ЕВГЕНИЙ НИКИШОВ, ПРОДЮСЕР, АВТОР СЦЕНАРИЯ
Сценарист и продюсер комедийных сериалов ТНТ («Зайцев+1», «Деффчнки», «Неzлоб», «Студия 17» и др.). Обладатель премии за лучший сценарий на Международном Кинофестивале Fantasporto в Португалии в 2009 году за фильм «Исчезнувшая империя».
Как началась работа над сериалом «Чернобыль. Зона отчуждения»?
Никишов. Мы со сценаристом Ильей Куликовым придумали эту историю больше восьми лет назад. Изначально мы хотели снять мокьюментари вроде «Ведьмы из Блэр» о том, как пятеро молодых людей едут в Чернобыль. Друг Ильи дал нам 10 000 долларов, и мы даже сняли пилот. И ходили с ним по всем каналам. В то время мы не имели никакого отношения к ТНТ, но пилот на канал тоже заслали. На что нам сказали, что актеры, конечно, неплохие, но в целом все это выглядит ужасно. К тому же тогда это было вообще не формат ТНТ. Пришлось ждать много лет, пока на ТНТ не придет Валера Федорович. Он прочел сценарий, ему понравилось, и он взялся за него как креативный продюсер. Но они с Сашей Дулерайном, правда, заставили нас полностью переписать сценарий.
Принцип, когда каждая серия — это отдельный жанр, был придуман сразу? Или так получилось само собой?
Никишов. Мы писали сценарий не как обычно — когда сначала придумываешь всю арку из 16 серий, а потом уже садишься писать, — а поступательно. Сначала придумали первую серию — написали. Затем вторую. И когда мы дошли до конца, мы вдруг обнаружили жанровую эклектику: когда почти каждая серия — это отдельный жанр. И нам захотелось добавить общий знаменатель, чтобы это все-таки было цельное произведение. Тогда Валера активно включился в процесс, и мы связали все сюжеты единой мистической линией.
Федорович. Мы всех героев старались «завязать» на Чернобыле. Мы относились к зоне, которая появляется только в последних сериях, как к живому организму. Она чувствует, что может исчезнуть, и противится этому. И те люди, которые попадаются героям на пути, — это слабые попытки зоны их остановить.
Никишов. Мы с самого начала решили, что зона — живое существо. И что у нее — детская психология. Ребенок может совершать хорошие поступки или плохие. И не всегда отдает себе отчет в том, что он делает. Все образы шли отсюда.
Тема аварии на ЧАЭС долгое время была в моде: книги, игры, фильмы, зона, сталкеры и так далее. Не боитесь, что сейчас этот момент уже ушел?
Никишов. Даже когда мы это придумывали, я не играл в эти игры и не увлекался этой темой. Тогда мотивация была иной. Нам хотелось рассказать о катастрофе, которая многое изменила, в том числе в этой стране. Но рассказать в жанровой форме, потому что современный зритель в массе своей не станет смотреть документальный фильм про Чернобыль, как бы круто он ни был сделан. А историю, где есть экшн и при этом есть информационная составляющая, — смотреть будут. И для меня это очень символично.
Федорович. Сама история шире и больше, чем собственно приключение нескольких молодых людей. Одна из линий связана с тем, что сама эта катастрофа и последовавшие экономические последствия привели, помимо прочих факторов, к развалу Советского Союза. Мы пытаемся рассказать о том, что могло бы быть с этой страной, не случись той катастрофы. Кроме того, есть еще одна история. О том, что люди под воздействием внешних обстоятельств меняются. Есть пять ребят, пять типажей. В результате этой истории эгоист и гопник идет на жертвы ради друзей. Трус и гик совершает смелый поступок. А герой вынужден поступить не по-геройски. За счет этих изменений характеров общая история становится живой. А те истории, которые породила мода, просто присосались к теме: хабар, сталкеры и прочее. Мы же с этим пространством мифологическим принципиально не заигрываем.
