Антропоцентризм, подпитанный религиозным мировоззрением, заставляет нас считать человека венцом творения, вершиной животного мира, по отношению к которой все остальные живые существа располагаются намного ниже. Нам кажется, что это само собой разумеется — человек умён, животные глупы, а наш разум, наш способ воспринимать мир, является эталоном, с которым всё сравнивается. Из-за этого все исследования того, умны ли животные, есть ли у них сознание или чувства, превращаются в проверку, может ли животное делать то же самое, что и человек. В результате за бортом остаются познавательные способности животных, которые не связаны с «человеческим» способом существования. На это неоднократно указывали сами исследователи животных, в частности приматолог и этолог Франс де Вааль в своей книге «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?». Ошибки в постановке эксперимента ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: logo_image Как мы видим и почему так мало замечаем Немецкий биолог Якоб фон Икскюль предположил, что у животных может существовать собственное мироощущение, которое он назвал «умвельт» (нем. Umwelt — окружение, окружающий мир). Согласно Икскюлю, чужие умвельты «непонятны и неощутимы» для других видов, включая наш. Одни животные воспринимают ультрафиолетовое излучение, другие ориентируются с помощью запахов, третьи, как крот-звездонос, ведут подземное существование, пользуясь осязанием. Кто-то живет на ветвях дуба, кто-то — под его корой, а кто-то, как семья лисицы, в норе между корнями. Каждый воспринимает одно и то же дерево по-своему. И для того, чтобы тестировать умственные способности животных, необходимо учитывать их «умвельт», способ миропонимания и существования. Только тогда можно ставить эксперименты корректно. Уверенность в том, что человек — мерило всех вещей, ослепляет экспериментаторов. Вот несколько примеров. Гиббоны долгое время считались глуповатыми обезьянами, так как не могли решить задачу, которую другие приматы проходили запросто, — подвинуть палкой банан, находящийся за пределами клетки. Так бы они и вошли в холл славы как бестолочи, если бы в 1960-х приматолог Бенджамин Бек не применил новый подход, учитывающий специфику жизни гиббонов. В отличие от остальных обезьян, участвовавших в опыте, гиббоны приспособлены к жизни на деревьях и редко спускаются на землю. Их лапы действуют как крюки, палец не отставлен. Бек, понимая это, внёс изменения в задание, подвесив пищу на верёвках. Стоит ли говорить, что при новой постановке задачи гиббоны быстро продемонстрировали сообразительность. Их предыдущие «неудачи» были связаны не с умственными способностями, а с постановкой эксперимента.

Такая же неудача с палкой и бананом постигла и слонов. Долгое время учёные были уверены, что слоны не способны использовать орудия, так как они провалили тест. При этом слоны постоянно подбирают что-то с земли и делают это виртуозно, но исследователи заключили, что слоны не разобрались в задаче. На самом деле это исследователи не разобрались в слонах — те используют хобот не только, чтобы доставать пищу, но и чтобы её понюхать. Когда слон хватает хоботом палку, это мешает ему учуять еду. Когда эксперимент изменили, подвесив фрукты вне досягаемости слона, а в углу положили несколько ящиков, слон довольно быстро сообразил, что можно подставить ящики, чтобы забраться за едой. Как бы ни усложняли задачу, делая так, что слон должен был запомнить расположение ящиков, он отлично справлялся с тестом, потому что исследователи нашли подходящий для данного вида тест. В результате на настоящий момент широко известно, что слоны обладают выдающимися умственными способностями.

