Пушкиногорье

Продолжение. Начало: https://ok.ru/pushkinogor/topic/67503279571175 Один раз пошли мы с сестрой Зиной по деревням побираться, дошли до какой-то реки, видим на реке плот, возле него немцы. Немцы нас на плот заманили, завезли на се- редину реки и столкнули в воду. Мы с Зи- ной плавать не умели, стали за плот руками цепляться, так немцы нас по пальцам стали своими сапогами бить, чтобы наши руки от- цепить. Спасло нас то, что одежонка наша и ко- томки за плечами надулись, как шарик. Вся наша одежда и даже нижнее бельё были сши- ты из мешковины. Тогда никакого мыла не было, да и не мылись мы, и одежду не стира- ли. Вся одежда засалилась до такой степени, что даже воду не пропускала. Это нас и спас- ло, кое-как выплыли на другой берег. На берегу реки стояла деревня. Мы вышли к какому-то сараю, сели возле него и рассуждаем: «Сейчас пойдём чего-нибудь попросим в этот дом, потом в тот...». И тут слышим голос из сарая: — «Вы русские»? — «Мы русские», — отвечаем. — «И мы русские. Спасите нас. Нас хо- тят в Германию угнать». — «А как»? — «Считать умеете»? — «Умеем». — «Отсчитайте от левого угла шесть камней, а седьмой попробуйте вывернуть». На камень, который надо было вывер- нуть, я ещё раньше обратила внимание пото- му, что он немного выступал, и угол у него был острый. Мы под него долго подкапыва- лись, выворачивали его, наконец, вывернули и сразу ушли. Спаслись люди, сидевшие в са- рае или нет, мы не знаем, но когда мы пошли побираться по избам, нам хорошо подавали: кто дал картофельных очисток, кто шелухи от гороха, и все нам почему-то говорили: «Спасибо». Когда мы возвращались через эту де- ревню домой, на берегу реки догорал дом, а вокруг него горела рожь. Мы поели угольков и пошли дальше. Через некоторое время каратели приш- ли за молодёжью и в наш дом. Взрослые спря- тали подростков в подвал. На крышку люка поставили большой шкаф. На пол постелили какие-то тряпки и, хотя был день, нам, детям, велели на них лечь. Когда пришли каратели, мы испугались, все почему-то стали кашлять. Немцы нас стали растаскивать, кого за руку, кого за ногу, чтобы посмотреть, кто это. Глупенькая Лизонька, мамина сестра, когда это увидела, побежала в коридор, выло- мала там доску и этой доской как даст немцу по спине! Каратели её схватили, стали изби- вать. Они её бьют, и она им спуску не даёт. Потом Лизонька как закричит: «Где Нина, где моя Нина»! А Нина, моя старшая сестра, в это вре- мя в подвале сидела. Тут каратели поняли, что молодёжь где-то в другом месте прячет- ся, пошли на улицу, стали там всё осматри- вать и нашли заколоченную дверцу, ведущую в подвал. Пока они отрывали доски и вы- бивали дверь, мама каким-то образом тяжё- лый шкаф с места сдвинула, люк открыла и кричит: «Нина, вылезай». А каратели к тому времени уже с улицы дверцу, ведущую в под- вал, выбили и оттуда тоже по-русски кричат: «Нина, вылезай». Нина растерялась, не знает, в какую сторону ей бежать. Тут мама её за во- лосы схватила, выволокла из подвала. Вслед за Ниной ещё несколько человек выскочило. Но не все смогли убежать. Остальных немцы задержали. Дом, в котором мы жили, карате- ли спалили. Вскоре после этого над Коростелями пролетел советский самолёт и разбросал ли- стовки, в которых говорилось, что наши близ- ко, и нас скоро освободят. Мы эти листовки ловили, целовали их, но дожидаться освобож- дения не стали, а решили что нам как-то нуж- но самим пробираться в сторону дома. Когда мы перебирались вброд через реку Синюю, погибло много народа. На этой реке было много виров: чуть-чуть