Понятно, что ваш сериал далек от документального. И все же: вы подробно изучали фактуру?
Федорович. Женю до сих пор можно разбудить, и он расскажет, как пройти к четвертому блоку реактора с улицы Ясная в городе Припяти.
Никишов. Названия улиц в фильме реальные, хронология катастрофы и предшествующих событий — тоже реальные. Мы с Ильей Куликовым посмотрели тонны видео, посвященного чернобыльской катастрофе, и нашли там кучу всего, что в 86-м году в новости, естественно, не попало. Например, интервью с сотрудниками станции, атомщиками, которые с первых же минут понимали, насколько все серьезно. А люди в городе как раз привыкли к разным мелким авариям, и эту тоже не восприняли как что-то серьезное — вывалили на улицы смотреть на пожар. И вот есть кадры, где люди стоят на мосту, а на них падают тонны радиоактивного топлива.
В квартирах Припяти сейчас действительно можно найти вещи людей, которые там лежат с 86-го года, как ваша героиня находит тетрадь своей младшей сестры?
Никишов. История с тетрадкой — реальная. Мы на фотографиях увидели школьный класс, на полу которого были разбросаны старые школьные тетради. Вещи в квартирах, фотографии — все это осталось до сих пор. Потому что мародеров интересовали только батареи центрального отопления. Когда город опустел, они пришли и посрывали батареи изо всех квартир.
Федорович. Конечно, у нас много художественных допущений. Например, железо и мох — два главных источника радиации в Припяти. У нас есть сцена, где герои лазают по колесу обозрения. В реальности это было бы если не смертельно, то точно очень опасно. Вообще Припять снималась в пяти разных местах. Нам, например, нужно было показать подъезд дома Ани: в 86-м году — чистый, аккуратный, а теперь убитый. Как мы это делали? Находили нормальный подъезд, а потом художники его старили, а потом мы еще добавляли компьютерной графики: выбивали окна, проращивали деревья сквозь асфальт.
Для современных подростков СССР — это уже миф. Для них это так же далеко, как Первая мировая война.
Никишов. Да, но для нас это была очень личная история. Я родился в 79-м году, мое детство прошло в СССР. И я все это отлично помню — майские демонстрации, хлеб за 20 копеек, за которым меня мама посылала. А потом произошла трансформация — эта страна исчезла, и о ней остался только миф и разные истории. Кто-то, кто ее любит, хвалит ее, кто-то, кто не любит, рассказывает страшные истории. Мы хотели показать эту страну без всяких политических контекстов, просто как мир нашего детства. И нам казалось, что здесь есть очевидный конфликт того мира с его картинками, его идеологией и вот этого — нашего.
Чем работа над сериалом «Чернобыль» отличалась от остальных проектов?
Никишов. Говорят, когда ты что-то пишешь, ты пытаешься справиться с некоей детской травмой. Когда мне было семь лет, вокруг меня был прекрасный светлый мир. И вдруг случилось что-то непоправимое в стране, которая называлась Советский Союз. Я вдруг понял, что в моем прекрасном солнечном мире может произойти что-то, что не способны объяснить и предотвратить мои родители. С возрастом я стал узнавать об этой теме все больше, что-то читал, что-то слышал. Но самые яркие картинки телерепортажей в программе «Время», дымящийся реактор — все это засело в голове. Образ падающего вертолета я помнил всегда. И когда я вырос и стал сценаристом, желание рассказать историю ребят, которые взрослеют в условиях опасного приключения, наложилось на желание рассказать о чернобыльской трагедии.
Федорович. Мне никогда не попадалось материала, в котором я мог бы реализовать свои детские мечты: что-то разрушить, что-то перевернуть, сделать собаку-зомби. Это же круто! Мы же все равно в душе остаемся детьми. Просто теперь у нас есть чуть больше возможностей, чем у ребенка, строящего и рушащего дома из детских кубиков.
Нет комментариев