Автор Денис Владтмирович.

ВЕДЬМЫ НЕ ГОНЯЮТ ДУХОВ.
Мира стояла у плиты, помешивая ложкой в маленьком эмалированном ковше. На кухне пахло травами — терпким шалфеем, чуть сладковатой ромашкой и чем-то ещё, неуловимым, как будто воздух сам по себе хранил память о старых рецептах. Стол был завален стеклянными баночками, пучками сушёных листьев, перевязанных бечёвкой, и старыми жестяными коробками с этикетками, выцветшими от времени. Кухня напоминала лабораторию, но не стерильную, а живую, тёплую, с потёртым деревянным полом и занавесками, которые слегка колыхались от сквозняка. За окном гудел город — далёкий шум машин, редкие голоса прохожих, скрип трамвая на повороте. 2025 год не сделал этот небольшой город тише, но Мира научилась слышать в этом гомоне ритм, как в дыхании спящего человека.
Она отложила ложку и вытерла руки о полотенце, висящее на крючке у раковины. Настойка в ковше начала тихо булькать, и Мира убавила огонь. Её движения были точными, почти механическими, но в них скользила мягкость, как будто она не просто варила травы, а вела с ними беседу. Мира не называла себя ведьмой — это слово казалось ей слишком громким, слишком театральным. Она не верила в ритуалы с горящими свечами и заклинаниями, не искала духов в углах комнат. Её магия была другой — тонкой, почти невидимой. Она чувствовала людей, их внутренние перекосы, как будто в каждом человеке был свой шум, своя мелодия, которая могла сбиться с ритма. Иногда это был лёгкий диссонанс, иногда — оглушительный скрежет, который человек сам не замечал. Мира умела слушать. И помогать.
На столе, среди баночек и ступок, лежала тетрадь. Потрёпанная, с кожаной обложкой, потемневшей от времени. В ней Мира вела записи о клиентах — не для отчётности, а для себя. Имена, даты, обрывочные фразы, которые она подмечала в разговорах. «Анна, 34, боится зеркал после смерти матери». «Игорь, 52, говорит, что слышит шаги в коридоре, но живёт один». «Марина, 19, не может перестать проверять замки». Каждая строчка была как карта, по которой Мира училась ориентироваться в чужих жизнях. Она не лечила, не наставляла — она показывала, где человек оставил дверь открытой, через которую в его жизнь просачивалась тревога.
Мира открыла тетрадь на чистой странице и взяла ручку. Её пальцы, тонкие, с коротко стриженными ногтями, замерли над бумагой. Она не любила спешить с записями — слова должны были прийти сами, как правильный ингредиент для настоя. Но сегодня её отвлёк звук телефона. Старый аппарат, с кнопками, лежал на подоконнике, и его экран мигнул, высветив незнакомый номер. Мира нахмурилась. Новые клиенты редко звонили без предупреждения — обычно их советовали знакомые, или они находили её через сарафанное радио. Она не рекламировала себя, не вела соцсети, не раздавала визитки. Люди приходили, когда были готовы. Или когда уже не могли иначе.
Она сняла трубку и приложила к уху. Голос на другом конце был женский, среднего возраста, с лёгкой дрожью, которую собеседница пыталась скрыть за деловым тоном.
— Здравствуйте, это Мира? Мне вас посоветовала подруга, Катя. Я… мне нужна помощь. Меня зовут Алена.
Мира молчала секунду, вслушиваясь не столько в слова, сколько в интонацию. Голос Алены был как натянутая струна — готовый вот-вот лопнуть, но пока державшийся. Мира знала этот тон. Люди с таким голосом приходили не за ответами, а за возможностью наконец выдохнуть.
— Здравствуйте, Алена, — ответила Мира спокойно, почти шёпотом, чтобы не спугнуть доверие. — Расскажите, что вас беспокоит.
Алена замялась, и Мира услышала, как она делает глубокий вдох, словно собираясь нырнуть в холодную воду.
— В доме… что-то не так. Вещи двигаются. Не сами, конечно, но я нахожу их не там, где оставляла. И в зеркале… я не могу объяснить. Как будто кто-то смотрит. Не я. И сны… я почти не сплю.
Мира кивнула, хотя Алена не могла её видеть. Она уже чувствовала, что случай будет непростым. Не потому, что в словах Алены было что-то необычное — такие истории она слышала десятки раз. Но в её голосе был оттенок, который Мира называла «тяжёлым». Как будто за словами стояло что-то большее, чем просто страх перед тенями. Что-то, что Алена ещё не готова была назвать.
— Хорошо, — сказала Мира, переворачивая страницу в тетради. — Когда вы сможете прийти? Я приму вас завтра, если удобно.
