ДЕКАБРЬ 1941:
30.12.41: В статье, опубликованной в германском журнале «Дас Рейх», Геббельс обрушивается с угрозами и руганью по адресу немцев, жалующихся на трудности, которые им приходится переносить. По словам Геббельса, только солдаты имеют право говорить о трудностях и жертвах. «Немецкие солдаты в России, — пишет Геббельс, — подчас воюют за самое свое существование против снега, льда и вьюг, против самых страшных противников. Иногда они остаются совершенно без еды, иногда нехватает боеприпасов. В течение шести месяцев они лишены всяких связей с внешним миром. Они не слышат радио, у них нет газет и часто они целыми месяцами дожидаются писем». ("Красная звезда", СССР)
25.12.41: Москва была очередной и очень важной приманкой. Офицеры все время подбадривали солдат, они им внушали, что со взятием Москвы наступит конец войны, что советское правительство должно капитулировать, и тогда солдаты получат отпуска. Им обещали предоставить в Москве хорошие, теплые квартиры, отдых. Солдаты с нетерпением ожидали, когда можно будет всласть пожить в Москве, пограбить магазины и квартиры.
Так, солдат Ксиман из «СС» писал своей жене в Мюнхен 3 декабря: «В настоящее время мы находимся в 30 километрах от Москвы. Когда выходишь из дому, можно видеть издали некоторые башни Москвы. Скоро кольцо сомкнётся, тогда мы займем роскошные зимние квартиры, и я пришлю тебе такие московские подарки, что тетка Минна лопнет от зависти».
Обер-ефрейтор Адольф Губер писал 30 ноября своей жене: «Несмотря на холод, снег и лед, наш поход продолжается дальше по указанному пути. Мы, пехотинцы, находимся сегодня на расстоянии 35 километров от Москвы. Продолжится еще недолго, последнее сопротивление русских преодолеем, и достигнута будет победа. Русские заплатят нам тогда за все!..»
Неизвестный солдат писал своей жене Анне Готер 1 декабря: «Нам остались 30 километров до Москвы, мы возьмем ее, и тогда нас отпустят, и ты получишь свое меховое пальто». ("Красная звезда", СССР)
21.12.41: Обовшивевшие солдаты гитлеровской грабьармии под ударами Красной Армии быстро растрачивают свой воинственный пыл. В письмах, найденных за последнее время у убитых немецких солдат, уже не встречаются хвастливые заявления о скорой победе. Теперь в них преобладают нытье, жалобы на тяжелую участь.
Убитый немецкий солдат Вольф Вернер в неотправленном письме некоей Лизабет Луту писал незадолго до смерти: «Наши условия описать невозможно... ужасные вши сведут когда-нибудь с ума».
Солдат Шульц Штельмахер пишет на родину: «Рождество мы должны провести здесь, мучаясь от вшей».
Немецкий солдат Вальтер Рейнгольд получил письмо от родных из Вейде. В нём говорится: «То, что вас скоро заедят насекомые, совсем нехорошо. Ты хотел иметь гребень, но сейчас гребней нет, так как у нас снова многих призвали и те все закупили». ("Красная звезда", СССР)
05.12.41: Во время разгрома под Ростовом-на-Дону немецкой дивизии СС «Викинг» нашими частями захвачено большое количество не отправленных писем солдат из полка «Нордланд». Письма говорят о том, что даже отборные гитлеровские головорезы крайне изнурены и жаждут скорейшего возвращения домой. Солдат Карл пишет домой: «...Если бы нам удалось теперь выбраться из России, то для нас не было бы большей радости, потому что пребывание здесь это — самоубийство». Вилли Франц жалуется: «...В России очень холодно, все мы замерзаем. Наша дивизия находится здесь уже 16 дней. Все это время мы голодаем — нечего есть. Нам ничего не доставляют. Еще несколько слов о мучениях, которые причиняют нам вши. Мое тело покрылось ранами. Скорей бы домой». Солдат Келлер пишет: «...У нас у всех одна мысль, один пароль — домой, в Германию». Лейтенант Гетлих в своем письме родным признает, что он ошибся. Гетлих надеялся, что война скоро кончится, но сейчас он убедился, что «борьба будет очень упорной и жестокой». Унтер-офицер Бойме в своем письме описывает один из многих фронтовых дней: «...Сегодня у нас ад. Это продолжается уже три дня. Русские стреляют днем и ночью. Они отличаются невиданным упорством, каждую минуту мы ожидаем смерти». (Совинформбюро)
НОЯБРЬ 1941:
21.11.41: У немецких солдат, захваченных в плен на Можайском направлении фронта, найдены письма, которые они не успели отправить. Солдат Симон Баумер пишет домой: «Мы находимся в 100 километрах от Москвы, но это нам стоило огромных жертв... Будут еще жестокие бои, и многие еще погибнут. Русские оказывают очень сильное сопротивление. Если война продлится еще полгода — мы пропали». Солдат Рудольф Рупп сообщает матери: «Бои идут жестокие и кровопролитные, так как русские яростно защищаются. Многие из нас никогда не увидят больше родины». Ефрейтор Отто Cалфингер в своем письме к родителям жалуется на неимоверные лишения и страдания, которые он переносит, и заключает: «...До Москвы осталось очень немного. И все-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от нее... Мы уже свыше месяца топчемся на одном месте. Сколько за это время легло наших солдат! А если собрать трупы всех убитых немцев в этой войне и положить их плечом к плечу, то эта бесконечная лента протянется, может быть, до самого Берлина. Мы шагаем по немецким трупам и оставляем в снежных сугробах своих раненых. О них никто не думает. Раненый — это балласт. Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди; завтра мы станем трупами, и нас также раздавят орудия и гусеницы». (Совинформбюро)
11.11.41: В кармане немецкого солдата было найдено письмо от его отца. Он писал: «Не понимаю тебя, Ганс. Ты пишешь, что на Украине вас ненавидят, стреляют из-за каждого куста. Надо хорошо oб’яснить этим скотам, ведь вы их освобождаете от большевиков, может быть, они вас не поняли». ("Правда", СССР)
29.10.41: Письмо, найденное у лейтенанта Гафна: «Куда проще было в Париже. Помнишь ли ты эти медовые дни? Русские оказались чертовками, приходится связывать. Сперва эта возня мне нравилась, но теперь, когда я весь исцарапан и искусан, я поступаю проще — пистолет у виска, это охлаждает пыл.
Между нами здесь произошла неслыханная в других местах история: русская девчонка взорвала себя и обер-лейтенанта Гросс. Мы теперь раздеваем донага, обыск, а потом... После чего они бесследно исчезают в лагере».
Письмо солдата Гейнца Мюллера: «Герта, милая и дорогая, я пишу тебе последнее письмо. Больше ты от меня ничего не получишь. Я проклинаю день, когда родился немцем. Я потрясен картинами жизни нашей армии в России. Разврат, грабеж, насилие, убийства, убийства и убийства. Истреблены старики, женщины, дети. Убивают просто так. Вот почему русские защищаются так безумно и храбро.
Мы хотим истребить целый народ, но это фантазия, это не осуществится. Наши потери гигантские. Войну мы уже сейчас проиграли. Мы можем взять еще один, два больших города, но русские нас уничтожат, разгромят. Я против всего этого! Через два часа нас бросают в бой. Если я уцелею от русских пуль и снарядов, я с моим настроением погибну от немецкой пули. Прощай, Герта! ("Красная звезда", СССР)
СЕНТЯБРЬ 1941:
23.09.41: Ад'ютант генерала Гудериана лейтенант Горбах был убит в боях возле Погара. В кармане лейтенанта нашли неотправленное письмо. Рядом с пустым бахвальством («через десять дней мы сомкнем кольцо вокруг Москвы в Туле») в письме имеются ценные признания. Лейтенант пишет:
«Вы спрашиваете, какого я мнения о русских. Могу только сказать, что их поведение во время боя непостижимо. Не говоря о настойчивости и хитрости, самое примечательное у них это невероятное упрямство. Я сам видел, как они не двигались с места под сильнейшим артиллерийским огнем. Брешь тотчас заполнялась новыми рядами. Это звучит неправдоподобно, но я это видел часто своими глазами. Это — продукт большевистского воспитания и большевистского мировоззрения. Жизнь отдельного человека для них ничто, они ее презирают»... ("Красная звезда", СССР)
21.09.41: Лейтенант Горбах — штабной офицер при Гудериане — писал еще 21 августа, что скоро он будет в Москве. «Мы сомкнем черев Брянск и Тулу за Москвой последнее кольцо вокруг Советов, — писал Горбах какому-то «господину директору». — Вы будете, очевидно, удивлены, что я вам все так открыто рассказываю. Но это действительно так, и когда Вы получите это письмо, все то, о чем я пишу, станет действительностью».
Действительность жестоко обманула и Горбаха, и «господина директора», и самого Гудериана, оставившего под Брянском до 500 разбитых танков. ("Красная звезда", СССР)
11.09.41: О моральном облике фашистской армии свидетельствуют письма и дневники самих солдат фашистской армии... Немецкие офицеры и солдаты цинично сообщают в своих письмах о расстрелах фашистами пленных, об убийствах мирного населения.
Альберт Крейцер писал Рудольфу Крейцеру с фронта из Литвы 29 июня 1941 г.: «Уже после первого столкновения у нас был один убитый и пять раненых. На другой день еще один был убит партизанами, за что мы, впрочем, немедленно расстреляли семерых русских».