Шимпанзе проходили некоторые эксперименты с трудом, но не потому, что не могли решить задачу (это весьма сообразительные животные), а потому, что задача казалась им чертовски скучной и недостойной их умственных способностей. Вместо этого они хватали лапами исследователей и приглашали их поиграть. Или, скажем, эксперимент Эдварда Торндайка с кошками, которых закрывали в клетке: когда кошки терлись о заслонку внутри клетки, они открывали дверцу и выходили наружу, за что получали рыбу. По прошествии десятилетий выяснилось, что поведение кошек не было связано с перспективой вознаграждения. Животные освобождались с не меньшим успехом без всякой рыбы. Причиной поведения кошек служило просто присутствие знакомых людей — тереться боками у всех кошачьих означает приветствие. Ещё один интересный пример касается волков. Экспериментаторы считали, что их способности ниже собачьих, так как волки плохо понимают указания человека. Очевидно, что здесь вместо интеллекта исследовалось послушание. Когда вместо того, чтобы следовать инструкциям человека, собакам и волкам показали представителей их собственных видов, нажимающих на педаль, чтобы открыть крышку ящика с пищей внутри, все поменялось. На этот раз волки оказались намного сообразительнее собак. Волки могут плохо исполнять указания человека, но, когда речь идет о подсказках от представителя их собственного вида, они показывают впечатляющие способности к пониманию. Исследователей часто ослепляет уверенность в том, что человек — мерило всех вещей, поэтому в экспериментах они забывают о специфике мира животного. Нечестно спрашивать, может ли белка досчитать до десяти, если умение считать ей никогда в жизни не пригодится. Белка превосходно умеет отыскивать спрятанные орехи, как и некоторые птицы. Североамериканская ореховка к концу года запасает более двадцати тысяч орехов в сотнях различных мест на территории многих квадратных километров, а затем легко их находит, тогда как человек не способен запомнить место на парковке. Разные «умвельты» предполагают разные способности.

Распознавание и запоминание лиц Долгое время считалось, что только человек умеет распознавать лица других людей, причём за это умение у нас отвечает достаточно большая часть мозга, так как наша социальная жизнь сильно зависит от этой способности. Многим приматам предлагалось распознавать лица людей, хотя совершенно непонятно, зачем это могло бы пригодиться им в природе (опять антропоцентризм). Когда эксперимент изменили, оказалось, что приматы помнят громадное количество других приматов и с лгкостью их распознают — как по лицам, так и по задней части тела. Людей они, кстати, тоже запоминают, и даже помнят по несколько лет, что также вызвало шок в научном сообществе. Прежде считалось, что концепции прошлого и будущего у животных не существует. Узнавание лиц, заключила по этому поводу наука, — это специфическая познавательная способность приматов. Но как только она это себе позволила, пошли первые волны новой информации. Лицевое распознавание было обнаружено у ворон, овец и даже у ос! Бумажные осы узнают друг друга по лицевым маркерам, имеющим выраженный индивидуальный характер.

Натуралист Джон Марзлоф из Вашингтонского университета в Сиэтле ради кольцевания поймал такое количество ворон, что птицы потеряли к нему всякое уважение, каркая и покрывая его помётом каждый раз, когда он проходил мимо. Тем самым вороны вершили правосудие по отношению к «убийце», каковым его считали, отлично запомнив его лицо. Джону приходилось приклеивать бороду и всячески изменять внешность, чтобы выйти на улицу! После этого он решил, что будет ловить и кольцевать птиц в маске грабителя, чтобы избежать подобного рода мести. Вороны легко запоминали маску грабителя, и далеко не с любовью. Птицы, которые ни разу не были пойманы, узнавали маску спустя годы и всё ещё преследовали тех, кто её носил. Вороны, должно быть, перенимали отрицательное отношение у своих товарищей, и в результате все вместе ополчились на отдельных людей. Определённым образом (хотя и не по лицам) различать людей научился и осьминог (осьминогов считают одними из самых умных существ). В тесте на узнавание осьминогу показали двух служителей, один из которых регулярно кормил его, а другой периодически тыкал палкой со щёткой на конце. Первоначально осьминог их не различал, но несколько дней спустя начал узнавать, несмотря на то, что оба были одеты в одинаковые синие комбинезоны. При виде неприятного ему человека осьминог отодвигался, выпускал струи воды с помощью своего сифона и менял цвет, демонстрируя раздражение и угрозу. Когда же к осьминогу подходил приятный ему человек, осьминог не проявлял никаких признаков враждебности. Изучение языка Язык закономерно считается особенностью нашего вида, его «волшебным колодцем» — то есть специфической, сильно развитой способностью человечества. К сожалению, многие исследователи считают, что животное можно считать разумным и способным к обучению, только если оно продемонстрирует владение английским. Тем не менее даже на этом сомнительном поле были достигнуты значительные результаты, причём объектом исследования снова стали птицы.