— Завтра подойдёт, — ответила Алена быстро, как будто боялась передумать. — Вечером, часов в шесть?
— Договорились. Адрес я вам напишу.
Мира положила трубку и посмотрела на ковш с настойкой. Пузырьки на поверхности лопались с тихим шипением, и она выключила плиту. В комнате стало тише, только за окном всё ещё гудел город, как далёкий прибой. Она взяла ручку и написала в тетради: «Алена, 40–45, голос с надрывом. Говорит о доме, зеркалах, снах. Тяжёлый случай». Потом отложила ручку и посмотрела на свои руки. Они были спокойными, но внутри что-то шевельнулось — предчувствие, лёгкое, как тень от облака. Мира не любила такие ощущения, но давно научилась с ними работать. Она закрыла тетрадь, убрала ковш с плиты и начала готовиться к завтрашнему дню.
На следующий вечер, ровно в шесть, в дверь постучали. Мира отложила пестик, которым толкла сухие листья в ступке, и пошла открывать. За порогом стояла Алена — женщина лет сорока пяти, с аккуратно убранными в низкий пучок волосами и пальто, застёгнутым на все пуговицы. Её лицо было бледным, но не болезненным, а скорее выцветшим, как будто годы стёрли с него краски. Глаза, тёмные и чуть припухшие, выдавали бессонные ночи. Мира заметила, как Алена крепко сжимает ручку сумки, словно цепляясь за неё, чтобы не потерять равновесие.
— Добрый вечер, — сказала Мира, отступая в сторону. — Проходите, пожалуйста.
Алена кивнула и шагнула внутрь, оглядываясь с осторожностью, как будто ожидая, что помещение выдаст ей какую-то тайну. Мира провела её в комнату, где уже был накрыт стол: простой чайник, две кружки, стеклянная банка с травяным сбором. Свет от настольной лампы падал мягко, создавая островок тепла в полумраке. Мира указала на стул, и Алена села, всё ещё не выпуская сумку из рук.
— Чай будете? — спросила Мира, наливая горячую воду в кружку. Запах мяты и мелиссы поплыл по комнате, ненавязчивый, но успокаивающий.
— Да, спасибо, — ответила Алена, её голос был тише, чем вчера по телефону. Она наконец поставила сумку на пол, но пальцы всё ещё нервно теребили край рукава.
Мира села напротив, взяла свою кружку и посмотрела на гостью. Она не торопила. Люди, приходившие к ней, часто молчали в первые минуты, словно проверяя, можно ли доверять. Алена смотрела в свою кружку, будто там был ответ, который она искала.
— Расскажите, что вас беспокоит, — начала Мира мягко. — Вы упомянули вчера про дом, зеркала, сны. Начнём с того, что вас пугает больше всего.
Алена подняла глаза, и в её взгляде мелькнула смесь стыда и облегчения. Она откашлялась и заговорила, медленно, подбирая слова:
— Это началось пару месяцев назад. Сначала мелочь — я оставляла ключи на столе, а находила их на полке. Или книга, которую я читала, оказывалась в другой комнате. Я думала, рассеянность, возраст. Но потом… — она замялась, сглотнула. — Зеркала. Я смотрю в них, и мне кажется, что там кто-то ещё. Не отражение, а… взгляд. Как будто кто-то стоит за мной. И сны. Каждую ночь одно и то же — тёмный коридор, шаги, но я не вижу, кто идёт. Я просыпаюсь, и сердце колотится, как будто я бежала.
Мира слушала, не перебивая. Она замечала, как Алена сжимает пальцы, как её голос дрожит на слове «взгляд». Это были не просто страхи — в её словах был ритм, который Мира уже научилась распознавать. Тревога, которая не просто живёт в голове, а цепляется за что-то конкретное, как паутина за старую мебель.
— Вы живёте одна? — спросила Мира, отпивая чай.
Алена кивнула, но её взгляд скользнул в сторону, как будто она хотела что-то скрыть.
— Да. Уже год. Мой… бывший муж умер. В прошлом октябре. Мы не жили вместе последние годы, но всё равно… — она замолчала, глядя в кружку.
Мира не стала давить. Она знала, что паузы говорят больше, чем слова. Вместо этого она наблюдала: лёгкий тик в уголке губ Алены, то, как она теребит рукав, как её плечи чуть сгорбились, словно несли невидимый груз. Мира сделала заметку в уме: «Бывший муж. Год назад. Тень в голосе».
— Расскажите о нём, — предложила Мира, её голос был ровным, но с лёгкой нотой, приглашающей к откровенности.
