Предыдущая публикация
рок-архив
Джон Лайдон и его «гнилое» прошлое
Джон Лайдон, который в конце 70-х со своей командой Sex Pistols поверг в ужас весь мир, пребывает сегодня в особенно хорошем настроении. Когда журналист RS интересуется, как у него дела, 59-летний певец сухо рычит: «Отлично, ведь я еще жив!»
Вполне достойный ответ, если учесть нашу сегодняшнюю тему разговора. Совсем недавно певец выпустил свои вторые по счету мемуары «Anger Is an Energy: My Life Uncensored» («Злость — это энергия: Моя жизнь без цензуры») — 500-страничный том, рассказывающий о его борьбе с менингитом в детстве (когда он жил в районе лондонского Финсбери-парка) и десятилетиях, проведенных в компании панк-экспериментаторов Рublic Image Ltd., которые уже этой осенью обещают выпустить новую пластинку. И если его предыдущая книга «Rotten: No Irish, No Blacks, No Dogs» («Роттен: Ирландцам, черным и собакам вход воспрещен») 1994 года по большей части фокусировалась на его воспоминаниях о Sex Pistols, то нынешняя работа обещает рассказать читателям обо всей жизни Лайдона, его же (зачастую очень смешными) словами.
«Есть кто-то хоть немного заинтересован в моей биографии, то вот вам полноценное исследование, а не какие-то чужие сплетни или сфабрикованные домыслы», — так Лайдон объясняет причину написания своих новых мемуаров. «Очень неприятно, когда кто-то за тебя переписывает твою жизнь. И это один из главных минусов славы и популярности».
В итоге музыкант решил лично раскрыть все карты и в мельчайших подробностях рассказал о свой жизни — здесь есть и воспоминания о Сиде Вишесе и менеджере Sex Pistols Малкольме Макларене, а также о насыщенных днях, проведенных с PiL. Но, возможно, самым увлекательным в этой книге вам покажется юмор, с которым Лайдон говорит о серьезных вещах и многочисленных жизненных трудностях, которые ему удалось преодолеть.
У вас было сложное детство. Что вам больнее всего вспоминать?
Когда начинаешь терять свою память в семь лет (из-за менингита), это сильно травмирует детскую психику. Потребовались долгие годы, чтобы вернуть ее, но именно тогда во мне зародилось нежелание выслушивать ложь от кого-либо. С того времени и лет до двенадцати я очень сильно зависел от того, что скажут взрослые.
Это похоже на перепрограммирование самого себя…
Да. Не очень круто проводить большую часть детства в раздумьях о том, кто ты такой и что ты из себя представляешь. К счастью, это не превратило меня психа.
Когда ваши родители начали помогать вашей музыкальной карьере?
Ох, им понадобилось немало времени. Я был непослушным мальчишкой. (Смеется.) Сейчас я над этим смеюсь, но тогда были одни страдания. Вначале они меня не понимали: «Джонни, нельзя такое говорить, тебя посадят». (Смеется.) Ну да, меня не раз пытались посадить.
С фактами на руках все делается легче.
Да, однажды меня даже обсуждали в парламенте. Были ли Sex Pistols предателями и изменниками? В свое время я решил немного покопаться в этой истории и обнаружил, что они даже хотели вернуть старый закон, который предусматривал смертную казнь. Было интересно узнать, насколько далеко они готовы зайти в этой войне против меня. Но в то время мне все это казалось забавным. Сейчас люди начали подвергать сомнениям такие вещи, как монархия. Для нас это было важно.
Но вам нравились члены королевской семьи.
Лично у меня не было к ним никаких претензий. Просто сама эта система высасывала из страны все соки. А я решил извлечь из этого собственную выгоду. (Смеется.)
В этом году исполняется 40 лет с того времени, как вы начали заниматься музыкой.
Неужели? Боже. Кажется, все это началось только вчера.
Работая над книгой, вы узнали о себе что-то новое?
Да, я понял, что за все это время особо ничему не научился. Жизнь так коротка, что надо стараться успеть сделать как можно больше. Когда ты уйдешь, ты уйдешь навсегда, и на этом точка. Я использую свои ограниченные возможности по максимуму. И я с юмором отношусь ко всему этому. В том числе и к своим болезням. Я не позволял себе хныкать и жалеть себя. Это ужасно вредно.
Многих может удивить, как легко вы говорите о всех этих вещах.
Да, очень важно перестать рыться в прошлом и просто смириться. Все, что я делаю в музыке сейчас, является частью моей жизни. Я очень рано попал в это течение и никогда не оглядывался назад. Это лучшее, что могло случиться со мной: Sex Pistols были великолепны. Отличное начало. Боже. Споры, ссоры и все такое. Это был реальный ускоренный курс выживания в современном мире.
Есть ли в истории Pistols что-то, о чем вы жалеете или хотели бы изменить?