Давно было известно, что попугаи способны запоминать человеческую речь и ситуативно использовать фразы, но эффект был скорее случайным, чем напоминающим осмысленную речь. Ирэн использовала новый метод обучения «треугольник», когда учитель «обучает» одновременно и другого человека, и птицу, что сильно повысило уровень понимания. В результате жако Алекс выучил английские названия более чем 80 предметов и названия категорий («цвет», «форма», «материал»). Он правильно отвечал на многочисленные вопросы, касающиеся свойств предмета («какого цвета шестиугольная деревяшка?»). В тесте при предъявлении пар предметов, сначала знакомых, а затем совершенно незнакомых, попугай в 70-80 % случаев на вопрос «что одинаковое?» или «что разное?» правильно называл признак, по которому предметы были сходны или различны. Если предметы были полностью идентичны, то на вопрос «что различается?» попугай отвечал «ничего». Кроме того, он использовал эмоциональные категории для описания своего состояния. Это далеко выходит за пределы простого повторения. Другой попугай жако не только подражал звукам, но и сопровождал их жестами. Он говорил «чао», качая ногой или махая крылом, и «посмотри на мой язык», высовывая язык.

Интересно, что сходные эксперименты по изучению познавательных способностей приматов и птиц проводились и в России. Например, де Вааль с любовью и уважением упоминает работы Надежды Ладыгиной-Котс, которая в работе «Дитя шимпанзе, дитя человека» сравнивала развитие детёныша шимпанзе и собственного ребёнка, а также экспериментировала с попугаями. Воспитанный ею шимпанзе Йони показывал серьезные успехи в распознавании форм и цветов предметов. Проводилась масса экспериментов на шимпанзе, в результате которых удавалось научить приматов языку жестов. Они охотно изъясняются на нём, обучаясь новым жестам и изобретая сочетания. Один из примеров — работа с шипанзе Уошо. Успехи в этом направлении изучения животных высоко ценятся, однако гораздо интереснее изучать собственные системы коммуникации животных. Например, дельфины имеют имена, которые звучат как трели, и широко используют их для общения. Нам нужно начать исследовать животных в соответствии с их биологическими особенностями и отказаться от подходов, в центре которых — человек. Вместо того, чтобы становиться примером или партнёром для животных, экспериментатору следует оставаться на заднем плане. Есть ли у животных эмоции

В изучении познавательных способностей животных, как считает де Вааль, есть очень большой изъян. Сознание человека так превозносится, что оказывается, будто оно, со всей его сложностью, как бы выпрыгнуло ниоткуда. Сперва были бестолковые звери, которых ещё недавно пытались считать живыми автоматами (пока бихевиоризм не пал под шквалом доказательств обратного), а потом появился человек во всём своем великолепии. Но это не соответствует принципам эволюции. Если есть настолько развитое сознание, значит должны быть промежуточные варианты, другие вариации восприятия и познавательных способностей. Приматы — особенно шимпанзе и бонобо — имеют очень развитые социальные навыки, что позволяет им проводить внутри группы весьма хитрую, почти макиавеллианскую политику (см. «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов»), а также демонстрировать сочувствие или особое чувство справедливости, если награда за опыты была неравноценна. При этом приматы не просто негодуют, если их вознаграждение было хуже чужого (что согласуется с представлением о животных), но и способны отказаться от вкусной еды, если другому досталось нечто невкусное, демонстрируя некие базовые представления о справедливости. Приматы часто используют систему оказания услуг, за которые ожидаются ответные услуги, поэтому поступки, совершаемые ими в отношении собратьев, имеют последствия.