Алена вздохнула, как будто выпускала воздух, который держала слишком долго.
— Олег был… сложным. Он всегда знал, как повернуть слова, чтобы я чувствовала себя виноватой. Даже в мелочах. Если я опаздывала с работы, он мог часами говорить, что я его не уважаю. Если я молчала, он злился, что я холодная. Жить с ним было как ходить по минному полю. Я ушла три года назад, но даже после этого он находил способы напомнить о себе. Звонки, письма, сообщения. А потом он заболел. И умер.
Мира кивнула, делая глоток чая. Она видела, как слова Алены ложатся между ними, тяжёлые, как камни. Это был не просто рассказ — это была исповедь, которую Алена, возможно, не позволяла себе раньше.
— И после его смерти начались эти странности? — уточнила Мира.
— Да. Почти сразу. Я думала, это нервы. Психосоматика, как говорят. Но… — Алена посмотрела на Миру, и в её глазах мелькнула надежда, смешанная со страхом. — Это не просто нервы, правда?
Мира поставила кружку на стол и наклонилась чуть ближе. Её голос стал тише, но твёрже, как будто она хотела, чтобы слова дошли до самой глубины.
— Всё, что тревожит душу, рано или поздно становится телом, — сказала она. — Я не гоняю духов, Алена. Я не вижу призраков и не читаю заклинаний. Но я знаю, что люди оставляют двери открытыми — в своих мыслях, в своих домах. И через эти двери входит то, что их мучает. Давайте попробуем найти, где у вас эта дверь.
Алена посмотрела на неё, и в её взгляде что-то дрогнуло. Не облегчение, но намёк на доверие. Она кивнула, словно соглашаясь на невидимый контракт.
— Что мне делать? — спросила она тихо.
— Для начала я приду к вам домой, — ответила Мира. — Завтра, если вы не против. Посмотрим на ваш дом, на вещи, на зеркала. Иногда пространство говорит больше, чем мы сами.
Алена сглотнула, но кивнула снова. Её пальцы наконец перестали теребить рукав, и она взяла кружку, сделав первый глоток чая. Мира наблюдала за ней, отмечая, как её плечи чуть расслабились. Это был маленький шаг, но шаг вперёд.
— Хорошо, — сказала Алена. — Завтра в семь подойдёт?
— Подойдёт, — ответила Мира, улыбнувшись уголком губ. — Я принесу тетрадь.
Когда Алена ушла, Мира осталась сидеть за столом. Она открыла свою тетрадь и записала: «Алена, 45. Бывший муж, манипулятор, умер год назад. Зеркала, сны, вещи. Дверь открыта в прошлом». Она закрыла тетрадь и посмотрела на пустую кружку Алены. Чай остыл, но запах трав всё ещё витал в воздухе, как напоминание о том, что работа только начинается.
Мира стояла перед дверью квартиры Алены, держа в руках небольшую сумку с тетрадью и парой стеклянных баночек. Дом был старым, с облупившейся краской на перилах и запахом сырости в подъезде. Дверь, обитая потёртым дерматином, выглядела так, будто хранила десятки историй, не все из которых были счастливыми. Мира постучала, и через несколько секунд Алена открыла. Её лицо было напряжённым, но в глазах мелькнула тень облегчения, как будто присутствие Миры уже снимало часть груза.
— Проходите, — сказала Алена, отступая в сторону. Её голос был тихим, но без вчерашней дрожи. Она была одета в простую серую кофту, и Мира заметила, как её руки нервно сцепились перед собой.
Мира вошла, оглядывая пространство. Квартира была небольшой, но аккуратной, с выцветшими обоями и мебелью, которая выглядела так, будто её выбирали не для красоты, а для удобства. Гостиная, куда Алена её провела, была заставлена старым диваном, книжным шкафом и небольшим столом. На стене висело зеркало в деревянной раме, а напротив, у окна, стояло ещё одно, поменьше, с потемневшей амальгамой. Мира сразу отметила это: зеркала, смотрящие друг на друга, создавали бесконечный коридор отражений, в котором взгляд терялся, как в лабиринте.
— Вот здесь, — сказала Алена, указывая на комнату. — Я часто сижу на диване, читаю, а потом замечаю, что что-то не так. Книга, которую я оставила открытой, закрыта. Или чашка стоит не там, где я её поставила.
Мира кивнула, не спеша отвечать. Она медленно обошла комнату, её взгляд скользил по деталям: потёртый ковёр, стопка журналов на столе, несколько фотографий в рамках, где Алена улыбалась, но как-то вымученно. В углу, у шкафа, она заметила коробку, из которой торчали старые письма, перевязанные резинкой. Мира остановилась, чувствуя лёгкое покалывание в пальцах — не мистическое, а интуитивное, как будто её внутренний компас указал на что-то важное.
