Дмитрий Михайлович находился в Витебске с полком по делам службы, так что семья жила в съемной квартирке в деревянном доме с окнами на речку Витьбу.
Родители Ляли, даром что являлись потомственными дворянами, были довольно бедны, но девочка этого не замечала: любовь родителей, в особенности, отца, скрашивала для нее все бытовые неурядицы.
Отец и мать Ляли с сочувствием относились к простым людям и по своему мировоззрению были близки к народникам. Из-за этого Дмитрия Михайловича Лиорко в полку не любили и считали "либеральным офицером".
Впоследствии девочка вспоминала, какой стыд она испытывала, когда утром лежала в теплой постели и слышала фабричный гудок. Ляля уже знала: по этому гудку тысячи людей обязаны встать и по грязи, по морозу идти на душную фабрику тяжело трудиться. Однажды вместе с мамой Ляля побывала в доме белошвейки и была поражена:
"То же чувство недоумения и стыда, что и при фабричных гудках на рассвете, испытала, зайдя с матерью в домик к знакомой белошвейке. Я видела у матери ее работу - что-то воздушное, поразившее тончайшим мастерством и изяществом. Мне казалось, что такие вещи делают, играя и смеясь, нежными прекрасными руками. У белошвейки в комнате было тесно, темно и дурно пахло. Она стеснялась пришедших, стояла у корыта, вытирая передником большие красные руки, и на лице ее отчего-то было виноватое выражение".
В 1909 году в возрасте десяти лет Ляля поступила в Витебскую Алексеевскую женскую гимназию. Там случилась первая любовь:
"Мне было двенадцать лет, когда на детском вечере во время рождественских каникул пригласил на вальс молодой студент. Через несколько дней он приехал с визитом к родителям. Когда он вошел в гостиную, это было как солнце во тьме, незнакомое до тех пор счастье - сознания не было, один всепоглощающий свет. Студент о чем-то снисходительно спросил меня, краснеющую, смущенную, я что-то робко отвечала. Он уехал в Петербург в Университет. Больше не появлялся".
В 1914 году началась Первая мировая война. Отца 15-летней Ляли мобилизовали в действующую армию. Мать стала работать на "медицинском и питательном пункте" на Витебском вокзале, на который пребывали эшелоны с ранеными. Ляля помогала матери в этой тяжелейшей работе.
После начала эвакуации Ляля с матерью уехали из Витебска в Москву. В столице поселились у дальних родственников.
В Москве Ляля снова стала ходить в гимназию, и в 1916 году закончила последний, седьмой класс. Вытянувшейся, превратившейся в настоящую красавицу 17-летней барышне предстояли выпускные экзамены, однако их отменили в связи с тяжелой ситуацией в империи. Ляля не смогла прийти даже на вручение аттестата, и уже несколько позднее узнала, что ей положена золотая медаль.
1917-й начался с радостного события: в начале января на побывку прибыл отец, которого Ляля не видела два года. Увы, примерно через два месяца радость сменилась горем: у Наталии Аркадьевны, впечатленной зверствами и безобразиями Февральской Революции, случился паралич: отказали руки и ноги. Ляле пришлось ухаживать за матерью в качестве сиделки.
Летом 1917 года Лиорко поселились в знаменитом Воспитательном Доме на Солянке: комендант здания сдал Наталии Аркадьевне и Валерии комнату. Ляля давала частные уроки, что позволяло семье добывать деньги на пропитание.
В Воспитательном удалось прожить несколько месяцев. Вооруженные люди приказали и коменданту, и его жильцам немедля очистить квартиру.
Валерия с матерью поселились на Остоженке у адвоката Высоцкого, бывшего преподавателя Ляли.
Высоцкий, оказывавший юной красавице покровительство, помог Ляле устроиться секретарем в Моссовет.
К власти пришли большевики, подписали с немцами мировую. Вскоре с фронта вернулся отец Валерии. Подпоручик Лиорко был крайне напуган: Ляля слышала, как ночью отец шепотом рассказывал матери о зверствах, которые солдаты учиняли над офицерами.
Дмитрий Михайлович со дня на день ожидал ареста, и он не ошибся. 13 июля 1918 года подпоручик был арестован как царский офицер. 27 августа 1918 года отца Валерии расстреляли.