Приматы демонстрируют способность понимать внутреннее состояние окружающих, их потребности и целеполагание. Например, одна из подопечных Вааля, шимпанзе Джорджия, имела привычку тайком набирать в рот воды из поилки, чтобы потом поливать ничего не подозревавших посетителей. Однажды он сказал ей по-голландски, показывая на нее пальцем, что все видел. Джорджия немедленно выплюнула воду, видимо, осознав, что преподнести сюрприз не получится. В другой раз де Вааль угощал виноградом шимпанзе Шимпиту, который проглатывал косточки. Исследователь сказал шимпанзе, что тот должен отдавать косточки, иначе у него может случиться аппендицит. В результате Шимпиту отдал все косточки, которые были у него во рту, потом руками и губами собрал несколько косточек, упавших на землю. Наконец осталось всего две косточки между стенкой клетки и цементным полом, которые шимпанзе не мог подобрать. Он посмотрел на Вааля так, будто осуждал за то, что тот доставляет ему столько хлопот. Затем, продолжая поглядывать, пошел в соседнюю клетку, раздобыл маленькую палочку, которой вытащил косточки и передал исследователю. Очевидно, что шимпанзе отлично понимал интонации и требование, хотя детали ускользнули.

Шимпанзе и бонобо демонстрируют достаточно серьёзную эмоциональную палитру и хитрую систему урегулирования конфликтов, а также некую «моральную» систему, которая предшествует человеческим представлениям о том, что хорошо и что плохо. Кроме того обезьяны показывают сильно развитую эмпатию (см. «Истоки морали. Поиски человеческого у приматов»). Сотрудничество животных с человеком часто носит добровольный характер. Известно множество случаев, когда слоны спасали своих погонщиков из реки, услышав крики о помощи за километр, а дельфины вытаскивали тонущих из воды. Исследований на эту тему достаточно много, и они показывают, что зачатки эмпатии и сотрудничество, не завязанное на немедленной выгоде, присутствуют у многих животных. Прошлое и будущее Самые серьёзные битвы в исследованиях познавательных способностей животных и их интеллекта развернулись вокруг концепции времени. В настоящее время человек — единственный вид, который способен абстрактно размышлять о действиях в прошлом и будущем, однако эта развитая способность должна иметь какое-то отражение в животном мире, пусть и в другой форме. Эксперименты показывают, что у приматов есть простые представления о том, что они будут делать в будущем, а также их действия могут учитывать события прошлого. Для примера возьмем путешествие бонобо Лисалы из заповедника в джунглях недалеко от Киншасы, описанное исследовательницей Занной Клей.

Клей заметила, что Лисала подняла огромный камень и положила себе на спину. Это было странно, поскольку мешало ей передвигаться вместе с детенышём. Однако у Лисалы явно была какая-то цель. Она проделала путь около километра, подбирая дополнительные мелкие предметы, пока не достигла пункта назначения — большой каменной плиты. Там бонобо разложила предметы, оказавшиеся орехами, и начала колоть их с помощью камня. Трудно представить, что Лисала сделала всё это, не имея предварительного плана будущего, основанного на знании расположения плиты, полученном в прошлом. Она подобрала орудие, которое собиралась использовать в другом месте, чтобы добыть пищу, которая находилась лишь в её голове. «Иногда Чарли прятал пищу, когда все остальные сотрудники уже расходились по домам. Это означало, что шимпанзе Панзи некому было сообщить о том, что она знает, до следующего утра. Поэтому, когда приходили смотрители, они не подозревали об эксперименте. Панзи сначала было необходимо привлечь внимание смотрителей, а затем сообщить им информацию, притом что они имели представление, о чем она «говорит». Все смотрители, которых Чарли удалось завербовать, рассказывали, что сначала были удивлены её поведением, но затем быстро поняли, чего она от них добивается. Руководствуясь её жестами, кивками, пыхтением и криками, они без труда находили спрятанные в лесу конфеты. Без её инструкций они бы никогда не догадались, где их искать». (Из книги Вааля) Более совершенный набор инструментов применяют шимпанзе в Габоне для добычи мёда. Для такого опасного предприятия, как разорение пчелиных гнезд, они используют комплект из пяти разных орудий. Он включает пестик (толстую палку, которой взламывают вход в улей), бур (палку, которой протыкают улей, чтобы добраться до отделения с медом), расширитель (для увеличения прохода боковыми движениями), коллектор (палку с расщеплённым концом, чтобы погружать в мед и доставать его) и щётку (кусочек коры, чтобы счищать мед). Применение этих орудий очень сложно, потому что их нужно подготовить и принести на место до начала работы и держать под рукой, пока рассерженные пчелы не вынудят шимпанзе уйти. Требуется предварительно продумать и спланировать последовательность действий — это та самая организационная деятельность, которой придавалось такое большое значение у наших предков.

