Зазвонил телефон Карена, и он ушел к себе, кинув мне на ходу. - Все тщательно проверяй. Друзья друзьями, а деньги проверяй. Впрочем, потом поговорим. – Кажется, пронесло. Но расслабляться не стоит. Зная его характер, разговор продолжится. Ребенок в животе стал играть в свои игры. Я встала, неудобно сидеть. Кажется, мозг вскипит от мыслей, история так запуталась, что не знаю, как быть. Я нервно ходила возле окна. Во дворе, рядом с машиной, стоял Иван Иванович. Какой-то он последнее время странный. Поглядывает на меня, будто что-то хочет сказать и не решается. Может вызвать его на разговор? Или подождать. Ай, что я теперь могу изменить в своей жизни. Надо поговорить с Надюхой, выработать, так сказать, общую стратегию ответов. Набрала ее номер. Занято. Позже перезвоню. Но Надя сразу перезвонила сама. - Привет, моя дорогая. Как карапузик? – - Да все нормально. Буянит. Как бы нам встретиться. Ты сегодня где? – - Кое-что в банке надо уточнить. Задерживают уже который раз деньги. Крутят что-то. Надо проверить. А потом на строительство. Отвезу на коттедж обои и сразу в гостиницу. Там сегодня начинают внутренние работы. Познакомлюсь с бригадой. За ними глаз да глаз нужен. А что ты хотела? - Какая она у меня умница. Послал же Бог подругу. - Да так. Поговорить надо кое о чем. Хотелось бы сегодня. Может, я приеду на стройку? – - Как тебе удобно. Давай ближе к обеду. Я, если что, подожду тебя. Созвонимся. - Ну что же ты, малыш, так дерешься. Маме больно. Чувствуешь мое беспокойство? Я погладила живот. - Успокойся. Все будет хорошо.- Зашла няня. - Елена Владимировна. У Нюши температура. Плачет постоянно. Надо врача вызвать. – Только этого не хватало! Насколько позволял живот, поспешила в детскую. Нюша вся красная сидит на подоконнике и рисует пальцем на стекле. Эта няня совсем за ребенком не смотрит. И Вера Ивановна, как назло, разругалась с ней и ушла жить к себе домой. Сказала, что не может глядеть, «как дите портят». А что делать. Уже четвертую няню меняем, а Нюша слушается только бабу Веру. Но сдала наша старушка, ноги болят и спина. Нельзя ей столько ребенком заниматься. - Почему ребенок не в постели? Какая температура? Нюшенька, или сюда, моя родная, - какая у нее горячая голова. – Принесите настой из ромашки! – Няня побежала на кухню. Нюша прижалась ко мне, обняв ручками. Мой ты, ребенок. Мама совсем тебя забросила. Нет, надо меньше заниматься строительством. Вот сегодня поеду, поговорю с Надей, и все. Отдам бразды правления. Врач приехал скоро. Осмотрел Нюшу, выписал лекарства. - Греть, пить много теплого питья, полоскать горлышко. Это ангина. Через день, если раньше не станет совсем плохо, начнем курс антибиотиков, пока рановато, пусть организм сам поборется. Вам, настоятельно прошу, к ней не приближаться. У вас уже тот срок, что для ребенка опасно. Вы меня поняли? – Я - то поняла, но как малышка сможет без мамы. Устала я. Тревога все время гложет. Причем не понятно от чего. Поговорила серьезно с няней, потребовав от нее ласки и внимания к ребенку под страхом увольнения. Потом подумала, что не права, и пообещала ей прибавку к жалованию, если она будет хорошо заботиться о Нюше. По глазам няни поняла, что правильно поступила. И поехала на стройку. Возле ворот увидела машину Карена. Поняла, что поговорить с Надей сейчас вряд ли удастся, тем более что Иван Иванович не отходил от меня ни на шаг, будто охранял от чего-то, или кого-то. Карен обошел всю стройку. Поговорил со строителями, заглянул в