Весной 2013 года мы — коллектив сотрудников отдела охраны историко-культурных территорий: Алексей Анатольевич Степанов, Андрей Михайлович Васильев, Алексей Юрьевич Орлов и я, Дмитрий Михайлович Курманаевский — работали на субботнике по благоустройству Воскресенского кладбища в деревне Воронич. За пределами кладбища, у кладбищенской стены, мы обнаружили могильный камень из двух частей с исторически значимым именем: Шелгунов Дмитрий Никанорович. Даты рождения и смерти, к сожалению, на обнаруженных частях надгробия не указаны.

Для справки: Д.Н. Шелгунов — один из владельцев усадьбы Дериглазово в конце XIX века. Генерал. Занимался благотворительностью. В частности, много средств жертвовал для Воскресенской церкви в деревне Воронич. Об этом есть некоторые сведения в Государственном архиве Псковской области: «В 1866 году в церкви был сделан ремонт: стены внутри перекрашены и снаружи обшиты тёсом на деньги прихожан и жертвователей — 336 рублей. В 1869 году усердием помещика генерала Шелгунова в церкви сделан новый иконостас вместо ветхого, обшиты тёсом стены, полы перестелены и окрашены масляной краской. В 1872 году на деньги, пожертвованные церковным старостой, церковь была покрыта железом и окрашена медянкою». Позже в ведомости церкви Воскресения Христова на Ворониче как податели пожертвований фигурируют уже наследники помещика Д.Н. Шелгунова: «В 1894 году 28 сентября в селе Дериглазове… (от) наследников помещика Димитрия Шелгунова…». Значит, мы можем предположить, что к этому году Д.Н. Шелгунов уже умер, а нашей находке примерно 120 лет. «В пушкинское время владельцем усадьбы стал сын Дарьи Герасимовны Шелгуновой, в девичестве Сумароцкой, Никанор Павлович Шелгунов, отставной поручик… У Шелгуновых было шесть детей: пятеро сыновей — Павел, Александр, Михаил, Николай, Дмитрий — и дочь Екатерина… Последней владелицей была Вера Дмитриевна Шелгунова, в замужестве Лачинова», — сообщает в статье «Владельцы усадьбы Дериглазово» Яна Кузнецова.

Очевидно, Вера Дмитриевна — дочь Дмитрия Никаноровича Шелгунова, о могильной плите которого здесь идёт речь. Есть воспоминания Веры Дмитриевны о пушкинских местах в 1890-е годы, где она описывает и усадьбу Дериглазово: «Принадлежало оно (Дериглазово. — Прим. авт.) помещику Шелгунову, но жил он во времена поэта Пушкина не в Дериглазове, а в своём другом имении Святотечах и только иногда, для разнообразия, приезжал со своей семьёй месяца на два, на три в Дериглазово». Здесь же она цитирует письмо Прасковьи Александровны (Осиповой, владелицы Тригорского. — Прим. авт.) к Пушкину: «…Относительно перемен в наших местах сообщаю вам, что наши соседи Шелгуновы держат открытый дом, хороший повар, танцы, музыка. В настоящий момент там обедают ваш отец, мать и ещё человек сорок…». «Упоминаемые в письме помещики Шелгуновы были мои дед и бабушка, приехавшие тогда пожить в Дериглазове. Унаследовал его потом мой отец… Дом был окружён большим раскинувшимся во все стороны садом… С одной стороны сад круто спускался к оврагу, где всегда журчал ручей… (ныне дорога на Блажи. — Прим. авт.) …За оврагом лестница на гору, обсаженная с двух сторон ёлочками, — дорога на семейное кладбище. Когда-то на этом месте был женский Спасо-Преображенский монастырь… Сколько приятных воспоминаний связано с Дериглазовом... Чудные поездки в лес по грибы… Варили там похлёбку, пекли картошку… Усталые возвращались домой с полными корзинами одних боровиков — других грибов не брали. А охоты осенью… Любили мы рыбную ловлю… Да, всё это было…». Когда мы, сотрудники Заповедника, обнаружили этот надгробный камень, то, естественно, приняли решение сохранить его, но при этом попытаться узнать, как он попал на это место. Ведь было известно, что родовое кладбище Шелгуновых находится за Дериглазовским мостом, через дорогу от бывшей их усадьбы. Неужели Дмитрий Никанорович был похоронен, вопреки всем правилам, на Ворониче? В течение трёх месяцев камень показывали местным жителям, но никто не мог ничего сказать о его появлении у стен кладбища. И вот, когда камень собирались уже окончательно