— Это письма? — спросила она, указывая на коробку.
Алена замерла, её лицо на секунду стало жёстче, как будто Мира коснулась запретной темы.
— Да, — ответила она, отводя взгляд. — От Олега. Я не могу их выбросить. Это… всё, что от него осталось.
Мира присела рядом с коробкой, но не стала трогать письма без разрешения. Она посмотрела на Алену, её голос был мягким, но прямым:
— Расскажите о них. Почему они здесь?
Алена вздохнула и опустилась на диван, словно ноги перестали её держать.
— Он писал их, когда мы уже не жили вместе. Иногда извинялся, иногда обвинял. Я не всегда читала, но хранила. Думала, что это важно. Он ведь был частью моей жизни, пусть и такой… тяжёлой.
Мира кивнула, её взгляд вернулся к зеркалам. Она встала и подошла к тому, что висело на стене. Её отражение смотрело на неё спокойно, но она чувствовала, как пространство между зеркалами будто гудит, не звуком, а чем-то неосязаемым — как лёгкий ток, который ощущаешь кожей.
— Зеркала, — сказала Мира, поворачиваясь к Алене. — Они стоят неправильно. Когда они смотрят друг на друга, они создают туннель. Это не магия, не мистика. Просто пространство становится… запутанным. Оно держит то, что вы не отпускаете.
Алена нахмурилась, её пальцы снова сцепились.
— Вы думаете, это из-за зеркал?
— Не только, — ответила Мира, возвращаясь к коробке с письмами. — Но они — часть этого. Можно я посмотрю?
Алена кивнула, хотя в её взгляде мелькнула тревога. Мира аккуратно взяла верхнее письмо, развернула его. Почерк был резким, с нажимом, как будто автор хотел продавить бумагу. Она пробежала глазами первые строки: «Ты всегда была эгоисткой, Алена. Думаешь только о себе». Мира почувствовала, как по спине пробежал холодок — не страх, а тяжесть, как будто слова из письма пытались зацепиться за неё. Она положила письмо обратно и посмотрела на Алену.
— Когда вы в последний раз их читали? — спросила она.
— Пару недель назад, — призналась Алена. — Иногда я беру одно, перечитываю. Не знаю зачем. Как будто он всё ещё говорит со мной.
Мира опустилась на корточки рядом с коробкой, её пальцы коснулись резинки, стягивающей письма. В этот момент она ощутила то, что называла «шумом» — не звуки, не голоса, а обрывки эмоций, как будто кто-то шептал на грани слышимости. Гнев, обида, контроль. Она убрала руку и посмотрела на Алену.
— Здесь слишком много не сказано, — сказала она тихо. — А вы его всё ещё слушаете. Даже мёртвого.
Алена вздрогнула, её глаза расширились, но она не возразила. Вместо этого она прошептала:
— Он мне снится. Каждую ночь. Тот коридор, шаги. Я не вижу его, но знаю, что это он.
Мира встала, её движения были спокойными, почти научными. Она достала из сумки тетрадь и сделала короткую запись: «Зеркала — туннель. Письма — якорь. Олег всё ещё здесь». Потом повернулась к Алене.
— Потому что вы не просыпались, — сказала она, её голос был твёрдым, но не резким. — Вы держите его в этом доме. Не потому, что он призрак. Потому, что вы не закрыли дверь.
Алена молчала, её взгляд метался между Мирай и коробкой с письмами. Наконец она спросила:
— Что мне делать?
— Для начала уберём зеркала, — ответила Мира. — Одно оставим, второе уберём или повернём. Письма я заберу с собой. Положите их в коробку, закройте её. Не открывайте, пока я не скажу.
Алена кивнула, но её руки дрожали, когда она начала складывать письма в коробку. Мира помогла ей, стараясь не касаться бумаг лишний раз. Когда коробка была закрыта, Мира поставила её у двери. Потом подошла к зеркалу у окна, сняла его со стены и повернула лицом к шкафу. Пространство в комнате как будто выдохнуло — не мистически, а просто стало легче дышать.
— Это не решит всё сразу, — сказала Мира, глядя на Алену. — Но это начало. Я вернусь через пару дней. Позвоните, если что-то изменится.
Алена проводила её до двери, сжимая коробку с письмами, как будто боялась, что она исчезнет. Мира вышла в подъезд, чувствуя, как тяжесть, которую она ощутила в квартире, осталась за порогом. Но она знала, что это только первый шаг. Дверь была найдена, но ещё не закрыта.
