ВАНЬКА -- ВСТАНЬКА.

Я до сих пор руками помню шороховатость красно-синего пледа на кровати, солнечные блики на темно-желтых обоях с неаккуратно сведенными швами, ощущение затекшего локтя, пустого дома, детства – я читала. Я приходила из школы, кормила брата, и читала. Читала. Читала. Темно оранжевый, обтертый до мягкой тряпочки корешок Майн Рида, истрепанная супер-обложка поэтов серебряного века, Шолохов, Чехов, По, Ремарк, черно-белая фотография и красной надписью Повесть о Настоящем Человеке. Я читала неаккуратно, загибая уголки, подчеркивая ручкой и засыпая крошками, читала запойно, выписывая хорошие обороты в блокноты, сострадая, сорадуясь, соукрепляясь вместе с книгами.
В голове у меня сидит до сих пор цитата из какой-то позабытой книги про войну, ни автора, ни названия я уже не помню, в ней говорилось о старике, который помогал партизанам. “А потом японцы поймали его и засунули ему ноги в огонь.
Он кричал все время, пока не умер, не он ничего не рассказал”. Вместе с Мересьевым это осталось у меня образом очень важного качества: истинного упорства. Пока популярная литература живописала героев в хлестких фразах, железной выдержке и горделивом превосходстве нордического характера, мне оказался близок другой образ: образ человека, который не стыдится боли, слабости, но тем не менее продолжает ползти, зубами, как может, но вперед.
Я знаю, как приятна стезя выдержки лица. Горделивое не показывание боли и слабости, всезнающий прищур и сжатые челюсти – это богатая, благодарная позиция с бонусам морального превосходства, неоцененности и собственной исключительности. Я до сих пор прекрасно помню победное ощущение, с которым говоришь “да режьте, у меня низкий болевой порог”, “это всего лишь растяжение, я дойду сама”, “я справлюсь”, “Спасибо, я не нуждаюсь в утешениях”, и так, с сарказмом, “не дождетесь”.
Без героической маски неуютно. Быть на нулях, застревать, болеть, теряться, сомневаться – неприятно, а делать это открыто – неприятно вдвойне. И зачем, казалось бы? Слабость омерзительна, наивность смехотворна, доверчивость и открытость наказуема. Кто же как не я об этом знает все.
Ради детей. Нельзя, никак не получится любить и уважать ребенка, если мы считаем его незрелость, наивность и зависимость – постыдной недоделкой, которую нужно срочно доделать. Нельзя любить, презирая и стыдясь самой сути. Дети всегда будут знать, что любят не их, а то, чем они должны поскорее стать. А их – вот таких неправильных и нескладных – не видят и не хотят.
Ради себя. Нет таких людей, которые не переживали бы моменты слабости. И здесь важна не столько возможность публичных откровений, сколько прежде всего честность с собой.
Есть ли у меня право быть потерянной, неумной, непоследовательной, проживать эти периоды, не вынося себе приговоров. Есть ли у меня право плакать от боли, грустить, обижаться, быть непродуктивной, вредной, непоследовательной, мелочной и злой?
Не люблю духовные практики – они табуируют эмоции. В зависимости от религии, адепты исправно лишают себя права на гнев, злость, уныние, зависть и так далее.
Логика этого понятна: не приняв ответственности, нельзя разделить чувства и поступки.
Не будучи способным разделить чувства и поступки, мы навсегда остаемся в ловушке, где мы пытаемся заткнуть родник вместо того, чтобы направлять воду в нужное русло.
Мы можем чувствовать все, что угодно, но при этом поступать так, как считаем нужным.
В этом для меня величайшая свобода и сила ответственности.
Принимая в себе любые чувства (да, и самые низменные и противные тоже), понимая их отдельность от своих поступков и выборов, мы освобождаем в себе огромную энергию и силу, всю ту, которая годами тратилась на сдерживание и прятание от себя “негативных” мыслей и чувств. Нет ничего страшного в том, что сегодня я не чувствую любви, обижаюсь, теряю надежду, впадаю в уныние и извожу себя чувством вины. Наверное, это почему-то надо, и пусть. Главное, что я знаю про себя, что я буду кричать, ругаться, ныть, ходить, как волк, в клетке, но я не сдамся. Я встану и снова пойду вперед. И эта вера появилась только тогда, когда ты сто раз тонул, но всегда выплывал. Когда позволил себе тонуть чтобы обнаружить, что умеешь плавать.
Эта вера в себе стоит всего на свете.
Эта та же самая вера, с которой ты берешь на руки маленького ребенка зная, что он научится ходить. С которой ты заканчиваешь в унынии долгий безрезультатный день, как мой день сегодня, когда все не так и непонятно, куда идти, и все тускло кроме знания того, что я снова встану на ноги.
Поскользнусь, упаду, ударюсь, заплачу, пожалуюсь, попеняю судьбу, пожалею себя, вздохну и поднимусь снова.
/автор - Ольга - "женщина с Марса"/