свернёшь в сторону — и засосёт. Мы, дети, перебираясь через реку, шли след в след за мамой, которая вела за собой корову Звездоню. Когда наша семья уже подходила к противоположному берегу, нас заметили немцы, сидевшие в око- пах, и открыли по нам стрельбу. Маму по ка- сательной ранило в шею. Когда она падала, корова, шедшая за ней, подцепила её на рога и швырнула на берег, а я, увидев это, от не- ожиданности оступилась и потеряла дно. И на этот раз меня снова спасла моя грубая просаленная и заскорузлая одежда, не пропускавшая воду. Когда я окунулась, одежонка на мне надулась, как спасательный круг. За происходящим, видимо, наблюдали наши солдаты. Они меня вытащили, и маме оказали помощь. Как мы рады были, что до- брались до своих! Мы, ребятишки, обнимали ноги спасших нас солдат и целовали их сапо- ги. Помню, что сапоги у них были грязные- грязные. Когда мы шли в сторону дома, повстре- чали пленных. Пленные совали нам за пазуху какие-то записки с адресами, что-то говори- ли на непонятном языке. Моя сестра Нина эти записки потом куда-то пересылала и нам некоторые адресаты отвечали. Уже не помню почему, но в Рахово я пришла с сестрой Зиной. Мама с остальными детьми где-то задержалась. В Рахово домов почти не осталось — всё немцы пустили на блиндажи или сожгли. От нашего дома уцелела только печка, а на огороде стояло пять пушек. Ствол одной из них мы сохранили, он до сих пор лежит у нас на огороде. Когда же мы обрабатываем ого- род, то находим много патронов и осколков от снарядов. Увидев, что наш дом сгорел, мы с Зиной нашли на краю деревни пустой блиндаж. Он был по колено заполнен водой. Мы притащи- ли в этот блиндаж какую-то корягу, забрались на неё, вытянули ноги — так и переночевали. На другой день мы с сестрёнкой пошли по малой дорожке в Пушкинские Горы. Смо- трим, дорога как будто вся изрытая, и валя- ются на ней где рука, где нога, где какие-то тряпки, вымазанные чем-то чёрным, словно дёгтем. Мы эти тряпки собрали, обмотали ими себе ноги. (Позднее мы узнали, что до- рога, по которой мы шли, была заминирова- на, и на ней уже погибло много людей). Дойдя до образцовой кузницы, мы остановились. Через дорогу была перекину- та перекладина. На перекладине близко друг к другу висели люди. Их ноги едва-едва не касались земли. Мы с Зиной пролезли у них между ног и пошли дальше. Через какое-то время и мама с осталь- ными детьми вернулась в деревню. Верну- лись уставшие, голодные. Помню, лежим мы с мамой на холодной печке под открытым небом, а она и говорит: «Вы, ребята, лежите молча, берегите силы». Потом мы на старой печине из блинда- жей домишко соорудили, там и стали жить, а с голоду умереть нам добрые люди не дали. Нам пришлось ходить побираться, и хотя в то время все жили голодно, бедно, нам по- давали, кто что мог. Весной нам кто-то дал картофельных очисток с глазками. Мы их посадили, к концу лета у нас уже была своя картошка. Подкармливал нас и Семён Степано- вич Гейченко. Не знаю, каким образом мама с ним познакомилась, а только мы с мамой к нему ходили. Он обучал музыке мою двою- родную сестру, дочку убитой немцами тёти Поли. Жена у него была не русская и очень добрая. Пока Семён Степанович с сестрён- кой занимался музыкой, его жена, бывало, на стол накроет и к столу всех приглашает. А мама, когда увидела, что на стол накрывают, нам тихонечко сказала: «Если вас пригласят за стол, то вы ничего не ешьте, вам нельзя, вы не привыкли так много есть, иначе умрё- те». Нам очень хотелось есть, но мы боялись умереть — вот и не ели ничего. Семён Сте- панович