Часть 17. Дэвид Эванс и Дэвид Миннс "Это была реальная жизнь"

Глава II. "Попал под лавину". Эдди Хауэлл.

"Я действительно не помню, как и когда Фредди предложил свои услуги в качестве продюсера «Человека с Манхэттена». Немалый интерес вызвало даже простое демо revox, которое я сделал для песни, которая не была включена в пластинку «Eddie Howell Gramophone Record».

На Вертер-роуд, в квартире Дэвида Миннса в Патни, Фредди тоже слушал демо, и ему очень понравилась песня. В тот момент он хотел хоть как-то поучаствовать, и вскоре после этого мне сказали, что он хочет спродюсировать трек. Уорнеры были в восторге, и у нас был карт-бланш в отношении бюджета, это открыло глаза на льстивую реакцию звукозаписывающей индустрии. Как ни странно, Фредди не обращал никакого внимания на какие-либо знаки подхалимства.

Ещё до того, как сеансы были записаны, я в частном порядке зашёл на квартиру Фредди на Holland Road, 100, где в викторианском великолепии доминировал огромный рояль. Фредди скрупулезно работал над гармониями и с максимальной пользой для меня начал записывать их на рукописном листе для сеанса. Работа не была связана крючком и не была соткана, но, как и следовало ожидать, все символы аккордов были на своих местах. 

Тем не менее, линия мелодии извивалась, как график, по нотному стану, нота за нотой, и я был очарован, наблюдая, как Фредди следил за взлетами и падениями нот с сопровождающими словами или слогами слов, которые составляли гармонии, своего рода подъем в гору, написания под гору, которого я не видел больше никогда ни до, ни после. Это был просто его способ делать то, что он считал своей работой. Это доказало мне, что он инстинктивно полностью согласен с тем, как я чувствовал эту песню.

Неожиданно мы оказались в «Sarm East Studios» и наняли музыкантов. Занятия начинались около двенадцати, и я останавливался в Клэпхэме, который арендовал у Джеки Кроста, младшего брата Барри Кроста. Дерек Балкомб с Фредди и Дэвидом сзади забирал меня на лимузине Фредди «Даймлер», чтобы отвезти меня в Уайтчепел. Магнитофон Фредди был переполнен идеями для предстоящей сессии, для которой были наняты лучшие из нынешних лондонских сессионных музыкантов. 
Барри де Соуза - на барабанах, американец Джером Римсон - на басу, Фредди - на фортепиано и я - на акустической гитаре, а также Брайан Мэй - на соло-гитаре. Роджер Тейлор не был включен, поскольку Фредди считал, что сыграет слишком похоже на Queen.

Неослабевающий энтузиазм Фредди держал всех в тонусе. Я помню реакцию наших опытных сессионных музыкантов на силу его мотивации. У меня возникло смутное чувство, что они не ожидали, что манерный дилетант за столом окажется непревзойденным профессионалом, которым он всегда был. Фактически это был первый раз, когда я заметил, как Фредди заставлял людей преодолевать барьеры, над которыми они могли бы насмехаться. Даже мой очень мужественный брат Терри восхищался героической и возмутительной яркостью личности Фредди. Несмотря на всю напыщенность и беспокойство, миллионы людей обнаружили, что Фредди каким-то образом проявил их альтер-эго, человеком, которым все они хотели бы быть какое-то время, хотя бы какое-то время...

Я вспоминаю, что наиболее неотъемлемой частью этих сеансов были не микшерный пульт или микрофоны, а расческа Фредди и его причёска. Они стали неотъемлемой частью звуковой консоли, поскольку в те дни такие фотографы, как Мик Рок, постоянно заходили и выходили, чтобы запечатлеть парня для потомков. В то время сфотографировать Фредди не было проблемой.

В финале записанной версии «Man From Manhattan» звучит колокольчик. Фредди настаивал на этом, хотя я считал это относительно неважным. Даже в те дни студийное время составляло 60 фунтов в час (!), и поэтому я был удивлен упорным стремлением Фредди включить звук колокольчика в трек. Барри де Соуза было поручено играть в колокольчик. Однако, чтобы добиться нужного Фредди звука, было обнаружено, что колокольчик нужно вращать, и, вращая его, Барри де Соуза добился нужного звука к большому удовлетворению Фредди. Потребовался час, но и в конце часа ничего не удалось записать, так как Фредди обнаружил, что предварительно настроенный звоночек был в неправильной тональности.

Паника! Фредди бросился к своему любимому пианино, чтобы определить, в какой тональности должен быть установлен колокольчик, и ужас, после ужасов, «D» была правильной нотой, но в студии не было колокольчика «D». Кого-то послали обыскать все лондонские музыкальные магазины. Я узнал истинное значение слова «go-fer» шесть или семь часов спустя, когда «go-fer» вернулся, набрав лишние 400 фунтов студийного времени, все вдруг поняли, что они были слишком сильно измотаны от ожидания.