Прошла неделя с визита Миры к Алене. Коробка с письмами стояла у Миры в прихожей, накрытая старым платком, словно это могло заглушить их шепот. Алена звонила дважды за это время, её голос с каждым разом звучал всё более рваным. Сначала она говорила, что спит чуть лучше, но зеркало в гостиной всё ещё кажется «живым». Потом — что сны вернулись, но теперь в них не только шаги, а ещё и голос, низкий, как эхо, повторяющий её имя. Мира слушала, делала заметки, но не торопилась возвращаться. Алене нужно было время, чтобы самой увидеть трещины в своей броне.
Вечером третьего дня телефон зазвонил поздно, почти в полночь. Мира сидела за столом, перебирая записи в тетради, когда резкий звук разрезал тишину. Она сняла трубку, уже зная, кто на другом конце.
— Мира, — голос Алены был хриплым, почти сорванным. — Двери… они хлопнули. Сами. Я не могу… я не знаю, что делать. Пожалуйста, приди.
Мира посмотрела на часы. Полночь — не время для визитов, но в голосе Алены был не просто страх, а что-то глубже, как будто она стояла на краю. Мира взяла сумку, положила в неё тетрадь, пару баночек с травами и коробку с письмами. Она не стала переодеваться — джинсы и свитер были достаточно удобны для ночной дороги. Через полчаса она уже стояла перед дверью Алены.
Алена открыла почти сразу, её лицо было белым, как мел, а волосы — растрёпанными, словно она пыталась выдернуть из них тревогу. Она молча пропустила Миру внутрь. В квартире было холодно, хотя окна были закрыты. Гостиная выглядела почти так же, как в прошлый раз, только зеркало, которое Мира повернула к стене, теперь стояло на полу, прислонённое к дивану, словно кто-то пытался его вернуть на место.
— Расскажи, — сказала Мира, ставя коробку с письмами на стол. Её голос был спокойным, но твёрдым, как якорь в шторм.
— Я пыталась, как ты сказала, — начала Алена, её голос дрожал. — Не думала о письмах, не смотрела в зеркало. Но вчера… я не выдержала. Я вспоминала его слова, те, что он писал. Они как будто звучат во мне, Мира. И ночью… двери. Они хлопнули. Все сразу. Как будто кто-то прошёл по дому.
«шум» в комнате был густым, как будто Алена сама вызвала его, перебирая в памяти старые строки Олега. Мира почувствовала давление, знакомое, но сильнее, чем в прошлый раз — не голоса, а тяжесть, как будто воздух сгустился.
— Ты вернула его, — сказала Мира, её голос был ровным, без осуждения. — Ты не открывала письма, но дала им говорить в твоей голове. Это та же дверь. Но мы её закроем.
Алена посмотрела на неё, её глаза были полны слёз, но она не плакала.
— Я не хочу его слышать, — прошептала она. — Но он… он как будто всё ещё здесь.
Мира кивнула и подошла к окну, распахнув его, чтобы впустить холодный ночной воздух. Потом вернулась к столу, открыла коробку и достала одно из писем. Бумага была старой, с желтоватыми краями, и от неё пахло пылью и чем-то ещё, неуловимым, как старый гнев. Мира развернула письмо и начала читать вслух, медленно, чётко:
— «Ты никогда не умела слушать, Алена. Ты всегда делала всё по-своему, и посмотри, к чему это привело». — Она посмотрела на Алену. — Это его слова. Не твои. И они больше не имеют силы.
Алена вздрогнула, её руки сжались в кулаки. Мира продолжала:
— Мы закроем эту дверь. Прямо сейчас.
Она достала из сумки металлическую миску и спички. Положила письмо в миску, чиркнула спичкой и подожгла угол бумаги. Пламя вспыхнуло, лениво пожирая слова, которые когда-то держали Алену в клетке. Запах горелой бумаги смешался с холодным воздухом из окна. Мира смотрела, как огонь превращает письмо в пепел, и чувствовала, как «шум» в комнате становится тише, как будто кто-то выключил старое радио.
— Его больше нет, — сказала Мира, глядя на Алену. — Есть только ты.
Алена молчала, её взгляд был прикован к миске, где догорали последние клочки бумаги. Потом она вдруг закрыла лицо руками и заплакала — не громко, а тихо, как будто слёзы были не о горе, а об облегчении. Мира не стала её утешать — она знала, что иногда слёзы важнее слов. Вместо этого она закрыла окно, чтобы холод не заполнил комнату, и села рядом, наблюдая, как пепел оседает в миске.
Через несколько минут Алена подняла голову. Её глаза были красными, но в них появилось что-то новое — не покой, но намёк на него.