Нет, потому что делать что-то задним числом не имеет смысла. Все получилось так, как получилось. Я счастлив, что мне была дана возможность самому писать песни. Отбросив всю враждебность и злобу, могу сказать, что наша деятельность меня очень сильно увлекала. Репетиции проходили отлично, но в то же время нам было дико неловко. В силу своей природной скромности я до сих пор ненавижу репетировать.
Каждый с этим борется как может.
Да. То же самое и с концертами. Перед выступлением я хожу злой, как комок нервов. Не могу есть, не могу думать, не могу разговаривать, просто напряжен до предела. Но потом я понял, что боязнь сцены возникает не только у меня. От этого страдает большинство людей. Просто каждый с этим справляется по-своему.
Гитарист Sex Pistols Стив Джонс прозвал вас «Джонни Роттеном» из-за ваших гнилых зубов. И вы позволили этому прилипнуть.
Потому что это было смешно. «Джонни Роттен» — восхитительно! Я не видел в этом никакого оскорбления. Я сказал, что это замечательно.
Но одно время вы не могли использовать это имя.
Да, когда я судился с менеджментом Sex Pistols, они хотели доказать право собственности на мое прозвище. Такое ребяческое поведение было свойственно скорее мне самому. Именно оно придавало нам уникальности. Но в этот раз по-детски повел себя менеджмент. Грустная штука — иногда взрослые обижают детей, а не наоборот.
А как Сид отнесся к кому, что вы назвали его в честь своего хомяка?
Он подумал, что это очень смешно. Просто мы такие люди. (Смеется.) Ты не воспринимаешь такие вещи слишком серьезно. Не было никакого стремления к величию. Если бы кто-то из нас относился к названию нашей группы слишком серьезно, он бы не смог с нами работать. Ведь это самое идиотское название, какое только можно придумать!
Но оно было лучше прежнего («QT Jones And His Sex Pistols»).
Да. Sex Pistols было нелепым названием, но оно стало для нас отправной точкой. Я подумал: «Хорошо. Я не собираюсь писать никаких любовных песен! Это Sex Pistols!»
В песне «Seventeen» есть момент, где вы поете: «Я ленивый Сид!» Таким способом вы решили подшутить над ним?
Да, и это абсолютная правда: Сид был очень ленивым. Он никогда не следовал правилам англосаксонской протестантской трудовой этики. Он никогда ни чему не учился. И по большему счету, все люди (например, Лемми из Motörhead, который научил его играть на басу) вам это подтвердят: в плане музыки у него не было никаких талантов. Мне самому интересно, почему я привел его в группу. Наверное, здесь был элемент саморазрушения. Но знаете, я сам не замечал за собой никаких талантов, пока не начал играть. И я подумал: «Вот как это работает. Ты тоже найдешь свой путь». Он очень точно уловил наше настроение.
По какой черте его характера вы скучаете больше всего?
По его юмору. Он был очень веселым, саркастичным. Он любил пародировать людей. При помощи этого трюка он мог заткнуть любого: у него действительно очень хорошо получалось. Но все это стало исчезать, когда в его жизнь вошли наркотики. Его прежняя личность исчезла и уступила место эгоистичному ублюдку, вечно искавшему наркоту.
В книге вы сравниваете его наркозависимость с одержимостью зомби.
Да, именно такое впечатление на меня производят героиновые наркоманы. Я абсолютно этого не понимаю. Этот наркотик полностью убивает в человеке страсть.
Вы пытались бороться с его зависимостью?
Пытались, да. Но было очень сложно, так как его мать тоже была наркоманкой. Как будто это было ему предначертано. Хотя в детстве он наблюдал за матерью и в глубине души понимал, что все это неправильно. Думаю, его захватил страх. Но я не очень понимал, как научить его справляться со страхом, избавить от низкой самооценки и неуверенности в себе, так как сам страдал от всего этого. Это было не лучшее время для нас обоих.
Как вам удалось преодолеть свои страхи?
В то время мы находились под ужасным давлением. Нас постоянно склоняли в прессе, анализировали наше поведение, и зачастую ошибочно. Очень много ненависти было вылито в печать, и в какой-то момент все это вышло из под контроля. Мы ни от кого не ждали поддержки, только от самих себя. Но и это не очень хорошо работало. Мне всегда казалось, что наш менеджмент хочет стравить нас друг с другом. В итоге мои опасения подтвердились.
Вы пишете, что Мик Джаггер активно помогал Сиду, когда его обвинили в убийстве.
Он предложил своего адвоката, всячески пытался помогать, и делал все это очень тихо, за что я его безумно уважаю. У него доброе сердце. Под всей его внешней манерностью скрывается настоящая сильная личность.
На последнем концерте Pistols вы сказали: «Вы когда-нибудь чувствовали, что вас предали?» По вашему мнению, группа изменила своим изначальным принципам.