передать в музейные фонды, его увидел сотрудник охраны Заповедника Виктор Станиславович Клюковский (камень временно лежал на частной территории, и Виктор Клюковский указал на то, что это неблагополучно может сказаться на хозяине участка). Узнав, что это камень исторический, Клюковский припомнил эпизод со строительством дома в деревне Шаробыки, произошедший примерно 15 лет назад. Вот что он рассказал: «Строя новый дом в Шаробыках, новый хозяин, петербуржец Андрей Игоревич Юшин, поручил разборку старого дома мне и Сергею Якушкину, тоже сотруднику охраны Заповедника. Ступенькой крыльца этого дома служил большой гладкий камень. Когда мы его вывернули из земли и перевернули, то увидели надпись и поняли, что это могильная плита. Об этом мы сразу сказали новому хозяину. Увидев, что камень могильный, будучи сыном служителя церкви и верующим человеком, Андрей Юшин счёл необходимым вернуть камень на кладбище, собственноручно перевёз его в деревню Воронич и оставил у кладбищенской стены. Кстати сказать, предыдущие два хозяина, использовавшие могильный камень как ступеньку крыльца, умерли по разным причинам задолго до преклонного возраста».

Необходимо отметить, что плита под крыльцом на тот момент была расколота на две части. На фотографии видно, что имеющиеся фрагменты — это только верхняя часть плиты. Нижняя часть отсутствует. На ней, очевидно, были высечены годы жизни. Андрей Юшин, как человек новый в этих местах, мог не знать, что Шелгуновы — значимая для Заповедника фамилия, и поэтому не сообщил нам об этой находке. Ссылаясь на рассказы своих родителей, Виктор Клюковский также сообщил: «Деревня Шаробыки была искусственно создана в конце 1930‑х годов, перед войной. Мои родители в неё переехали из деревни Глазки добровольно, в 1968 году, когда мне было семь лет, поближе к моей начальной школе, которая находилась в деревне Воронич». (Кстати, это была единственная начальная школа в области, носившая имя Александра Сергеевича Пушкина. — Прим. авт.).

Однако не все переселялись сюда по собственной воле. Многие хуторяне Пушкиногорского района оказались здесь в рамках программы коллективизации и создания колхозов. У «новосёлов поневоле» даже были соответствующие прозвища. Так, Алексея Иванова и его сына Анатолия звали «дороховскими»: они приехали из деревни Дорохово. Гужавиных звали «приезженскими» — из деревни Приезжево, Пётр Ильич Иванов звался «Петька Кашинский» — из деревни Кашино, Василий Прокофьев — «Вася Блажин», из деревни Блажи, Бибины и Усовы, переселившиеся из места Шабохина Гора, все прозывались «Шабохи», Максимов звался «глазковский»... Следует отметить, что Виктор Клюковский на память пересказал нам все фамилии жителей и нарисовал план деревни, кто где жил, всего 38 домов. Но это тема другой работы. Рассказ Виктора Клюковского подтверждает и Виктор Григорьевич Никифоров в своей книге об истории деревень. В статье о Шаробыках приводятся воспоминания жительницы деревни Ерёмино — Елены Семёновны Михайловой:  «Деревня образовалась в 1937 году… На берег озера Мошно (ныне Шаробыкинское. — Прим. авт.) откуда-то привезли избу и поселили в ней семью члена ВКПб, колхозника Семёна Михайлова (то есть отца рассказчицы. — Прим. авт.). Сюда же, на берег озера стали переселять тех, кто жил на хуторах… Тем, кто не желал подчиниться новой власти, комсомольцы снимали крыши с построек, разбивали окна, двери, разваливали печи, трубы. В 1937 году вдоль озера появилась целая улица… Деревню назвали Новый Воронич… В 1941 году немцы-оккупанты, чтобы не путаться с названиями: старый, новый Воронич, стали называть её Шаробыки, что в переводе с немецкого означает «пятнистый бык» (или, пренебрежительно, — «грязный бык»). Это название сохранилось…». Насильно согнанные на новое место жительства хуторяне были поставлены в трудные условия. Государство не собиралось давать деньги на строительство новых домов. Кто-то смог перевезти старые дома, кто-то строился заново. Хуторяне, трудяги по определению, были, несомненно, люди деловые, предприимчивые. Но, в силу отсутствия образования