потом всю еду, которая осталась на столе, в сетку положил и маме отдал. А ещё, я помню, он маме говорил: «Я двух девочек смогу в детский дом пристроить». И, дей- ствительно, вскоре двух моих двоюродных сестёр Валю и Тасю определили в Велейский детский дом. Шефствовал над этим детским домом Пушкинский заповедник. Сестрёнка моя, конечно, не стала му- зыкантом, но уроки такта и великодушия, которые преподала нам семья Гейченко, мы усвоили на всю жизнь». Война стала страшным испытанием для всех тех, кто оказался втянутым в ход её событий. По-разному складывались судь- бы людей, оказавшихся на оккупированной фашистами территории. Бывшая партизанка Мария Павловна Савыгина в статье «Об этом невозможно забыть», опубликованной в га- зете «Пушкинский край», писала: «Нелегко было не сломиться, не оступиться, а то и про- сто распознать, где враг, а где друг». Даже среди полицейских были те, кто помогал под- польщикам или был связан с партизанами. Об этом говорится в книге А. Д. Малинов- ского «Подпольщики Пушкинских Гор». Это подтверждает и Савыгина: «Были и такие, которые шли в полицаи, чтобы найти потом партизан и уйти к ним, но фашисты их пре- вращали умело в убийц, а потом их убивали свои... Сложно было жить, воевать, выжить и не запятнать свою честь... В Пушкинских Горах полицая Степана Тимофеева немцы за- ставили добивать цыган в мешке. Подполь- щики по его просьбе переправили Степана к партизанам Киманова. Он был отважным бойцом. Но всё равно после освобождения Степана судили и дали пять или шесть лет тюрьмы». Елена Анатольевна Фёдорова со слов своей бабушки, Екатерины Фёдоровны Бар- кановой, скончавшейся в 2007 году, расска- зывала, что полицейских, забивавших цыга- нят в мешках, а также принимавших участие в расстрелах, перед отступлением расстреля- ли сами оккупанты. Изуверское уничтожение цыган в Пуш- кинских Горах, пожалуй, одна из самых страшных страниц в истории нашего посёл- ка. Анатолий Малиновский в книге «Под- польщики Пушкинских Гор» пишет: «Тёте Проне кто-то сказал, что старый цыган при- знался на исповеди в соборе, что на всём таборе незамолимый грех: цыгане убили на новоржевской дороге немцев, которые хоте- ли отобрать у них лошадей... И вот теперь цыган хватают, будто пре- ступников. Говорят, что их допрашивают, бьют, а вечером расстреливают в овраге у Ра- ховских гор». Многие жители посёлка были свидете- лями того, как цыган под конвоем полицей- ских вели на расстрел по улицам посёлка. Раиса Ивановна Белькова вспоминает: «Я видела, как группу цыган вели по Пожар- ной (теперь Советской) улице на расстрел в Раховские горы. Они шли «плетнём», друг за другом, положив руки на плечи, идущему впереди. Они прощались с нами и просили у встречных прощения. Многие жители по- сёлка, глядя на это, плакали, а некоторые последовали за пленными, провожая их до ветлечебницы. Я к ветлечебнице не пошла, а были и такие, кто даже на деревья забирался, чтобы видеть, что происходит в овраге. Среди цыган, которых вели на казнь, находилась очень красивая цыганка с девоч- кой. Позднее я спросила у одного знакомого, наблюдавшего за казнью, о том, что сталось с этой цыганкой, а тот ответил: «Она сразу в яму не упала, так её Юпатов лопатой забил». Все казни в Пушкинских Горах совер- шались при деятельном участии Виталия Юпатова. Юпатов был помощником началь- ника карательного отряда, то есть заместите- лем начальника полиции. По словам Марии Фёдоровны Григо- рьевой, семья Юпатовых перед войной про- живала на Пушкинской улице неподалёку от здания средней школы. В