Да, и это заявление было непосредственно направлено к нашему менеджменту. Группа распадалась на части. У нас со Стивом и Полом не было никакого общения. Они просто не разговаривали со мной. Сид находился в своем мире, а Малкольм на все закрывал глаза. И с каждым днем все становилось только хуже. Я чувствовал себя очень одиноко во время того американского тура. Но мне нравились песни и мне нравилось быть на сцене. Просто они не хотели работать как следует.
В то время остальные участники группы не были заинтересованы в твоей новой песне «Religion», которую ты записал вместе с PiL?
Ну, я не могу винить их за это. У них не было в этом плане никакого опыта. (Смеется.) И было очевидно, что я буду продолжать делать что-то новое на новой площадке. Все это понимали, но, мне кажется, распались мы по другой причине. Это было не наше решение. У нас забрали группу, и все просто развалилось. Очень печально. И вот почему много лет спустя мы могли бы делать что-то вместе, но при этом я всегда знал, что никогда не напишу для них новых песен. В какой-то момент я это бросил, и пути назад уже не было. Я просто должен был двигаться дальше.
Это очень странно. Сейчас мы отлично ладим с Полом. Теперь, когда мы не работаем вместе, мы можем быть друзьями. (Смеется.) И теперь его дружба для меня важнее, чем какое-либо совместное творчество.
В книге вы пишете, что пытались продолжать общение с ним после последнего тура Pistols, но безуспешно.
Нет. Мы общались и после этого. Мы до сих пор спорим о дизайне нашего мерча, о том, что должно быть изображено на лицевой стороне футболки. (Смеется.) Я не хочу закончить как группа Kiss, поддельные футболки которой продаются на всех курортах. Бесконечные ужасные подделки.
Какие цели вы преследовали с PiL?
Я хотел прекратить атаки на различные институции, что, собственно, было моей основной обязанностью в Pistols. Мне захотелось просто поэкспериментировать с собственной головой. Ведь ты не сможешь изменить мир, пока не изменишься сам. Так что это было моей главной амбицией. Звучит как утопия, но именно на этой идее и строилось творчество PiL.
Я хотел толкать людей на риски. Мы не были ограничены в структуре. В Pistols мы сочиняли песни по схеме «куплет-припев-куплет-припев-конец». Кратко и прямолинейно. В PiL в этом плане у нас не было никаких ограничений. Ограничением было то, что в итоге нам приходилось презентовать звукозаписывающей компании 20-минутные треки на тройном альбоме. Зачастую им было очень сложно принимать это. Но тебе дается лишь один шанс в жизни. Так что идея записывать альбомы вроде «Metal Box» было правильным решением.
Уверен, тогдашнему президенту лейбла Virgin Ричарду Брэнсону пришлась по душе заглавная песня с альбома «Albatross», которая длилась 10 минут.
(Смеется.) Очень сомневаюсь в этом. Хотя, возможно, вы и правы, так как после нас он подписал еще ряд групп, которые звучали как PiL и стали нашими последователями. Голову хотят отрубить лишь тому, кто пробивает ворота первым, верно? Но в моем случает эта гильотина была полезным опытом, как и все остальные вещи в жизни.
Вы записали альбом «Death Disco» для своей матери, когда она умирала от рака. В книге вы пишете, что сыграли ей его целиком, но не уточняете, какова была ее реакция.
Ее это очень сильно тронуло. И хоть она никогда не слышала ничего подобного, она все равно понимала, как я страдаю, наблюдая за ней и не имея возможности сказать: «Ты скоро умрешь». Мне было очень сложно исполнять эти песни живьем. Каждую ночь приходилось совершать над собой усилие, а потом на все это наложилась еще и смерть отца (в 2008-м). Когда оба родителя уходят, ты удивительным образом осознаешь свое одиночество в этом мире. Я очень скучаю по ним, и мне очень жаль, что я так и не успел сказать им многие вещи.
Что вы хотели им сказать?
Это ваша вина! Не моя! (Смеется.) Почему я не родился в богатой семье? Что, черт возьми, это все значит? Меня что, подменили при родах? Я незаконнорожденный наследник короны?
Иронично так.
(Смеется.) Это было бы ужасно смешно!
Вы много рассказываете о вашей жене Норе. В чем секрет крепкого и долгого брака?
В хороших регулярные ссоры. И второе — отсутствие секретов друг от друга. Просто вывали все как есть и положи конец недоразумениям, хоть иногда это бывает ужасно трудно и больно. Впрочем, у нас все ссоры, как правило, заканчиваются смехом. В какой-то момент крик просто перерастает в истерический смех. Ссоры вполне могут быть приятными и бодрящими. Иногда ярость и гнев могут быть очень полезным инструментом.
2015
#интервью #РокСтатьи
Следующая публикация
Нет комментариев