— Я хочу спать, — сказала она тихо, почти удивлённо. — Впервые за долгое время… я хочу спать.
Мира улыбнулась уголком губ.
— Тогда спи. Я останусь до утра.
Алена легла на диван, накрывшись пледом, и через несколько минут её дыхание стало ровным, глубоким. Мира сидела рядом, держа тетрадь на коленях. Она открыла её и написала: «Алена, 45. Письмо сожжено. Дверь закрыта, но не заперта. Клиент не освободился — он просто выбрал не быть пленником». Она закрыла тетрадь и посмотрела на Алену. Та спала, и в её лице, впервые за всё время, не было напряжения.
Мира осталась до утра, сидя в кресле у окна. Она не спала, но и не чувствовала усталости. Её работа была в том, чтобы ждать, пока человек сам сделает шаг. Алена сделала первый. Но Мира знала, что такие двери не закрываются раз и навсегда. Она посмотрела на коробку с оставшимися письмами. Их ещё предстояло разобрать.
Мира вернулась домой на рассвете, оставив Алену спящей. Коробка с оставшимися письмами лежала в её сумке, тяжёлая, как будто несла в себе не только бумагу, но и чужую боль. Она поставила её в угол прихожей, рядом с вешалкой, и решила не трогать, пока Алена не будет готова. Утро было серым, с низкими облаками, но Мира не смотрела на улицу — её мысли были заняты новой записью в тетради, которую она сделала перед уходом. Алена сделала шаг, но путь был ещё долог. Мира знала, что такие раны заживают медленно, как шрамы, которые никогда не исчезают полностью.
Днём позвонил новый клиент. Голос в трубке был молодым, с лёгкой хрипотцой, как будто парень пытался казаться старше, чем был. Он представился Владом, сказал, что ему восемнадцать, и попросил о встрече. Его слова были сбивчивыми, он то ускорялся, то замолкал, словно боялся, что его не поймут. Мира почувствовала в его голосе тот же «шум», что и у Алены, но другой — не тяжёлый, а рваный, как будто кто-то дёргал струны внутри него. Она согласилась встретиться вечером, в семь, у себя.
Когда Влад пришёл, Мира сразу заметила, как он держится — чуть сгорбившись, с руками в карманах худи, словно прячась от мира. Его волосы, тёмные и спутанные, падали на глаза, а взгляд метался по комнате, не задерживаясь ни на чём. Он был худым, почти угловатым, с бледной кожей и тёмными кругами под глазами. Мира указала на стул, тот же, где сидела Алена, и налила чай — не травяной, а обычный чёрный, чтобы не спугнуть парня резкими запахами.
— Рассказывай, — сказала она, садясь напротив. Её голос был спокойным, но с лёгкой нотой, которая приглашала к откровенности.
Влад пожал плечами, глядя в кружку, как будто там было проще найти слова.
— Я… не знаю, как объяснить. Мне кажется, что я — не я. Как будто живу не свою жизнь. Мысли в голове… они не мои. Иногда я слышу, как кто-то говорит, но не словами, а… внутри. — Он замолчал, его пальцы сжали кружку так, что костяшки побелели. — Это звучит как бред, да?
Мира покачала головой, её взгляд был внимательным, но не давящим.
— Не бред. Расскажи подробнее. Когда это началось?
Влад вздохнул, его плечи опустились, как будто он сдавался.
— Месяцев шесть назад. Я наткнулся на один форум в интернете. Там ребята обсуждали… странные вещи. Как будто можно «менять» себя, делиться личностями. Они называли это «переписыванием». Я сначала думал, что это просто ролевая игра, как в чатах. Но потом… я стал чувствовать, что теряю себя. Как будто кто-то другой думает за меня. Я пробовал уйти с форума, удалил аккаунт, но это не помогло. Эти мысли… они как паразиты.
Мира слушала, её пальцы лежали на тетради, но она не спешила записывать. Она знала, что такие истории — не редкость в 2025 году. Интернет стал не только местом для общения, но и ловушкой, где люди теряли себя, отдавая кусочки своей души чужим голосам. Влад говорил сбивчиво, но Мира уловила суть: он попал в секту, не религиозную, а цифровую, где манипуляция скрывалась за масками свободы и самовыражения.
— Ты всё ещё заходишь на этот форум? — спросила она, отпивая чай.
Влад покачал головой, но его взгляд был виноватым.
— Нет. Но я… я сохранил скриншоты. Иногда смотрю. Не могу остановиться. Как будто там осталась часть меня.
Мира кивнула, делая мысленную заметку. Это была ещё одна открытая дверь, но не в прошлом, как у Алены, а в настоящем, в этом бесконечном цифровом зеркале, где Влад искал себя и находил чужие отражения.