Неожиданным оказалось и то, что своеобразное представление о будущем и прошлом присутствует у крыс и птиц. Например, в эксперименте Кэролайн Рэби клетку соек делили на две части, в каждой из которых они могли запасать пищу. На ночь клетка закрывалась, а наутро сойки могли попасть только в одну её половину. Одна половина клетки ассоциировалась у соек с голоданием, поскольку по утрам их не кормили, а другая половина с завтраком, так как она каждый раз пополнялась пищей. Получив возможность заготавливать припасы, птицы спрятали в «голодной» половине клетки в три раза больше запасов, чем во второй, предвидя возможность остаться без завтрака. В другом эксперименте их каждый раз кормили, но разной пищей. В результате сойки стали заготавливать для каждой части клетки отсутствующую в ней еду, чтобы каждый раз иметь возможность получать разнообразный завтрак. Очевидно, что здесь используется как анализ прошлого, так и представление о будущем. Когда люди не способны признать успехи животных Болезненная чувствительность людей по отношению к сохранению своего положения в иерархии видов иногда рождает поистине комичные истории. Например, шимпанзе Аюму в серии экспериментов с компьютером показал поразительные способности в запоминании. Фотографическая память Аюму позволяет ему быстро запоминать серии чисел и набирать их в правильной последовательности на сенсорном экране, хотя эти числа появляются и исчезают в течение доли секунды. Люди оказались не способны соревноваться с этим молодым шимпанзе, что вызвало буквально бурю негодования. Некоторые учёные пытались даже тренировать память, чтобы превзойти шимпанзе, вызывая у проведшего эксперименты японского исследователя чувство стыда за поведение коллег. Странно, что при этом люди не пытаются соревноваться в эхолокации с летучей мышью — впрочем, в этом они однозначно проиграют.

То же самое происходит, когда учёные проводят эксперименты с шимпанзе и детьми. Во-первых, как замечает де Вааль, дети и шимпанзе изначально находятся в неравных условиях — детей поддерживают и поощряют, тогда как шимпанзе сидят в клетках, личный контакт с исследователем за редкими исключениями минимизирован. Во-вторых, когда результаты оказываются не в пользу детей (например, с проверкой обучения через подражание у обезьян, воспитанных человеком), учёные теряют самообладание и начинают сами вести себя, как дети. Им не нравится, что детей «выставляют дураками».

Нездоровое желание доминировать любой ценой сильно мешает возможности спокойно воспринимать «умвельты» других живых существ, а также их способности к обучению. Человек должен восприниматься не отдельно от природы, а как её неотъемлемая часть, а его способности — как эволюционное развитие способностей предшествующих живых существ. Тогда можно будет объективно исследовать загадочные миры других животных и совершать поразительные открытия, не позволяя собственным воззрениям о центральном положении человека мешать видеть удивительное.

Источник:https://newtonew.com/science/kto-my-takie-chtoby-sudit-ob-ume-zhivotnyh