детстве Виталий Юпатов отличался изуверской жестокостью по отношению к животным. Как-то содрал с живой кошки шкуру и выпустил на улицу. Таким образом он, видимо, хотел произвести впечатление на сверстников. Мальчишкам пришлось догнать кошку и убить, чтобы она не мучилась. В заметке «Народ всё помнит», опу- бликованной в газете «Пушкинский колхоз- ник» 4 февраля 1959 г., говорится о судеб- ном заседании по делу Виталия Юпатова: «Несколько дней судебная коллегия по уго- ловным делам Псковского областного суда разбирала дело Юпатова на месте его зло- деяний в Пушкинских горах, в открытом судебном заседании. И несколько дней зри- тельный зал Дома культуры, где проходил процесс, был переполнен... И вот теперь все пришедшие в суд ока- зались свидетелями страшных дел каратель- ного отряда. Они всё видели, на всю жизнь запомнили, и теперь, когда на суде Юпатов начинает врать, с места поправляют его: — Врёшь, мерзавец! Мы всё видели, ничего не забыли!» Татьяне Александровне Сазоновой было всего 5 лет, когда отец взял её с собой на судебное заседание по делу Юпатова. Она вспоминает: «Я тогда была маленькая, пло- хо понимала, о чём шла на суде речь, помню только, как рассказывали о казни цыганят, мне их так было жалко». В ранее упомянутой заметке, опубли- кованной в газете «Пушкинский колхоз- ник», тоже упоминается этот факт: «...вы- водят маленьких цыганских детей. Сколько их было? Говорят, около двадцати... Дети плакали. Они чувствовали, что их ожидает что-то страшное. — Ну, чего расхныкались? — с улыбкой Юпатов спросил детей. — Не плачьте, я от- веду вас к папам и мамам... И со своими полицаями отвёл их к яме... Теперь скоро конец: остались одни грудные цыганские дети. Их отцы и матери помогали партизанам. Сегодня ночью к мла- денцам прибавился ещё один: цыганка роди- ла тут же в подвале комендатуры. ... Грудные не ходят, их не поведёшь. Приносят несколько мешков. Юпатов со сво- ими подручными складывает живых детей в эти мешки. Дети плачут... Чтобы они прекра- тили кричать, одного из полицейских застав- ляют забить их лопатой. Несколько ударов, и крики утихли, из мешка потекла кровь». Сергею Павловичу Ефимову его ба- бушка рассказывала о том, как по распоряже- нию Юпатова полицейские бросали грудных цыганят по двое, а то и по трое в мешки, и забивали их об угол её мазанки, стоявшей напротив комендатуры. В конце 80-х годов эту мазанку подновили, отремонтировав и обложив силикатным кирпичом. В настоящее время это дом № 33 на Пушкинской улице. В годы оккупации казни в Пушкинских Горах стали частым явлением. А. Д. Мали- новский в книге «Подпольщики Пушкинских Гор» писал: «Про расстрелы рассказывал Степан Кошелев. Его дом стоял на окраине, около заброшенного песчаного карьера. Поч- ти каждое утро фашисты расстреливали в карьере схваченных патриотов. Кошелев под- нимался на чердак, смотрел в щели фронто- на. Бинокля не было, и лица палачей, и тех, кого они убивали, Степан видел смутно... За утро расстреливали трёх-четырёх человек». О том, что в карьере в годы оккупации проводились расстрелы, говорит и тот факт, что в послевоенное время родители не пуска- ли детей играть в этот карьер, объясняя отказ тем, что там во время войны устраивались казни. Костров С. в заметке «Народ всё пом- нит» пишет: «Юпатов рассказал на суде, что некоторые казни они устраивали публично и принуждали жителей присутствовать при по- вешениях советских людей». Раису Ивановну Белькову, бывшую в то время ребёнком, настолько потрясла казнь раненного в живот партизана, что она до сих пор не может вспоминать о виденном без слёз. В заметке Кострова так говорится об этом: «...