Казалось бы, в более благоприятных условиях оказались музейные коллекции Ленинградских дворцов, эвакуированные в Новосибирск. Здание Оперного театра располагало значительными площадями. Ряд преимуществ давал сам факт нахождения дворцовых коллекций под одной крышей с фондами Третьяковской галереи и другими художественными музеями Москвы — собраниями, имевшими самый высокий статус в советской музейной иерархии. Поэтому здание хранилища было обеспечено круглосуточной военизированной охраной, а влиятельные соседи, прежде всего директор Третьяковский галереи А.И.Замошкин, помогали оперативно решать многочисленные вопросы, связанные с жизнью музеев в эвакуации.
Но и здесь возникали трудности. Одним из неотложных вопросов, от которого зависела сохранность музейных ценностей, стало обеспечение здания топливом. Стояли сибирские морозы до минус 50 градусов, а уголь в Оперный театр завозили с большими перебоями…
Обеспокоенный создавшейся ситуацией Комитет по делам искусств 13 февраля 1942 года обратился в Совет Народных Комиссаров СССР с просьбой «дать указание Начальнику Томской железной дороги тов. Пушкову выделить в течение февраля 50 вагонов для доставки угля из Кузбасса в г. Новосибирск для отопления здания театра и из них 10 вагонов немедленно». Больше недели шло согласование вопроса с Наркоматом путей сообщения.
И неизвестно, как долго продолжалась бы эта история, но в дело вмешался первый секретарь Новосибирского обкома ВКП(б) М.В.Кулагин: музейщики стали получать каждый день вагон угля.
Холод — не единственная проблема, с которой пришлось столкнуться музейным сотрудникам в Новосибирске. В помещениях Оперного театра не хватало влажности, что было губительно для картин. Поддерживали нужный микроклимат своими руками: ставили вёдра с водой, развешивали мокрые простыни…
Основная трудность в обеспечении сохранности музейных ценностей в Новосибирске, как и в других временных хранилищах, заключалась в том, что предметы поступали в упакованном виде. Это предохраняло ценности от механических повреждений, но затрудняло контроль за состоянием экспонатов. Проблема была особенно актуальной для той части музейных коллекций, которые эвакуировались в 4 и 5 очередь: такие экспонаты из Пушкинских музеев попали в Сарапул.
В течение 1942 года в Сарапульском хранилище было вскрыто 100 ящиков с ценностями, в результате были обнаружены заражение плесенью живописи, бой фарфора, механические повреждения мебели, царапины на картинах и т. д. Так же дело обстояло и в Новосибирске. Полная или частичная реставрация повреждённых предметов, их консервация, контроль за состоянием коллекций и профилактика повреждений - эта огромная работа легла на плечи немногочисленных музейных сотрудников, в основном женщин: «Главное здесь - каждодневный изнурительный труд, однообразный и нескончаемый. Надо день за днём делать одно и то же, проветривать, перекладывать, протирать, - дела будничные, с первого взгляда скучные и не такие уж важные - кого волнует судьба какого-нибудь фарфорового сервиза, когда идёт смертельная борьба с врагом».
Музейные сотрудники занимались не только обеспечением сохранности вверенных им ценностей. Едва освоившись на новом месте, они приступили к организации выставок, читали лекции, занимались научными исследованиями. И всё это — на фоне неустроенности быта, скудного пайка, болезней и потери близких, постоянной тревоги о тех, кто остался в Ленинграде или на оккупированной территории. По сравнению с масштабами трагедии, разыгравшейся в блокадном городе, все тяготы жизни в эвакуации воспринимались уже как нечто несущественное…
Эвакуация разделила музейные фонды и музейщиков на Ленинград и «периферию», но, несмотря на временную утрату исторических зданий, разобщённость в пространстве и трудности коммуникации, дворцы-музеи в сознании их хранителей продолжали оставаться единым целым.
Комментарии 2