро видел в зеркале. Одиночество. Усталость. И нежелание сдаваться.
В ветклинику её надо, сказал он сам себе. Не потяну один.
Марина всё ещё стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди.
Ты что, серьёзно? голос, полный презрения. Из-за какой-то шелудивой кошки столько шума? Сдай её в приют для животных и забудь.
Виктор поднял глаза.
В приюте её усыпят, сказал он тихо. Слишком больная. Дорого лечить. Невыгодно.
Ну и правильно! Марина сделала шаг в комнату. Слишком больных и надо усыплять! Это естественный отбор! Чтобы не мучились! Не мучили окружающих! Не тянули деньги!
Она осеклась, глядя на его лицо, на котором что-то изменилось. Что-то дрогнуло. Будто треснуло стекло.
А меня? так же тихо спросил он. Меня тоже было бы правильно? После аварии? Тоже усыпить? Дешевле обошлось бы, да?
Марина побелела.
Ты совсем рехнулся? прошипела она. Я тебя на ноги поставила! Я с тобой нянчилась, когда ты памперсы пачкал! Я на трёх работах пахала! И теперь я это слышу?!
Каждое "я" било, как плеть. Каждая фраза была правдой. И каждая ложью. Потому что не для него она это делала. Для себя. Чтобы сказать потом: должен. Всегда должен. До конца дней.
Ты не спас меня, когда я лежала с температурой сорок а теперь спасаешь умирающую кошку? в глазах Марины блестели слёзы злости. Ты кто вообще для меня после этого? Для нас?
Для нас. Их так называемая семья возникла пять лет назад, когда он вернулся из больницы без работы, без денег, без особых перспектив. И она соседка по лестничной клетке вдруг предложила: я помогу. Временно поживу у тебя. Я медсестра, я знаю, как обращаться с послеоперационными больными.
А потом стало удобно. И постепенно всё переплелось, стало общим. И уже не разорвать, не распутать.
Кошка вдруг слабо мяукнула. Первый звук за всё время.
Молчи, тварь! Марина схватила с кухни что-то Виктор даже не понял, что именно. Тряпку? Полотенце? и швырнула в кошку. Сдохни, зараза!
Марина кинулась в спальню. Стук, грохот, хлопанье шкафа. Она собирала вещи. Свои. Дорогие. Брендовые.
Дверь спальни распахнулась. Марина вышла с двумя огромными чемоданами.
Ты ещё и ржёшь?! она уже не сдерживалась, кричала во весь голос. Катись ты... да катись ты... к чёртовой матери!
Виктор продолжал улыбаться. Странное спокойствие разливалось внутри будто и не было этих пяти лет, больницы, беспомощности, вечной благодарности-приправленной-виной.
Я никуда не качусь, сказал он, осторожно поглаживая кошку по мокрой голове. Это моя квартира. Я её купил на деньги от продажи фуры. Ещё до аварии.
Марина застыла, глядя на него, как на сумасшедшего. Эту карту он не разыгрывал ни разу за пять лет.
А ты, он сглотнул. Спасибо, что была рядом. Правда. Но, может, пора перестать напоминать друг другу, кто кому сколько должен?
Она смотрела на него, беззвучно открывая и закрывая рот. Потом выпрямилась. Вытерла тушь с лица.
Хорошо, ледяным тоном произнесла она. Значит, так. Живи с ней. она кивнула на кошку. Посмотрим, надолго ли тебя хватит!
Хлопнула входная дверь. Так громко, что стёкла задребезжали. Виктор смотрел на закрытую дверь, не чувствуя ни боли, ни сожаления. Только странную лёгкость. Будто камень с души.
А потом в комнате повисла тишина. Настоящая. Он медленно опустился на диван, потирая виски. Затылок немного ныл как всегда, когда он нервничал. Последствия травмы.
И вдруг что-то тёплое коснулось его руки. Кошка. Она каким-то чудом выбралась из своей коробки, доползла до дивана, с трудом забралась на него и теперь тыкалась мордой в его ладонь.
Ну что, прошептал Виктор, глядя в мутные глаза, в которых теперь плескалось что-то новое, остались мы с тобой, да? Вдвоём. Зато по-честному.
Кошка закрыла глаза и легла, положив голову ему на ногу. И впервые за долгое, очень долгое время Виктор почувствовал, что не один.
Месяц. Целый месяц новой жизни. Виктор сидел на подоконнике, который специально переоборудовал с подушками, с маленьким пледом. Рядом лежала она. Луна. Так он её назвал в ту ночь, когда Марина ушла. Потому что она светила ему в темноте своими глазами, которые оказались невероятно зелёными, когда гной сошёл.
Шерсть ещё не отросла полностью. Проплешины на боках и спине делали её похожей на потрёпанную игрушку. Задняя лапа так и осталась кривой ветеринар сказал, перелом давно сросся неправильно, теперь уже не исправить. Но она была живой. По-настоящему живой.
У неё гипертиреоз, сказал тогда врач. И почки не очень. Надежды мало. Но давайте попробуем.
И они пробовали. Ежедневно специальный корм. Еженедельно капельницы. Дорого. Безумно дорого. Но Виктор справлялся. Подрабатывал в автосервисе, чинил по старой памяти груженые буксы. И продал отцовские часы. Те самые, которые берёг пуще глаза.
А потом вдруг позвонила Нина. Бывшая жена. С которой не разговаривал лет семь.
Говорят, ты теперь с кошкой живёшь? в её голосе звучала усмешка. Марина всем уши прожужжала, какой ты неблагодарный.
Виктор улыбнулся, глядя на Луну, которая вылизывала лапу с таким сосредоточенным видом, будто это была самая важная работа на свете.
С живым существом, ответил он. А это уже прогресс.
В трубке повисла тишина. А потом неожиданно тёплый смех.
Знаешь, сказала Нина. Я, кажется, соскучилась по твоему чувству юмора. Может кофе как-нибудь? Просто поболтать.
Виктор перевёл взгляд с телефона на кошку, которая перестала вылизываться и теперь смотрела на него немигающим взглядом. Будто спрашивала: ну что? Что ты решишь?
Давай, неожиданно для себя ответил он. Только у меня теперь особый режим. Луне нужны таблетки строго по часам.
Луне? в голосе Нины звучала улыбка. Красивое имя. Приходи с ней, если хочешь. Я не против. У меня сад сейчас. Цветёт всё. Ей понравится.
Виктор смотрел на город за окном. На хмурое апрельское небо, на редкие звёзды. На жизнь, которая почему-то вдруг снова обрела смысл.
Я подумаю, сказал он, поглаживая Луну по голове. Спасибо.
А потом улыбнулся. Кошке. Себе. И ещё чему-то чему сам не мог дать названия.
Котофеня(с)