медленно движется по Пушкинским Горам телега. Лошади нет. Вместо неё в те- легу впряглись несколько полицаев. Ох, как медленно движется телега! Скорее! Юпатов становится сзади, начинает её подталкивать. В телеге лежит партизан. Известно только, что звали его Михаилом. Он тяжело ранен в живот. Одна из свидетельниц дала ему своё полотенце, чтобы хотя бы немного облегчить муки страдальца за народное дело. Так он и запомнился с окровавленным полотенцем на животе. Он не мог встать во весь свой рост. Он лежал, но до последней минуты он про- клинал своих мучителей! Петлю ему на шею накинул Юпатов. Приподнял с телеги и по- том оттолкнул телегу». Зоя Александровна Лаптева также была очевидцем этой казни. Вот её воспоминания: «Казнями в основном занимались полицаи, немцы старались руки не марать. Раненного партизана тоже казнили полицаи. Виселица была установлена перед вы- соким глухим забором, соединявшим на- чальную школу и лавку, стоявшую справа от каменных амбаров». (Двухэтажное, обши- тое вагонкой здание школы, размещённой до войны в бывшем кабаке, было разобрано не- сколько лет тому назад, а лавку снесли вскоре после войны). Малиновский А. Д. писал: «Оккупанты принесли в пушкинский край страх, голод и суровый «орднунг» — «новый порядок». Жертвами этой войны оказались все те, кто был втянут в её круговорот, в том числе и сами оккупанты, хотя бы в силу того, что многие из них на фронте оказались не по сво- ей воле. Те немцы, с которыми в обыденной жизни довелось общаться Лаптевой З. А., относились к ней доброжелательно. Один из них как-то разоткровенничался и сказал: «Мы не хотим этой войны. Пусть наш Гитлер с вашим Сталиным дерутся, если им хочется, а нам этого не нужно». Другой немец, вер- нувшись из отпуска, привёз ей одежду своего погибшего сына. «Однажды, — вспоминала Зоя Алек- сандровна, — я ловила в нашем озере подо- лом юбки рыбу, напоролась на оставленную кем-то острогу и сильно повредила ногу. На берегу озера сидел немец, он достал свой индивидуальный медицинский пакет, обра- ботал мою рану и перевязал ногу. Я хотела его отблагодарить, предложила рыбы, но он ничего не взял». Белькова Р. И. также рассказывала о том, как, на этот раз уже немецкий врач, ока- зал срочную медицинскую помощь её мате- ри, несмотря на то, что в посёлке работала больница, в которой лечили местное населе- ние. От вознаграждения он отказался, только попросил истопить баньку. По воспоминаниям Евгения Гаврило- вича Варфоломеева, в самом начале оккупа- ции, в то время, пока ещё не активизирова- лось подпольное и партизанское движение и не появились в районе каратели, фашисты хоть и зверствовали, но, видимо, заигрывая с народом, иногда вели себя гуманно по отно- шению к нашей вере, культуре и даже к обы- вателям. Колхозный скот, который не успели эвакуировать колхозники, немцы раздали крестьянам. На семью давали по корове, а лошадь выделяли на три семьи. Летними погожими вечерами на горе Закат новая власть устраивала танцы. На тан- цы позволено было ходить и местной моло- дёжи. Но продолжалось это недолго. Через какое-то время в здании дореволюционного волостного правления (пер. Школьный горо- док, д. № 3), стоявшем на горе Закат, по сло- вам Бельковой Р. И., оборудовали немецкую амбулаторию, а неподалёку от амбулатории появилось немецкое кладбище. «С весны были вновь открыты дом Пушкина и домик няни в Михайловском. Наши не смогли эвакуировать музейные цен- ности в глубь страны: машины, что их