не обременённые моралью и этикетом, они с «чистой совестью» могли строить из всего, что «плохо лежало». Разорение дворянского фамильного захоронения только приветствовалось новой властью или, по крайней мере, отношение её к этому было безразличным. В подтверждение сказанного, чтобы правильно понять истоки поведения селян, здесь я хотел бы сделать маленькое историческое отступление и привести несколько цитат из книги Александра Александровича Формозова — Учёного с большой буквы, автора десятков монографий и книги «Пушкин и древности». «Повсеместный разгром дворянских имений не только не пресекался, но и поощрялся из центра (Ленин: «Грабь награбленное!»)… О том, как вели себя крестьяне, мы знаем из литературы. Пантелеймон Романов в рассказе «Белые куклы» повествовал о мужиках, захвативших дворянское имение, и, не понимая, на что могут сгодиться книги, картины, скульптуры, безжалостно их уничтоживших… В известных воспоминаниях Максима Горького о Ленине мы найдём такое свидетельство: «В 19-м году в Петербурге был съезд «деревенской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился и эти люди уехали, то оказалось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды — уборные дворца оказались в порядке, водопровод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи... Всё это не случайные действия безответственных лиц, а инспирированная свыше вспышка вандализма… Кладоискательство, подавлявшееся царской администрацией, вспыхнуло повсеместно. В 1918 году керченские «счастливчики» убили директора (Керченского) музея древностей Владислава Вячеславовича Шкорпила, пытавшегося их остановить… …В правительственных кругах находились отдельные люди, способные понять важность проблемы и приложить силы к её разрешению. Таковы хотя бы нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский или заведовавшая отделом музеев этого наркомата Наталья Ивановна Троцкая (Седова). Но их взгляд на культурное наследие был отнюдь не общепринятым… В обществе тоже (как и в правительственных кругах. — Прим. авт.) получила распространение старая, писаревская ещё, идея: вместе с несправедливым социальным строем должна погибнуть и созданная им культура…». Из церквей выносили всё ценное: «Показательно, что предложения приходов собрать компенсацию за ценную церковную утварь неизменно отвергались властью. Ей важно было не получить деньги, а уничтожить реликвии… В статье из журнала «Антирелигиозник» отмечено, что в 1927 году по стране разрушено 134 культовых здания, в 1928-м — 582, в начале 1929-го — 27, а намечено к разрушению 317 (154 в городах, 163 в деревнях). …Параллельно шли другие кампании: макулатурная, чистки библиотечных фондов от «ненужного старья», разрушения старых кладбищ. В ходе первой вывезли на переработку тысячи архивных документов, в том числе и очень важные для понимания судеб страны. В ходе второй — из старейших библиотек выбросили на книжный рынок редкие антикварные издания: из Севастопольской морской библиотеки — книги с автографами знаменитых флотоводцев. В ходе третьей — сравняли с землёй тысячи старых могил. Так, в Новодевичьем монастыре в Москве из 2800 могил оставили менее ста… Главное же было в том, что в широких слоях населения насаждалось пренебрежение к культурному наследию, пагубное и для настоящего момента и для нашего будущего». Пушкинский край не стал исключением. Вера Дмитриевна Лачинова заканчивает свои воспоминания о Дериглазове с болью в душе: «Стоит ли кончать?!.. 17 февраля 1918 года рано утром к сестре моей, жившей в Петровском, прибежали сказать, что толпы людей, одетых в солдатское платье, громят соседние имения, лежащие по большой дороге от города Острова. Сказали, что Голубово, Александрово, Васильевское, Вече — горят… Следующее имение было наше Дериглазово…». Как мы видим, новая власть нового государства сознательно и целенаправленно предопределяла отношение селян к старине и, в частности, к кладбищам. Так что украденный камень с отдельно взятого фамильного кладбища Шелгуновых на фоне разбоя в отношении культурного наследия всей страны — детская шалость… Но вернёмся к нашей теме. Итак, много лет спустя могильный камень Д.