Кто на самом деле жертва в истории про «Хватит винить родителей».

Иногда достаточно одного комментария под постом о детской травме, чтобы в груди снова что-то сжалось: «Хватит уже винить во всем родителей, вы взрослые люди, берите ответственность». И если Вы выросли рядом с холодной, агрессивной или хаотичной фигурой взрослого, то подобные фразы бьют не только по убеждениям - они попадают в то самое раннее место, где маленький ребенок уже однажды решил, что во всем происходящем виноват он. Просто потому что иначе психике было не выжить.
Автор: Екатерина Тур, врач, психосоматолог
История про «перестаньте обвинять родителей» звучит красиво, как будто за зрелость, свободу и осознанность. Но если присмотреться, внутри этого призыва прячется знакомый треугольник: жертва, преследователь и спасатель. Та самая модель Карпмана, где роли постоянно меняются местами, но суть остается прежней - кто-то страдает, кто-то обвиняет, кто-то прикрывает происходящее красивыми словами. И чаще всего оказывается, что единственный человек, с которого все требуют взрослой ответственности, - это тот, кто был самым маленьким и самым бессильным в этой истории.
В драматическом треугольнике Карпмана есть три позиции. Жертва - тот, кому больно, но кто не видит выхода и не чувствует права защищаться. Преследователь - тот, кто использует власть, силу, стыд или агрессию, чтобы контролировать. Спасатель - тот, кто как будто помогает, но на самом деле поддерживает систему, не меняя ее, лишь подставляя плечо и призывая терпеть. Если переложить эту схему на семейную историю, мы внезапно увидим странную картину: ребенок, который рассказывает о своем опыте, объявляется «обвинителем», а взрослый, который имел реальную власть и ответственность, становится либо «бедной жертвой обстоятельств», либо «несчастным родителем, который старался как мог».
Проблема в том, что детство - это не контракт равных. Ребенок зависим от взрослого нейробиологически, эмоционально, социально. Его нервная система еще не умеет регулировать стресс, кора больших полушарий не способна долго удерживать самообладание без внешней опоры. То, что мы называем связью привязанности, - это не поэзия, а конкретный механизм выживания: мозг ребенка настраивается на нервную систему значимого взрослого, считывая из нее, безопасен ли мир. Когда вместо поддержки он встречает холод, унижение, непредсказуемые вспышки или эмоциональное отсутствие, стрессовая система работает как сирена, но включать ее снова и снова слишком больно. И ребенок находит одно-единственное объяснение, которое позволяет хоть как-то сохранять иллюзию контроля: «Со мной что-то не так, это я плохой, если я исправлюсь - меня будут любить».
С этого момента роли смешиваются. Внешний преследователь постепенно переезжает внутрь в виде жесткого внутреннего критика. Жертва - детская часть, которая плакала и боялась, - оказывается загнанной вглубь, в тело, в соматизацию. Спасателем становится любой способ не чувствовать: переедание, перфекционизм, хроническая забота о других, идеализация родителей, самоуничтожающее «они делали все, что могли». И когда такой взрослый человек находит в себе силы назвать вещи своими именами и произнести: «То, что со мной делали, было травмой», - на него обрушивается хор комментаторов: «Хватит уже играть жертву».
Давайте честно: кто здесь на самом деле жертва. Маленький человек, который не мог уйти из дома, не мог выбрать других взрослых, не мог сам себе купить еду, вызвать врача, снять квартиру и оплатить психотерапию. Он не мог остановить истерику матери, алкоголизацию отца, жесткий контроль, унижение за оценки, игнорирование болезни. Его нервная система регистрировала угрозу и делала все возможное, чтобы выжить: отключалась, сжималась, подстраивалась, иногда даже влюблялась в агрессора, лишь бы не чувствовать тотальную покинутость. В этом смысле жертва - не роль, а фактическое положение: отсутствие власти, выбора и защиты.
Преследователь в этих историях - не всегда конкретный «злой родитель». Чаще это система выученных сценариев: «детей надо ломать, чтобы выросли людьми», «ничего страшного, меня били - и человеком стал», «надо быть строже, а то сопли распустят». Эти установки живут в головах родителей, бабушек, дедушек, транслируются через поколение к поколению. Они тоже когда-то были детьми и часто действительно не знали другого способа обращаться с собой и с миром. Но факт остается фактом: ответственность за то, как взрослый обращается с ребенком, лежит на взрослом, а не на ребенке. Понимать, откуда выросла жестокость, - не значит объявлять, что никто ни за что не отвечает.
Отдельный персонаж этой истории - Спасатель. Тот самый голос, который говорит: «Хватит винить родителей, перестаньте копаться в прошлом», часто звучит как защитник старшего поколения. Но если вслушаться, он защищает не столько родителей, сколько образ идеальной семьи, в которой никто никому ничего не должен, все «старались как могли» и самое страшное преступление - это назвать насилие насилием. Спасатель закрывает рот ребенку во взрослом теле, потому что от его рассказа становится невыносимо стыдно тем, кто сам в своей истории то был жертвой, то преследователем, и кто боится встретиться с этим честно.