везли, были схвачены возле Новоржева. Всё ценное оккупанты отправили в Германию, но что-то оставили, музей открыли». Пробовали оккупанты привлечь на свою сторону и верующих. Успенский собор Святогорского монастыря, пострадавший от бомбёжки, подремонтировали и в нём воз- обновились службы. Служил в Успенском соборе отец Владимир. По словам Анастасии Васильевны Виноградовой, местные жители ему не доверяли, потому что он пришёл вме- сте с немцами. Анастасия Васильевна вспоминала: «Непонятно было, за кого этот отец Влади- мир был, — за наших, или за немцев. Однаж- ды во время службы, после молебна о победе немецкой армии, он сказал: «За врагов на- ших Господу помолимся!». Тут наши бабы на него взъелись: «Какие они нам враги? — они мужики, да сынки наши!», чуть батюш- ку не прибили. С тех пор батюшку никто не видел, видно, испугался, сбежал. После него при немцах служил отец Георгий, тот самый, который раньше служил в Печанах, но ему народ тоже не доверял. Наши в войну всё больше ходили в Казанскую церковь. Там служил наш местный батюшка, отец Иоасаф. Он молился за победу нашей армии. О нём поговаривали, что он был связан с партизана- ми». Службы в Казанской церкви шли даже во время бомбёжек. Схимомонахиня Анастасия (Баринова) вспоминала: «Во время Великой Отечествен- ной войны бомбили немцы Святые Горы. Ря- дом дома с Казанской церковью взрывались. Настя Виноградова была ранена. А в храме служил отец Иоасаф — народу было битком. Он говорит народу: «Кричите, что есть силы: «Господи, помилуй! Спаси, нас, Матерь Бо- жия, спаси нас!» Народ кричал во время бом- бёжки. Сбросили бомбу на храм, но она не взорвалась. Немцы удивлялись: «как это, хо- рошая бомба не взорвалась?» Анастасия Васильевна Виноградова, та самая Настя Виноградова, о которой упомя- нула схимомонахиня Анастасия, хорошо пом- нит, что ранило её вечером на Благовещение, то есть 7 апреля. Случилось это в 1944 году. Никто не знает, кто бомбил посёлок, наши или фашисты, специально это делалось или произошло по ошибке. Известно только, что как раз 7 апреля 1944 года началась операция 2-го Прибалтийского фронта по расширению Стрежнёвского плацдарма, появившегося в конце марта 1944 года в районе деревни Чёр- това гора в результате прорыва силами 1-й ударной армии 2-го Прибалтийского фронта оборонительной фашистской линии «Панте- ра». Здесь, в 13 километрах от Пушкинских Гор этой ночью шёл самый кровопролитный бой за всю долгую историю существования этого плацдарма. Анастасия Васильевна Виноградова о своём ранении рассказывала: «В тот день я пораньше ушла с вечерней службы, пришла домой (жила я возле церкви, на Лесной), села на скамейку возле дома. Темно уже было. Вдруг вижу, по небу огоньки летят, и слышу — самолёты ревут. И тут как взялись бом- бить! Одна бомба взорвалась за нашим до- мом, меня в ногу осколком ранило, и дядю Мишу ранило, и корову нашу... Корову сосед прирезал, а нас с дядей Мишей немцы на ма- шину погрузили и в Поляне отправили. Там нам долго осколки тягали, затем отправили в госпиталь в Опочку. Что потом с дядей Ми- шей стало — не знаю, с тех пор я его больше не видела. Меня в госпитале долго лечили. Врачи были русские, но работали на немцев. Врачи лечили очень хорошо, а кормили в го- спитале плохо: давали немного хлеба, да суп из чечевицы». Город Опочку, в котором лечили Ана- стасию Васильевну, советские войска осво- бодили раньше, чем Пушкинские Горы, так как продвижению наших войск в направле- нии Пушкинских Гор преградила путь фа- шистская оборонительная линия «Пантера», протянувшаяся