— Хорошо, — сказала она, ставя кружку на стол. — Мы начнём с простого. Я дам тебе зеркало. Не такое, как в твоей комнате, а маленькое, карманное. Ты будешь говорить с собой. Каждый день, по пять минут. Смотри в глаза и говори, кто ты. Не кто-то другой, а ты — Влад, восемнадцать лет, студент. Назови свои любимые вещи, свои мечты, даже самые глупые. Это не ритуал, не магия. Это способ напомнить себе, где ты начинаешься.
Влад посмотрел на неё, его брови сдвинулись, как будто он ждал подвоха.
— И это поможет? — спросил он с сомнением.
— Это начало, — ответила Мира. — А ещё ты напишешь письма. Не другим, а себе. Разным частям себя, которые ты чувствуешь. Напиши, что они тебе говорят, и ответь им. Я хочу, чтобы ты делал это неделю. Потом мы встретимся снова.
Она достала из сумки маленькое круглое зеркало в металлической оправе и протянула ему. Влад взял его, словно это была бомба, готовая взорваться. Но он кивнул, убирая зеркало в карман.
— А если… если я не справлюсь? — спросил он тихо.
Мира посмотрела на него, её глаза были спокойными, но в них была сила, как будто она видела дальше, чем он мог себе представить.
— Ты уже справляешься, — сказала она. — Ты здесь. Это уже шаг.
Влад ушёл, оставив после себя тишину, в которой Мира чувствовала его «шум» — рваный, но ещё не сломанный. Она открыла тетрадь и написала: «Влад, 18. Ощущение чужих мыслей, форум, «переписывание». Зеркало и письма — первый шаг. Дверь открыта в цифровом». Она закрыла тетрадь и посмотрела на коробку с письмами Алены, всё ещё стоящую в углу. Две истории, две двери, но одна суть — люди, потерявшиеся в чужих голосах.
Через неделю Влад вернулся. Он выглядел чуть лучше — круги под глазами стали светлее, а взгляд уже не бегал по комнате. Он положил на стол стопку исписанных листов, неровно сложенных, как будто писал в спешке.
— Я сделал, как ты сказала, — начал он, садясь. — Писал письма. Сначала было странно, как будто я с ума схожу. Но потом… я начал чувствовать себя. Как будто я снова я. — Он замолчал, потом добавил тише: — Когда мне стало страшно за себя. А раньше я всё время боялся потерять кого-то, кого никогда не было.
Мира улыбнулась, её пальцы пробежались по краям его писем. Она не стала их читать — это было не её дело. Её работа была в том, чтобы помочь Владу найти свой голос, а не чужой.
— Это и есть ты, — сказала она. — Держи зеркало при себе. И не возвращайся на тот форум. Ты знаешь почему.
Влад кивнул, его лицо было серьёзным, но в нём появилось что-то новое — не уверенность, но намёк на неё. Он ушёл, оставив письма на столе. Мира посмотрела на них, чувствуя, как «шум» Влада стал тише, как будто он наконец начал закрывать свою дверь.
Мира вернулась домой, когда вечер уже сгустился, превратив улицы в мозаику теней и редких фонарей. Её шаги по лестнице гулко отдавались в подъезде, смешиваясь с далёким скрипом лифта, который никто не вызывал. Сумка с тетрадью, баночками трав и коробкой писем Алены оттягивала плечо, но Мира привыкла к этой тяжести. Она была не только физической — каждый клиент оставлял в ней след, как отпечаток пальца на стекле. Алена, Влад, их голоса, их «шум» — всё это оседало в её мыслях, как пыль на старых книгах.
Она открыла дверь, и квартира встретила её привычной тишиной. Мира бросила сумку у порога, не включая верхний свет — хватало мягкого сияния настольной лампы, которая горела на столе, окружённом банками с травами и стопками записей. Запах мяты и шалфея всё ещё витал в воздухе, но теперь он был фоном, а не главным героем. Мира поставила чайник, чувствуя, как усталость растекается по телу, но не поддаётся ей. Усталость была частью её работы, как и тишина, которая приходила после.
Она села за стол, открыла тетрадь и перечитала последние записи. «Алена, 45. Дверь закрыта, но не заперта. Письма — якорь, но уже не цепь. Первый шаг сделан». «Влад, 18. Зеркало и письма вернули голос. Дверь закрывается, но медленно». Мира провела пальцем по строчкам, её ногти слегка царапнули бумагу. Она не любила подводить итоги — это было слишком окончательно, а её работа редко имела финал. Люди не исцелялись одним днём, не закрывали свои двери одним движением. Но Алена спала спокойно впервые за месяцы, а Влад начал видеть себя в зеркале без чужих теней. Это было достаточно, чтобы продолжать.