Зима 1919 года оказалась страшной. Морозы стояли лютые. В домах не топили, стены промерзали насквозь, замерзала вода и даже чернила. Приходилось спать в зимних шубах, в валенках и шапках.
Не было и еды. Хлеб достать почти невозможно, приходилось варить на дровяной буржуйке картофельные очистки и есть их. А тут еще беда - Наталии Аркадьевне совсем поплохело, почти перестала подниматься с постели.
Но Валерия крепилась, не унывала. Терпеливо ухаживала за матерью, добывала провизию, даже умудрилась поступить на филологический факультет Вольной Академии духовной культуры философа Н.А. Бердяева.
Из Моссовета девушку уволили в связи с сомнительным происхождением, но ей очень повезло: нашлась вакансия делопроизводителя, да еще в редакции журнала "Военное дело". Так Ляля смогла добыть для себя и матери усиленный военный паек.
Однако улучшение питания наступило слишком поздно: весной 1919 года у Наталии Аркадьевны был обнаружен туберкулез легких в запущенной стадии. В той ситуации это было равносильно смертному приговору. Но Ляля не готова была отдать мать в объятия смерти.
Девушка совершила невозможное и устроила Наталию Аркадьевну в туберкулезный санаторий под Сергиевом Посадом. Каждую субботу ездила к матери в Подмосковье.
Осенью 1919 года для Валерии нашлось место педагога в детском санатории "Узкое". Директор санатория согласился принять и ее больную мать.
Санаторий "Узкое" - это было одно из самых печальных мест в стране. В нем содержали детей-беспризорников вне зависимости от их происхождения и возраста. Многих ребятишек в буквальном смысле вытащили из канавы, где они погибали.
Сотрудницей санатория была бывшая народница Ольга Немчинова, с которой Валерия очень сдружилась.
Ляля полностью отдавала себя детям. Она читала ребятишкам стихи, рассказывала сказки, водила их в походы на природу. Отдавала последний кусок хлеба.
В санатории у Валерии и ее подруги Ольги Немчиновой возникла идея создать собственный детский дом в Москве.
"Я буду спасать детей из приемников, с кладбищ, и из помойных ям".
Новое учреждение молодые благотворительницы решили назвать "Бодрая жизнь".
В Москве идею Лиорко и Немчиновой одобрили. Под эти цели был выделен бывший дом министра Временного правительства Коновалова. Директором детского дома стала Ольга Немчинова, Валерия стала ее заместителем и главным воспитателем.
Параллельно с работой в детском доме Валерия успевала ходить на занятия в Вольную академию. В 1920 году в стенах учебного заведения девушка познакомилась со студентом Александром Лебедевым.
Через пару месяцев Александр попросил руки Валерии, но та, подумав, предпочла отказать студенту:
"Мы были до сих пор друзьями — будем братом и сестрой".
Александр был расстроен, но принял решение Валерии и остался ее другом и помощником. Лебедев помогал Ляле ухаживать за больной матерью, бесплатно преподавал в детском доме "Бодрая жизнь".
Александр познакомил Валерию со своим другом, инженером-химиком, профессором Менделеевского института Николаем Вознесенским. Несмотря на то, что Николай Николаевич был значительно старше, он и Валерия стали жить в гражданском браке. Валерия признавалась, что Вознесенский напоминает ей расстрелянного отца.
В 1923 году кто-то донес в МОНО, что в детском доме "Бодрая жизнь" на детей надевают крестики. Прибыла инспекция, крестики были обнаружены у нескольких ребят.
Детский дом был расформирован, воспитанников разделили и отправили по разным учреждениям.
Для Валерии это была колоссальная трагедия: дело всей ее жизни рухнуло в один миг.
Весной 1927 году Николай Николаевич Вознесенский тяжело заболел и вместе с матерью Валерии отправился лечиться в Кисловодск, в санаторий. Вскоре Наталия Аркадьевна прислала дочери письмо, что ее муж скончался. Гроб был доставлен в Москву.