с севера на юг на 400 киломе- тров. В Пушкинском районе она проходила вдоль рек Сороть и Великая, а следовательно она пролегала и по территории Пушкинского Заповедника. В «Книге памяти» говорится: «Вплот- ную к Пушкинским Горам фронт подошёл в начале сорок четвёртого года. В феврале были освобождены некоторые сельсоветы. Гитлеровцы не оставили там в целости ни одной постройки, всё выжгли. Они пытались угнать на запад всё население, но люди ухо- дили в леса. Фронт рассёк район надвое. В Пушкин- ских Горах ещё были враги, а в лесу, под де- ревней Селиваново уже действовал полевой военкомат и наши земляки уходили в дей- ствующую армию, чтобы принять бой уже на Чёртовой горе». Ожесточённые бои на Стрежнёвском плацдарме продолжались три с половиной месяца. Казаков М. И. в книге «Над картой боевых сражений» о расположении Стреж- нёвского плацдарма пишет: «Оборону врага хорошо маскировали большие хвойные леса. Нас же он видел, как на ладони. С занятых немцами высот просматривались не только боевые порядки наших передовых частей, но и наши вторые эшелоны, даже тылы на 20–30 километров. При всём том в районе Пушкинских Гор гитлеровцы располагали крупной артил- лерийской группировкой». Сергею Павловичу Ефимову его мать, Зоя Михайловна Иванова, рассказывала о том, что орудия стояли в том числе и на стадионе». Из этого следует, что во время артобстрелов над Казанской церковью, воз- вышающейся на Тимофеевой горке над ста- дионом, летели в сторону Стрежнёвского плацдарма снаряды. Возможно, эти снаряды не всегда долетали до намеченной цели. Об одном из таких случаев рассказала Иванова Клавдия Кирилловна: «Родилась я в Бирюлях. В январе 1944 года нашу деревню немцы сожгли, так же как и все другие дерев- ни в округе. Всего было сожжено 72 дерев- ни. Ни одного дома фашисты не оставили, ни одного сарая. Мы поплатились за то, что в наших местах действовали партизаны, а де- ревенские жители им помогали, чем могли, в том числе снабжали продуктами. Папа был на фронте, а нас с мамой вы- селили в Пушкинские Горы. Поселились мы на Горной улице. Было в то время очень го- лодно. Люди траву ели да гнилую картошку. У детей от этой пищи животы вздувало. Как правило, ни с того, ни с сего вздуется живот — и нет ребёнка. Много ребят тогда умерло. Было страшно, я каждый день бегала в Ка- занскую церковь Богу помолиться. Однажды сама видела, как снаряд упал возле алтаря и не взорвался. Я недалеко от этого места на- ходилась. Это случилось днём, скорее всего, был апрель, потому что всюду лежал грязный подтаявший снег. С тех пор мама меня в цер- ковь не пускала. Потом нас переселили в ба- рак на Почтовую. Барак стоял на перекрёстке, в нём народу было набито битком. Почтовую бомбили летом, когда наши наступали. Нем- цы этих бомбёжек очень боялись, всё на гору Закат убегали прятаться». В воспоминаниях Клавдии Ивановны приводятся сведения о многочисленных ско- ропостижных смертях детей от вздутия живо- та. Вздутие живота — это один из симптомов брюшного тифа, страшной вирусной болез- ни, по степени интенсивности распростра- нения и летальных исходов стоящей в одном ряду с чумой и холерой. Дети от брюшного тифа, как правило, умирают очень быстро. В Пушкинском районе эпидемия брюшного тифа разразилась в начале окку- пации. Это подтверждают воспоминания Ни- кифорова В. Г.: «Мой дед Никифор Петрович доставлял в тифозный барак больных и сам заразился тифом. Немцы очень боялись тифа, поэтому было отдано распоряжение наш дом сжечь. Спасибо, помог уличный староста Пётр Иванович Прохоров. Он