Унтер-офицер Ланге (полевая почта 325324) писал Геди Байслер: «Во Львове было настоящее кровопролитие...Точно так же в Тарнополе. Из евреев никто не остался в живых». Ты можешь себе представить, что мы не имели никакого сожаления к ним. То, что еще произошло, — не могу тебе сообщить».
«Наша дивизия не берет больше в плен, а всех, кто попадается к нам в руки, мы расстреливаем, — писал обер-лейтенант Зильберт Кун своей жене Фриде 9 июля 1941 года. — Поверь мне, что расстреливается каждый, кто попадается нам на пути: будь то штатский или солдат, если он только кажется нам подозрительным».
Макс Грубер пишет Карлу Зейтцингер 8 июля 1941 г.: «Ты не можешь себе представить, что здесь происходит. Все, что встречается нам по пути, расстреливается, ибо столько партизан, сколько есть в России, в Польше никогда не было. Можешь себе представить, как мы с ними обходимся: когда мы проезжаем через какую-нибудь русскую деревню и в нас стреляют, мы расстреливаем всю деревню». ("Известия", СССР)
АВГУСТ 1941:
23.08.41: А какие «военные тайны» рассказываются в дневниках гитлеровских вояк? В нашей печати приводилось уже немало образцов этого вида литературы. В записях фашистских солдат и офицеров наглая уверенность в своей «непобедимости» с первых же дней войны уступает место горькому разочарованию, растерянности перед лицом неожиданного сокрушительного отпора со стороны Красной Армии и советского народа. Полнейшей неожиданностью для гитлеровцев оказались мощные удары советской авиации и танков, меткий огонь нашей артиллерии, русский штыковой бой, партизанские пули и гранаты.
Вот, например, дневник убитого на фронте немецкого офицера — командира 2-й разведывательной роты 20-го мотоциклетного стрелкового батальона 20-й танковой дивизии. Уже 4 июля в дневнике записано: «Трудности похода — чудовищны». Далее следуют записи:
«6 июля. Противник отбросил отсюда 59-й пехотный полк. Сильный артиллерийский огонь русских.
8 июля. У нас большие потери убитыми и ранеными...
19 июля. Сегодня во время движения опять русские бомбардировщики. Положение неясное, но критическое.
26 июля. Сегодня целый день наступление русских при сильном артиллерийском огне. Продолжается до ночи. Танки и учебная бригада пришли в последний момент.
27 июля. Весь день артиллерийский огонь. Вечером атака русских танков. Кончено!».
Для автора дневника действительно все было кончено: его застигла красноармейская пуля.
Записи в дневниках солдат и офицеров Гитлера все чаще обнаруживают, что их нервы начинают сдавать, что ужасающие потери немецко-фашистских войск, гибель их лучших полков и дивизий вызывают чувства уныния и обреченности у гитлеровцев. Сильное, сопротивление советских войск и огромные потери фашистов — вот две темы, которые не сходят со страниц дневников гитлеровских солдат и офицеров. ("Правда", СССР)
20.08.41: Фашисты любят сильные ощущения. Книга, театр, кино дают только суррогат переживаний. То ли дело подойти к белорусской колхознице, вырвать у нее из рук младенца, швырнуть его на землю и слушать, медленно кривя рот усмешкой, как баба кричит и кидается к нему, беспомощная и безопасная, словно птица, у которой убили птенца, и под конец, когда до нервов дошли эти вопли наглой бабы, ткнуть ее штыком под левый сосок... Или приволочь с хутора на лесную опушку, где расположились танки для заправки, полтора десятка девушек и женщин, приказать им, - немецкой, с хрипотцой, командой, - раздеться догола, окружить их, засунув руки в карманы, перемигиваясь и отпуская жирные словечки, разобрать их по старшинству и чину, потащить в лес и наслаждаться их отчаянными криками и плачем и потом вперевалку вернуться к своим танкам, закурить и уехать, чтобы впоследствии написать друзьям в Германию открытки о забавном приключении: "Должен тебе признаться, Фриц, эти проклятые девки под конец нам надоели своими воплями и царапаньем...". Колхозники потом нашли их в лесу - у одних были вырезаны груди, разбиты головы, перерезаны горла... ("Красная звезда", СССР)
09.08.41: Солдату Герту Нигше пишет из Дрездена его мать 12 июня: «Сегодня я получила муку... Очень рада была также получить от тебя олифу. Ведь теперь у нас нет масляной краски... Из материала, который ты прислал, я не стану шить себе костюма...».