Поэтому Фредди экстравагантно, не беспокоясь о росте стоимости этой единственной записи, приказал перебраться в свой любимый индийский ресторан на обед, что было второй по важности особенностью сессий Фредди. Бедный колокольчик был беззвучной жертвой, а я усвоил главный урок рекордного зрелищного мастерства, а именно, что совершенство очень недешево.

Фредди развлекало всё это. Примадонна в его личности была частью его метода мотивации в студийных условиях и позволяла ему получить именно то, что он хотел. Но я помню, как он много смеялся и чувствовал себя довольно легкомысленным, когда в студии накачивался адреналин и все были охвачены лихорадкой.
Он сказал мне: «Дорогой, если это не хит, то тебе следует подать в суд на «Warner Brothers».

Я знаю, что он действительно заботился о сессиях и ему очень понравилось быть в кои-то веки мальчиком на заднем плане. Ради хорошо выполненной работы ненужный гламур был полностью изгнан. Хотя я никогда не чувствовал себя комфортно с ним, я знал, что он подстраивается под мой особый способ самовыражения и делал всё, чтобы не навязать свою личность ни в моем сеансе записи, ни в моей песне. И хотя он был на гребне собственной волны, я чувствую, что он тоже кое-что получил из этого опыта".

Глава II. "Попал под лавину". Питер Стрэйкер.

"Дружба, которая длится шестнадцать лет, - это чертовски долго. Это непросто. Что я думаю?

Поначалу было трудно избежать Фредди, так как наши пути постоянно пересекались. Мы оба ели в одних ресторанах, пили в одних и тех же клубах и знали одних и тех же людей. В тридцатых годах для нашей свободной группы было бы какое-нибудь название, например: «Круглый стол Алгонкина» или «Набор Скотта и Зельды Фицджеральд». Деловые люди, художники всех форм и сред, художники, актёры и актрисы, представители СМИ, музыканты, танцоры классической и современной музыки. Это была пьянящая комбинация попурри, которая всё ещё существует, но в моей памяти она остается особенной и уникальной. Было неизбежно, что мы с Фредди узнаем друг друга больше, чем просто два корабля, проходящих мимо ночью.

Это было в ноябре 1975 года, на одном из нескольких моих дней рождения, на этот раз в костюмированной вечеринке на Херлингхэм-роуд, на которую я пригласил Фредди. Тема была: «Приходи, как любимый человек». Фредди сказал, что может прийти, но не в маскарадном костюме. 

Я помню, как меня одевали и причесывали Дуглас Траут и Петра фон Катцен. Думаю, я выглядел: наполовину невеста- наполовину жених, вдохновленный знаменитым дизайном Эрте. И всё это в маленькой квартирке в Херлингхэме, где 150 человек были забиты в четыре комнаты. Фредди прибыл с Дэвидом Миннсом, неся бутыль шампанского: «Моёт и Шандон», конечно же! Думаю, именно той ночью я впервые попросил его продюсировать для меня альбом. Я никогда не думал, что такое ужасно возмутительное предложение с моей стороны будет воспринято, не говоря уже о том, чтобы его запомнили сквозь завесу пузырей шампанского.

Фредди не задержался надолго, вероятно, около трех четвертей часа. Ему не нравились теснящиеся вместе эти люди, хотя он и получал удовольствие. Впоследствии мы договорились пообедать вместе, и уже после этого, кажется, стали друзьями. Трудно вспомнить и выделить определенные даты и события, поскольку с этого момента наши жизни стали неразрывно запутанными. Другими словами, мы поладили.

Было Рождество 1975 года, когда меня пригласили на знаменитые рождественские концерты Queen в Хаммерсмите, когда «Богемская рапсодия» была в зените. Сочельник был грандиозным шоу. Это может показаться странным, но я никогда раньше не был на настоящем рок-н-ролльном концерте. Моя жизнь помимо театра и театральных мюзиклов уходила корнями в классическую музыку и оперу, поскольку моя мать отправила меня к Калласу, Шварцкопфу, Фишер-Дискау, и именно там были заложены мои основы.

Наблюдение за Тони Беннетом, Джуди Гарланд и Дитрихом также подарило мне мои музыкальные традиции более светского характера. Наблюдение за Queen и Фредди было для меня откровением, особенно потому, что я узнал Фредди как друга, но о его профессиональной жизни я мало знал. Принимая во внимание мое собственное прошлое, театр и чувство силы, создаваемое гитарой, и устрашающая дерзость гарцующего павлина полностью соблазнили меня. Это был замечательный материал. Хотя некоторая грубость меня оттолкнула, всё-таки я с готовностью обратился к рок-н-роллу, который является самой сутью этой великой группы. В то время я давал концерты, которые были настолько эзотерическими и эклектичными, что любое сравнение с роком было оскорбительным. Встреча с Фредди и Queen открыла для меня новые горизонты и возможности в том, что я уже делал, и что сильно отличалось от выступлений Фредди.

