Подобные образы генеалогически восходят к картинкам на духовном лубке — печатным иллюстрациям с нравоучительными подписями внизу. Некоторые из этих изображений любили в виде икон перерисовывать верующие, особенно старообрядцы. Впрочем, перед ними едва ли молились — такие предметы искусства, скорее всего, использовались для мистического созерцания и размышлений о посмертном существовании. Эта сцена называлась «Бренная жизнь», а ее смысл растолковывался на листке в руках у женщины: «Смертный человек: бойся Того, кто над тобою. Не надейся на то, что пред тобою. Не уйдешь от того, кто за тобою. Не минешь того, что под тобою». Иначе говоря, чтобы войти в мир иной праведником и попасть в рай, а не в ад, требовалось со всем усердием служить Господу (Тому, кто нарисован над главным персонажем), не надеяться на земные богатства (серебро и злато, корона и держава, лежащие на столе перед девицей), не бояться смерти (которая стоит прямо за ней) и гроба (расположенного внизу иконы).

«Бренная жизнь» — аналог западных изображений, называемых «ванитас». Они представляли собой назидательные образы, призывающие зрителя задуматься о вечном. Обычно на таких картинах показывали богатство, власть и красоту, которые, как и всё в мире, бренны и преходящи. Смерть могла пуститься в пляс вместе с епископом или королем, а красивая девушка разделялась пополам: слева было видно молодое тело, а справа — ее же скелет, кишащий трупными червями. Похожие сюжеты возникали и на Руси. К примеру, на лубочных картинках часто можно было встретить изображение черепа со змеей, ползущей через глазницы, увядающими фруктами — своего рода натюрмортом — на переднем плане и крылатыми песочными часами сверху. Все эти символы недолгого земного часа, отведенного человеку, представляли собой попытки переосмыслить европейские аллегории. На поучительной иконе «Египетский царь Птолемей Филадельф с черепом», явно срисованной с западной гравюры XVIII века, правитель опирается рукой на то, что некогда было головой, а за ним стоит сама Смерть. Перед владыкой расположены гроб и увядающий букет, обычные символы бренности мирского на ванитас. Снизу подпись: «Человече, помни смертный час», — а далее дается текст «Придчи о разлученiи души от тѣла». Автором одной из поучительных икон на тему бренности жизни даже называли знаменитого иконописца Симона Ушакова. Здесь изображена та же сцена, что и в первом варианте, но добавилось несколько деталей: русалки на мебели — аллегория соблазнов, рядом с сундучком злата лежат игральные кости и ордена, символизирующие грехи сребролюбия и гордыни, а также писчие принадлежности, знаки тщеславия. В центре вместо женщины стоит молодой мужчина, а надпись сместилась со свитка вниз. Вытянутые в обе стороны руки юноши указывают два пути, по которым может пойти человек: земные богатства и власть — или же духовная стезя, ведущая к смерти презренного тела, но и к перерождению в небесном мире. Мотив выбора между благами земными и горними тоже заимствован из европейской живописи. С XVI века на алтарных панелях во Франции и других странах стали появляться аллегории древа познания добра и зла. Справа от него изображалась Смерть, которая рубит ствол, подтачивая человеческое существование, — символ первородного греха, лишившего нас вечной жизни. За ней в углу прятался изрыгающий огонь змей, дьявол, подначивающий Еву вкусить запретный плод. С противоположной стороны звонит в колокол Иисус: он предупреждает всех христиан о скором Страшном суде (о котором также красноречиво напоминают расположенные сверху часы) и призывает их вести праведную жизнь. За его спиной олицетворение добродетелей. На левой стороне древа крона зеленая, там восседает девушка с нимбом и в скромной одежде, держа в руках вино и еду — символы достатка и райских благ. Рядом с ней летит ангел, воплощение праведности, а юноша услаждает ее слух музыкой и пением.

На правой стороне древа листья отсутствуют, а сидящая там девушка нескромно обнажена и протягивает пустые бокалы и тарелку в надежде на пропитание — это изображение жизни грешника в аду. Бес целится в нее своими стрелами, обозначающими различные грехи. Смерть и помогающий ей демон уже рубят дерево и готовятся его повалить. Иисус, стоящий с противоположной стороны, ударом колокола пытается предупредить людей, чтобы те отринули земные удовольствия и подумали о душе. Точно такой же сюжет появляется на церковной хоругви XVII века в Украине — мы видим всё те же элементы: Христос звонит в колокол, а бес и Смерть пытаются повалить древо человеческой жизни. На переднем плане изображена Богородица, которая заступается за обращающегося к ней с молитвой мирянина. Икона с похожим сюжетом встречалась и на Русском Севере в XVII–XVIII веках, после того как в Новгороде перевели немецкое мистическое стихотворение конца XV столетия — «Двоесловие живота и смерти, сиречь стязание животу со смертью». На образе, вдохновленном этим текстом, мы видим сцену спора: воин-юноша в красном плаще противостоит с саблей в руках костлявому созданию с коробом, полным пыточных орудий, и косой, которой оно держит плененные души, в том числе знатных людей (такой вывод можно сделать по венцам). Слева от центральной сцены находится красота, после смерти тела оплакивающая его, а справа виднеются пирующие праведники и мучающиеся в пещере ада грешники. Над ними в облаках находится Спаситель. Заканчивается сюжет, описанный внизу иконы, победой Смерти над воином Жизнью: «И тако его поверже с коня на землю, дондеже предаст дух свой Богу. Тако сконча воин жизнь свою». Образ храбреца, спорящего со смертью, был отчасти позаимствован народным лубком, где он вошел в сюжет об Анике-воине.

Откуда же у Смерти на последней иконе взялось столько различных инструментов и что они обозначали? Коса была символом скорбной жатвы и гибели человеческой души еще с Античности. Однако в славянской культуре у Костлявой появляется котомка — в нее она складывала дополнительные орудия для пыток грешников. Как минимум с XV века Смерть изображалась с молотками, топорами, пилами, копьями и стрелами, которыми она иногда просто потрясала, а порой — колола и резала всех, кто жил неправедно, после кончины.

Поразительно, но в русской иконографии был не менее распространен образ Смерти с огнестрельным оружием. Кажется, что это анахронизм, однако подобные инструменты убийства появились гораздо раньше, чем принято думать. Китайцы применяли прототипы огнестрельного оружия предположительно уже в X столетии. С XIV века оно распространилось по всей Европе и стало частым атрибутом противников на сакральных изображениях. К примеру, на обложке издания книги Аврелия Августина «О граде Божьем» демон с аркебузой целится в ангела. На иллюстрации показана битва между градом земным и вышним, а также между заклятыми врагами — их основателями, библейскими братьями Каином и Авелем. На гравюре XV века с обложки книги «Небесная сокровищница» ангелы тоже не чураются стрелять из пушек по демонам, атакующим горнюю твердыню. Иными словами, как только открывают огонь люди, то же делают и бесплотные существа.

На Руси на некоторых миниатюрах к Апокалипсису с XVI века появляются образы четвертого всадника с луком, топором, охотничьим рожком и пищалью. Вот так и выглядит русская Смерть.