Чайник зашумел, и Мира налила себе чай — чёрный, с лёгкой горчинкой, без трав, чтобы не заглушать свои мысли. Она посмотрела на свои руки, лежащие на тетради. Пальцы были тонкими, с короткими ногтями, чуть потемневшими от работы с травами. Эти руки касались писем Алены, держали зеркало Влада, листали страницы чужих жизней. Но они же хранили её собственные двери — те, что Мира открывала редко, только в такие вечера, когда тишина становилась громче.
Она не любила думать о себе. Её жизнь была как эта квартира — аккуратная, но не стерильная, полная следов, которые она не спешила стирать. Мира выросла в этом же городе, в доме, где её мать учила её слушать не только ушами, но и сердцем. «Люди говорят больше, чем словами», — говорила она, показывая, как читать жесты, взгляды, паузы. Мира училась, наблюдая за соседями, за прохожими, за отцом, который уходил и возвращался, каждый раз принося с собой новый «шум». Она не называла это магией — для неё это было знанием, которое передаётся не через книги, а через жизнь. Но иногда, в такие моменты, она задавалась вопросом, не слишком ли много она берёт на себя, открывая чужие двери.
Телефон на подоконнике мигнул, и резкий звук звонка разорвал тишину. Мира вздрогнула, но тут же собралась, взяв трубку. Голос на другом конце был мужским, низким, с лёгкой хрипотцой, как будто его обладатель не спал несколько ночей.
— Здравствуйте, это Мира? — спросил он. — Мне вас дал один человек… Сказал, вы можете помочь. Меня зовут Павел. Я… не знаю, как объяснить. Мне нужна помощь.
Мира почувствовала знакомое покалывание — не страх, а интуиция, как будто её внутренний компас повернулся к новой точке. Голос Павла был тяжёлым, но не таким, как у Алены, и не рваным, как у Влада. В нём была усталость, смешанная с чем-то ещё — не отчаянием, а сдерживаемой тревогой, как будто он держал себя на коротком поводке.
— Здравствуйте, Павел, — ответила Мира, её голос был спокойным, как всегда. — Расскажите, что вас беспокоит.
Он замялся, и Мира услышала, как он делает глубокий вдох, словно собираясь с силами.
— Я… вижу вещи. Не галлюцинации, не подумайте. Но иногда, когда я один, мне кажется, что кто-то стоит рядом. Не человек, а… тень. И я не могу избавиться от чувства, что я что-то упустил. Как будто забыл что-то важное.
Мира кивнула, хотя он не мог её видеть. Она взяла ручку и написала в тетради: «Павел, возраст неизвестен. Тень, чувство потери. Голос усталый. Новая дверь». Она назначила встречу на завтра, в семь вечера, и положила трубку. Звук чайника, уже остывшего, был единственным, что нарушало тишину. Мира посмотрела в окно. За стеклом был просто вечер, просто огни улиц, мигающие в темноте, как сигналы, которые никто не читает.
Она откинулась на спинку стула, чувствуя, как её собственный «шум» становится громче. Мира редко позволяла себе копаться в своих мыслях, но сегодня они лезли наружу, как непрошеные гости. Она вспомнила, как мать однажды сказала: «Ты не можешь закрыть все двери, Мира. Но можешь показать другим, как это сделать». Тогда она не поняла, что это значило. Теперь понимала. Её работа была не в том, чтобы спасать, а в том, чтобы давать людям шанс увидеть себя. Алена, Влад, Павел — каждый из них был зеркалом, в котором Мира видела и себя: девушку, которая научилась слушать, но не всегда знала, что делать с тем, что слышит.
Она открыла тетрадь на чистой странице и начала писать — не о клиентах, а о себе. Это было редкостью, почти нарушением её собственных правил. «Я вижу их двери, но не всегда свои. Иногда я слышу шум, который не могу заглушить. Но я продолжаю, потому что тишина — это не конец, а начало». Она остановилась, перечитала написанное и закрыла тетрадь. Слова были не нужны — они были лишь тенью того, что она чувствовала.
Мира встала, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Огни города мерцали, как звёзды, которые не падают, но и не греют. Она подумала о Павле, о его тени, о новой двери, которую ей предстоит найти. И о себе — о том, как её собственные двери скрипят, но пока держатся. Люди не боятся магии, подумала она. Они боятся тишины, в которой слышно их собственные мысли. Но именно там и начинается путь наружу.
Все истории Автора есть на ютуб канале 13 тайна..