В 1976 году я и моя группа впервые выступили в Эдинбурге на официальном фестивале. Queen как группа и их окружение пришли ко мне. В это же время они выступали в «The Playhouse» на фестивале популярной музыки Дэвида Эванса и Джона Рида.

Это были дни, когда я носил дизайнерские платья, а также грубую уличную одежду, чтобы устроить шоу, охватывающее всё, от Жака Бреля, Курта Вайля и Элтона Джона, а также стандарты и новые песни Дона Фрейзера и Малькольма Каррика. Настоящим пиком шоу было то, что я хожу по залу с тележкой и раздаю публике шампанское.
Шоу было хитом.

Фредди понял, что в тот момент мы оба были исполнителями, хотя он был очень известен, а я был относительно неизвестен. Разница не имела значения, мы общались, мы могли критиковать или хвалить друг друга.
Раньше я жил недалеко от теннисного клуба «Hurlingham» и увлекался теннисом. Мой менеджер Клода Уоллес была членом «Hurlingham Club», и через неё мы имели доступ к кортам. Летом я играл почти каждый день и иногда ко мне присоединялся Фредди. Он сильно ударял по мячу и был полон решимости забить мяч. Однако ему не хотелось много двигаться, и он явно ожидал, что мяч придет к нему сам. К счастью, всегда был кто-нибудь, кто мог бы побежать за его яйцами!

Уровень большого тенниса не соответствовал его настольному теннису, которым он очень гордился и о котором он всегда говорил целую вечность. Однако однажды в нашей теннисной карьере возникла небольшая проблема. Мы часто задавались вопросом, почему нас обычно переводят на один задний корт подальше от всех. Конечно, это не был стандарт нашей игры, который был не хуже многих других.

Затем мы, наконец, выяснили, почему, и всё стало ясно и недвусмысленно. Мы получили указ от руководства клуба через моего менеджера с просьбой, чтобы «эти двое молодых людей» носили более длинные шорты.

Конечно, мы тоже часто гуляли вместе, везде - от оперы и балета до ночных клубов и обычных пабов - каким бы знаменитым ни был Фредди, он не был снобом и любил ходить туда, куда ходили все остальные. Однажды вечером, после поездки в несколько пабов на автомобиле с водителем, что, разумеется, значительно облегчило жизнь, моя группа «Taxi» во главе с Майклом Эллисоном выступала в «The Hog’s Grunt» в деревне Продакшн в Криклвуде.

Мы с Фредди решили нанести им неожиданный визит. К концу их сета, выпив ещё немного, Фредди решил, что мы должны сделать импровизированную версию «Jailhouse Rock». Хотя это была и осталась одна из любимых песен Фредди, в то время я едва знал больше, чем первую строчку. Вдохновленные парнями из группы и Фредди, мы каким-то образом сумели допеть песню до конца.

Существует очень личное видео о последующем представлении, и мне снятся кошмары о фильме, появляющемся из безвестности, по крайней мере, раз в неделю. К концу песни аудитория всё еще не могла поверить, что это мы были там на сцене. Несколько человек подошли к нам, чтобы спросить Фредди с явным недоверием: «Ты действительно Фредди Меркьюри?» Всё ещё не убежденные даже после ответа Фредди, они, вероятно, до сих пор не верят в то, что произошло на их глазах.
И мы помчались в ночь!

Намного, намного позже, когда я выступал в Театре Пикадилли в Вест-Энде с Кэрол Вудс, Дебби Бишоп и Марией Фридман в «Блюзе в ночи», Фредди, у которого была постоянная любовь к театру, приходил много раз и просто удивлял нас, появившись за кулисами и смотрел все шоу. После этого мы часто ходили куда-нибудь поужинать, и случилось так, что примерно в это время он работал с Майком Мораном над альбомом Mонтсеррат Кабалье «Barcelona», и Фредди попросил меня поучаствовать в альбоме на треке «Golden Boy».

Это было на Рождество, и в театре шёл Singathon, который длился с полудня, и он снова зашёл посмотреть, как все идет. Я пел песню «River Deep Mountain High», на которую якобы он пришел посмотреть. Я пытался убедить его, что он тоже должен появиться со мной на сцене, но он сразу же отказался, проявив свою обычную искреннюю сдержанность. После пары напитков и на завершающей стадии благотворительного сингатона, когда вся компания пела рождественские гимны на сцене, мы прокрались в первые ряды и, наконец, смогли спеть вместе. И снова публика была приятно удивлена.

Какое у нас было чудесное Рождество!"

Продолжение следует...
#Minns