Н. Шелгунова был обнаружен у кладбища на Ворониче при разборе мусорных завалов. Отмыв плиту и сумев прочитать надпись, специалисты уже не сомневались в исторической находке. На месте фамильного кладбища Шелгуновых, за Дериглазовским мостом, в настоящее время имеется памятный крест. Может быть, на это место вернуть и надгробную плиту (её фрагменты)? Плита пока одна, и поэтому можно поставить рядом табличку с именами и фамилиями других, захороненных здесь. (Для этого предлагается провести поиск в архивах.) Пусть это станет первым шагом к восстановлению усадьбы Дериглазово. Итак, предлагается: ● - перенести могильную плиту на старое место, то есть на огороженный участок; ●- осуществить поиск других надгробных плит с этого кладбища. Для этого нужно на протяжении долгого времени отслеживать в ближайших деревнях разборки и перестройки старых (около 1930-х годов) домов, а также скотных дворов и других хозяйственных построек. Положительный опыт такой находки в колхозе Крыловском уже есть. Андрей Васильев пишет: «В октябре 2012 года в Пушкинский Заповедник поступила очень интересная информация о найденных в деревне Крылово двух старых надгробиях, которые раньше находились на фамильном кладбище Крестиных в селе Воскресенское. Обнаружил надгробия житель деревни Крылово Анатолий Евгеньевич Фёдоров. Сообщила в музей об интересных находках исследователь-краевед Елена Викторовна Фёдорова из деревни Козляки. Надгробия были перемещены после Великой Отечественной войны с кладбища бывшей усадьбы Воскресенское и использовались в качестве фундамента скотного двора, который вскоре сгорел во время грозы... Могильные плиты с фамилией Крестины возвращены на фамильное кладбище в Воскресенское». Так как новые строения требуют согласования с Заповедником, то контроль не составит особого труда. Вряд ли каменную могильную плиту кто-то потащит издалека. Поэтому, скорее всего, круг деревень для надзора будет ограничен. С какой деревни начинать — не ясно, но и не важно. Кто из новых поселенцев первый начал, и кто с кого брал пример — вопрос открытый. Это могут быть деревни Зимари, Дедовцы, Воронич, Шаробыки, Носово, Железово. Возможно, ещё Блажи, Кокорино, Каменец; ●- уже сейчас, не дожидаясь перестройки домов, провести осмотр фундаментов старых, заброшенных домов и сельскохозяйственных объектов в этих деревнях с целью выявления могильных плит в фундаментах. В заключение хочется сказать, что рассказ об усадьбе Шелгуновых не являлся главной целью этой заметки. Нам больше хотелось подчеркнуть морально-этический аспект вопроса о кладбищах, о сохранении нашей истории через старинные кладбища. 75 лет назад полуобразованные крестьяне, доведённые властью до отчаяния, могли себе позволить грабить кладбища… Их за это и упрекнуть-то трудно. А вот что движет современной молодёжью, когда для костра спиливаются кресты на могиле, когда у могилы могут всю ночь горланить, пьянствуя, когда оставляют после себя у могилы кучу мусора? При этом наши современники не борются с голодом, нищетой, нуждой. Перед ними не стоит вопрос, как выжить… А.С. Пушкин в 1830 году написал известные всем нам трогательные строки:  Оказывается, эти чувства не всем близки и не возникают сами по себе, просто так. Очевидно, эти чувства надо воспитывать с детства, борясь с массовым невежеством и безразличием к нашей истории, к истории нашего края. Одна из функций музея — воспитание подрастающего поколения. Михаил Ефимович Васильев  много времени уделял этому процессу. Будучи хранителем Святогорского монастыря и могилы А.С. Пушкина, передавал своё бережное отношение к истории края многим и многим поколениям молодёжи. В заключение я хочу ещё раз сказать спасибо Виктору Клюковскому из деревни Шаробыки и Сергею Якушкину из Кокорина, Анатолию Фёдорову из Крылова и Елене Викторовне из Козляков, Андрею Юшину из Санкт-Петербурга и всем людям, не безразличным к истории края.

#Воронич #Шаробыки #Дериглазово #история источник "Михайловская Пушкиниана" № 70