После смерти мужа поддержку Валерии оказал старый друг Александр Васильевич Лебедев. Молодая женщина писала:
"Александр Васильевич чего-то от меня молчаливо ожидал, добиваясь своей цели терпением. Казалось, ожиданье было для него безнадежным: за столько лет я его не полюбила "женским" чувством и, значит, полюбить не могла. В ту зиму пришла ко мне его мать. Она смотрела на меня, маленькая, простоватая, вытирала слезы. Она говорила о тяжелом душевном состоянии сына, она умоляла: "Никто, никто Вас больше, чем он, не полюбит! Чего Вы ждете?".
6 января 1928 года Валерия все-таки согласилась стать женой Александра Васильевича. Летом 1929 года в Москве прошло торжественное венчание. Медовый месяц провели в путешествии по Волге.
Вскоре выяснилось: Лебедеву только казалось, что он любит Валерию. Вернее, за годы ожидания любовь ушла и осталось лишь желание получить то, в чем ранее ему было отказано. Муж был холоден с Валерией, равнодушен к ней.
"Он мне не муж, и это был не брак", - в отчаянии пишет она.
Между тем, ситуация в стране становилась все более страшной. Чуть ли не каждый месяц Валерия узнавала о расстреле своего очередного друга или знакомого.
14 апреля 1932 года Валерия Лебедева была арестована как "активный член церковно-монархической контрреволюционной организации". 7 июля Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР вынесло 33-летней женщине приговор - три года лагерей.
Валерия отбывала наказание в Западной Сибири в Нарымском крае селе Колпашево. Освобождена была досрочно в 1934 году.
Вернувшись в Москву, работала в Центросоюзе, затем - учительницей в Малаховке.
В 1939 году 40-летняя Валерия устроилась литературным секретарем к известному писателю, певцу русской природы Михаилу Михайловичу Пришвину. Автору "Кощеевой цепи" и других потрясающих книг было на тот момент 66 лет.
Пришвин сожительствовал с Ефросиньей Павловной Смогалёвой, которую он называл "Фрося" или "Павловна". Фросю Михаил Михайлович не любил.
В свое время с крестьянкой он сошелся из-за "любовного голода" после многочисленных неудач с "благородными женщинами". Относительно вышеупомянутого "голода" Пришвин писал в своем дневнике:
Отказавшись от "ядовитой пищи любви", но вынужденный как-то удовлетворять "любовный голод" из-за панической боязни психического расстройства, Пришвин встретил Ефросинью Смогалёву. Вот как это произошло:
«Мне хотелось уйти куда-нибудь от людей в мир, наполненный цветами и птичьим пением, но как это сделать, я не знал, я ходил по лесам, по полям, встречал удивительные, никогда не виденные цветы, слышал чудесных птиц, все изумлялся, но не знал, как мне заключить с ними вечный союз. Однажды в таком состоянии духа я встретил женщину молодую с красивыми глазами, грустными. Я узнал от нее, что мужа она бросила – муж ее негодяй, ребенок остался у матери, а она уехала, стирает белье, жнет на полях и так кормится. Мне она очень понравилась, через несколько дней мы были с ней близки".
Немного позднее Пришвин стал жить с Ефросиньей Смогалёвой, но жениться на крестьянке, к тому же, замужней, он не мог.
Пришвин был уверен, что уйдет от крестьянки сразу же после того, как встретит "другую, настоящую". Однако встречи так и не случилось, Ефросинья родила писателю трех сыновей, и они жили с ним под одной крышей тридцать лет.
Позднее в интервью журналисту Ефросинья говорила:
«Муж мой не простой человек – писатель, значит, я должна ему служить. И служила всю жизнь как могла».
Но вот 39-й год. За столом в кабинете 66-летнего Пришвина появился новый литературный секретарь - еще очень красивая, элегантная женщина благородного происхождения. Глядя на Валерию Дмитриевну, писатель вновь почувствовал пресловутый "любовный голод", но также и ощутил потребность в "ядовитой пище любви".
Валерия Дмитриевна боготворила Пришвина, считала его подлинным гением. Кроме того, он так напоминал ей потерянного отца...
Когда Михаил Михайлович попросил женщину остаться в кабинете после работы, она не смогла отказать.
Вскоре они стали неразлучны.
Нет комментариев