Фельдфебелю Зигфриду Kpюrepy пишет его невеста Ленхен Штенгер из Деттингена 13 июня: «Шубка стала замечательной, она только была немного грязной, но мама ее вычистила, и теперь она очень хороша... Ботинки маме как раз, как вылитые. И материал на платье совсем хороший. Чулкам я также очень довольна и другим вещам также». Крюгер отвечает своей матери в Деттинген 28 июня: «Очень рад, что ботинки тебе впору, они из Белграда».
Стремясь разжечь темные, низменные инстинкты солдат, германское командование благосклонно относится к мародерству и оказывает грабителям «организационную помощь». Ефрейтор Форстер сообщал 9 июля своей жене в Нейкирх Лаузиц: «Отсюда был отправлен в Германию специальный вагон, и каждый из нас мог послать что-нибудь домой...». ("Правда", СССР)
08.08.41: Почему это происходит? Почему С. С., месяц тому назад кричавшие: «В Москву!», теперь шлют стоим невестам меланхоличные письма? Почему на второй месяц войны против нас немецкие солдаты уже ведут дневники, полные отчаяния, похожие на страницы романа Ремарка? Почему пойманные диверсанты вдруг падают на колени и хнычут, вымаливая жизнь?... Настал час проверки. Палачи и шпики не выдержали экзамена. Человек, привыкший унижать другого, прежде всего труслив — он знает, что и его могут унизить. Он либо стоит с плеткой, либо подставляет плетке свой зад. Отвага наших бойцов рождена любовью к свободной родине, чувством человеческого достоинства, пониманием человеческой солидарности. Гитлеровцы вопили: «Да здравствует война!», а когда дело дошло до настоящей войны, они начали вздыхать. Мы не упивались словом «война», но наши бойцы воюют просто, сурово и серьезно.
А в голове немецкого солдата смутно рождаются первые мысли. Вот письмо солдата Франца: «Анна, я не могу спать, хотя все тело болит от усталости. В сотый раз я спрашиваю себя — кто этого хотел?..» Солдата Франца убили — на листке бледное рыжее пятно. Но скоро другие Францы спросят: «Кто этого хотел?» Может быть, Гитлер призовет тогда на помощь свою гвардию С. С., убийц, воров, растлителей. Но «рыцари чести» предадут вчерашнего кумира. В записной книжке одного убитого С. С. я нашел среди записей о попойках и этапах следующий афоризм: «Вместе грабить, врозь умирать...» ("Правда", СССР)
02.08.41: Особенной самоуверенностью отличались письма ССовцев — отборных, от’явленных фашистских головорезов из охранных отрядов. Один из этих выродков — некто Циге с развязной наглостью писал 23 июня Лие Циге в Штутгарт: «Я полагаю, что война с Россией в 3 недели будет окончена». Он немного ошибся, этот гитлеровский змееныш. Для него «все кончено» было не через «три недели», а намного раньше. От красноармейской пули в бою он получил три аршина вожделенной русской земли, и в Москву попало лишь его письмо — документ отвратительной тупости...
Франц Вейгер, член охранного отряда СС, писал своим друзьям в Пург Шталь, в районе Нидердонау: «Я горжусь тем, что могу участвовать в борьбе с Красной Армией. Вы за меня не бойтесь, со мной ничего не случится...». Он надеялся на легкую прогулку. Красная Армия заткнула ему спесивую глотку.
На «военную прогулку» собрался и старший ефрейтор Эдуард Вилли. В письме, которое так и не было отправлено (полевая почта № 09201), он тоном завоевателя вселенной писал 10 июля: «Я рассчитываю быть в воскресенье в Киеве». Может быть, его предположение оправдалось и ему удалось в назначенный срок попасть в Киев, но, конечно, не в качестве завоевателя, а военнопленного!
Дни сменяются днями. Ряды гитлеровских армий редеют под ударами Красной Армии. И постепенно в письмах кичливый тон начинает спадать. Меж строк слышатся уже тревожные нотки. Ефрейтор Макс Грубер (полевая почта № 00567) в письме к старшему ефрейтору Карлу Лайцингеру с опаской пишет, что их бронетанковая дивизия проходит через сожженные села, что всюду им в спину стреляют партизаны.
Но идиотская самоуверенность еще не сломлена, — он все еще надеется «через 10 дней быть в Москве». Тот же Макс Грубер в письме от 5 июля к брату Сикстусу Грубер в Мюнхен, на Брюдершюлштрассе, 10, вновь обещает через несколько дней взять Москву», после чего, по его мнению, война будет окончена. Фашистский выродок не намерен мешкать, не желает задерживаться на пути в Москву. У него на то весьма серьезные основания. О них он откровенно и горестно повествует своему брату: «В России хуже, чем в Польше. Красть (!) здесь вообще нечего. Во-первых, нет времени, а во-вторых, все сожжено». ("Правда", СССР)
Комментарии 64
Не порезавший палец, боли чужой не поймет.
С уважением ко всем ВАм.