Нельзя скидывать ответственность на детей хотя бы потому, что это фундаментально нарушает законы развития. Ребенок не может быть ответственен за эмоциональное состояние родителей, за их выборы, за их неспособность лечиться, учиться, извиняться. Он может адаптироваться, подстраиваться, брать на себя лишнее, быть «удобным» - и именно так формируются многие психосоматические симптомы. Когда психика не выдерживает нагрузки, тело берет на себя функцию хранителя истории: бессонница, хроническое напряжение, желудок, который реагирует на любой конфликт, лишний вес, который как будто становится подушкой безопасности. Это не игра в жертву - это следы того, что когда-то не было свидетеля и защитника.
Кто же тогда «виноват» во всей этой истории. Если смотреть психодинамически, вина - тупиковая категория. Она предполагает, что мы найдем одного плохого человека, укажем на него пальцем, накажем - и на этом развитие завершится. В терапевтической оптике нас гораздо больше интересует ответственность. Ответственность родителей за то, что они делали или не делали. Ответственность общества за то, какие нормы оно объявляет приемлемыми. Ответственность взрослого потомка за то, чтобы увидеть, что с ним произошло, и не продолжать этот сценарий дальше - ни по отношению к себе, ни по отношению к своим детям. Это разные уровни, и они не заменяют друг друга.
Миф «хватит винить родителей» подменяет одно другим. Под вывеской ответственности там часто прячется требование снова замолчать и взять на себя чужое. Как будто взрослый потомок должен защитить родителя от его собственной истории, ценой собственного здоровья. С этической точки зрения это переворачивание ролей: тот, кто нуждался в защите, оказывается обязан защищать. С клинической точки зрения это поддерживает хронический стресс, активирует все те же механизмы - сверхконтроль, подавление чувств, диссоциацию, соматизацию. И чем больше человек старается «быть благодарным» вместо того, чтобы признать боль, тем сильнее тело берет на себя недосказанное.
При этом разговор о травме детства не про то, чтобы устроить трибунал над родителями. Это про восстановление реальности. Про то, чтобы назвать белое белым, черное черным, а боль - болью. Иногда в терапии мы видим, как за агрессивным родителем стоит его собственная невыносимая история: пережитое насилие, нищета, одиночество. И тогда в треугольнике появляется еще одно измерение: родители тоже оказывались жертвами. Но взрослое родительство всегда содержит выбор - повторять ли насилие дальше или искать способы его остановить. Объяснение не отменяет ответственности. Сострадание не отменяет границ.
Что может делать взрослый человек, который узнает себя в этой истории. Во-первых, признать, что он имеет право на свою версию событий и на свое чувство боли, даже если окружающие говорят обратное. Это не «игра в жертву», а восстановление связи с реальностью. Во-вторых, постепенно различать в себе разные части: раненого ребенка, который боится и стыдится; внутреннего преследователя, который говорит «перестань ныть, тебя и так никто не выдержит»; и взрослую часть, способную принимать решения и строить границы. В-третьих, учиться смотреть на родителей как на людей со своей историей, не обнуляя собственный опыт: можно понимать, почему они были такими, и при этом не обязаны оправдывать все, что происходило.
Важный шаг - перестать быть преследователем самому себе. Многим легче обвинить себя, чем признать, что те, кого они любили, причиняли боль. Внутренний критик громко повторяет фразы прошлого: «сам виноват», «слишком чувствительный», «перестань драматизировать». Работа с этим голосом - не про то, чтобы сделать его «добрым», а про возвращение себе права на человеческую уязвимость: иметь границы, уставать, злиться, плакать, говорить «нет». Часто именно в этот момент тело начинает дышать по-другому, а симптомы становятся менее громкими, потому что их наконец-то слышат не как «капризы», а как сообщение.
И еще один пласт - обращение за помощью. Выйти из треугольника жертва - преследователь - спасатель редко получается в одиночку, особенно если вся семейная система много лет удерживала Вас в одной из ролей. Психотерапия, группы поддержки, литература о детской травме, аккуратная телесная работа помогают заново собрать свою историю: увидеть, где Вы действительно были лишены выбора, а где сейчас можете этот выбор сделать. Это процесс без быстрых чудес, но он возвращает самое важное - ощущение, что Ваша жизнь больше не обязана повторять чужие сценарии.
В конечном счете разговор о том, кто в истории «жертва», а кто «виноват», не про поиск удобного обвиняемого. Он про восстановление справедливой расстановки ролей. Ребенок не может нести ответственность за то, какой была его семья. Взрослый потомок может взять ответственность за то, чтобы увидеть свою травму, перестать обвинять себя и не продолжать насилие дальше. Родители могут брать ответственность за свои поступки, даже если им тоже было трудно. Общество может перестать использовать лозунг «хватит винить родителей» как дубинку против тех, кто наконец находит в себе голос.
Если Вы чувствуете, что в этой статье много про Вас, возможно, пришло время собрать свою историю аккуратнее и глубже. В книге «Психосоматика детских травм» я подробно разбираю, как детский опыт прописывается в теле, как формируются те самые сценарии «сам виноват», откуда берутся хронические симптомы и что можно сделать, чтобы перестать быть заложником невидимого прошлого. Это не про поиск очередного виноватого и не про магическое прощение, а про трезвую заботу о себе, ясный язык разговора с собственной нервной системой и уважение к тому ребенку, которым Вы когда-то были. Если Вам откликается такой путь, эта книга может стать добрым спутником в работе над собой - без обесценивания боли и без иллюзий, что все изменится за одну ночь.