головой по- ручился за нашу семью, заверив, что пока в доме находятся больные, никто из него не выйдет. Дедушка умер от тифа в 1941 году». Эпидемия косила людей на протяжении всех трёх лет оккупации. Александра Фёдо- ровна Артемьева вспоминала: «Мои бабушка Хавронья и дед Андрей умерли от тифа в со- рок четвёртом году. Когда дедушка умирал, его дочка, тётя Мавруша, сказала: «Тятень- ка, если ты умрёшь, то и я умру». Дедушка улыбнулся и ответил: «Нет, только я умру, а ты ещё долго будешь жить», — так с улыбкой и умер. Тётя Мавруша действительно прожи- ла долгую жизнь». Рассказы пушкиногорцев, находивших- ся на оккупированной фашистами террито- рии Пушкинского района, приводят к мысли, что эпидемия брюшного тифа в этих местах возникла не случайно. Этому способствовало отсутствие средств гигиены, плохое питание, большое количество трупов, зачастую едва присыпанных землёй. Даже в озеро Тоболе- нец, воду которого до революции дважды в году освящали, поэтому вода в нём считалась святой, было выброшено несколько мешков с трупами цыганят, заколотых штыками в подвале хозяйственной комендатуры (в на- стоящее время это здание аптеки на Пушкин- ской улице). Об этом факте говорится в книге Малиновского «Подпольщики Пушкинских Гор». Фронт подошёл вплотную к Пушкин- ским Горам в начале сорок четвёртого года, но ещё «в марте 1943 года, задолго до подхо- да линии фронта к Пушкинским Горам, нем- цы приступили к систематическому разру- шению «охранявшегося» ими Святогорского монастыря. По свидетельству священника И. Д. Дмитриева, немцы дважды подрывали главную церковь монастыря — Успенский собор, построенный в 16 веке по повелению Ивана Грозного». Но, видимо, этого им по- казалось недостаточно. Под основание Свя- той горы, на которой у алтаря Успенского со- бора находилась могила Пушкина, фашисты прорыли тоннель и заложили в него большое количество взрывчатки. Тоннель был прорыт под дорогой, огибающей Святую гору. Зоя Михайловна Иванова рассказывала своему сыну Сергею Павловичу Ефимову о том, как однажды она, спустившись в овраг, случайно вышла к этому тоннелю. Тоннель был широкий и довольно высокий, в нём го- рел электрический свет. Из глубины тоннеля доносились мужские голоса. Из услышанных реплик можно было сделать вывод, что люди, находившиеся в тоннеле, выпивали и закусы- вали. Благодаря счастливому стечению об- стоятельств, расторопности командиров Со- ветской армии и самоотверженности бойцов, освобождавших Пушкинские Горы, взрыв Святой горы и могилы Пушкина удалось пре- дотвратить. «Пушкинские Горы были освобождены 12 июля 1944 года. Немцы покинули посёлок, оказав лишь незначительное сопротивление. Однако освобождению посёлка Пушкинские Горы предшествовали долгие кровопролит- ные бои на Стрежнёвском плацдарме, унёс- шие тысячи человеческих жизней. Много лет прошло с тех пор, но в па- мяти людей старшего поколения по сей день живут воспоминания о военном лихолетье. И мы, представители нового поколения, тоже не имеем права забывать об этом, так как память, по определению Дмитрия Лихачё- ва, «...основа совести и нравственности». «Подобно тому, как личная память человека формирует его совесть... — так историческая память народа формирует нравственный кли- мат, в котором живёт народ». Хмелёва Елена Васильевна — старший методист Музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайлов- ское». источник: http://izd.pskgu.ru/projects/pgu/storage/PSKOV/ps42/ps-42-02.pdf Первая чвасть: https://ok.ru/pushkinogor/topic/67503279571175 #воспоминания #война #оккупация