документацию. Вроде бы остался доволен. Но мне сказал, что в моем сроке пора прекратить свою бурную деятельность. И поэтому он решил взять завершение строительства на себя. Я согласилась с ним, спеша уйти, надо было скорее поговорить с Надей. Но Карен продолжал, удерживая меня за руку. - Я хотел бы ознакомиться и с объектом Х. Посмотреть документацию и смету. Это возможно? – он говорил, глядя мне в глаза, и при этом взгляд его был не слишком дружелюбен. За последние полгода Карен ни разу не спросил меня о цели строительства коттеджа. Мне наивно казалось, что все и так ясно. Помнится, что когда-то я говорила о том, что Андрей оставил деньги, и я хотела их во что-нибудь вложить. Но никак не могла вспомнить подробностей разговора. Сегодня он дал мне понять, что хочет знать эти подробности. Нужен был срочно разговор с Надей. Нам необходимо было «дуть в одну дуду». Но остаться один на один с Надюхой не было возможности - все время рядом кто-то крутился. Особенно старался Иван Иванович. Что-то мне это не очень нравилось. Да что происходит, в конце концов? Такое впечатление было, что они все заодно. Начали настаивать, чтобы Карен взял меня с собой в банк. И Надежда тоже. Я удивленно смотрела на нее, ища ответа в глазах. От поездки с Кареном отказалась, сказав, что мой муж прекрасно сам во всем разберется. Пообещала, что скоро поеду домой. Карен несколько удивился, но зная мой характер, сильно не настаивал. Когда он садился в машину, я заметила, что лицо его выражало высокую степень раздражения. Взяв с собой бухгалтера, Карен уехал. Я засобиралась на коттедж. Реакция Ивана Ивановича и Нади меня удивила. -Чего тебе туда ехать? Там все нормально. Вот скоро закончим внутреннюю отделку, тогда и приедешь. - Расписали, что там пыль и запахи вредные. Но все было как-то не убедительно. - Да что с вами? – Надя замялась. - Ну? – - Понимаешь, Лена, у нас есть новость. Ты только сразу не волнуйся. – Меня бросило в жар. Я как-то сразу поняла, о чем речь. - Он вернулся? – - Да, Леночка, но лучше вам не видеться. – Лена проговорила все с трудом, видно было, как она волнуется сама. - Почему вы за меня решаете, что мне лучше, а что нет? – - Лена, Карен и так начал что-то подозревать. Лучше избежать этих встреч. Ты не сможешь скрыть эмоций. Но мои эмоции уже забурлили. - Сейчас же поехали! Как вы могли молчать?! – Пришлось поскандалить и пообещать вести себя паинькой. Иван Иванович молча сел за руль моего Лексуса, Надя, что-то бурча себе под нос, забралась на заднее сиденье. Но я на них не обращала внимания. Как они могли! Хотелось лететь, а машина ползла, как телега. Наконец подъехали к березовой роще, что росла перед участком; я отстояла каждое дерево. Перед домом копалась пара рабочих. Я всматривалась, но не узнала никого. Не он. Поспешила в дом. Каждый раз, приезжая сюда, я с радостью видела, как все тут приобретает очертания жилого дома. Вот и сейчас сразу бросились в глаза изменения. Блестели полы, красовались окна и двери. В каждой комнате уже были поклеены обои, Надя выбрала очень красивые, молодец. Но меня это не тронуло, я просто бежала из комнаты в комнату. Где?! Солнечный свет проникал в окна, создавая уют и тепло, даже без мебели и вещей. Услышав с кухни запах кофе, поспешила туда. Застыла в дверях. Андрей стоял с телефоном в руке, наши глаза встретились. Яростно заколотилось сердце. Его взгляд скользнул на мой живот, рука медленно положила телефон на стол. В одну секунду я увидела страшную метаморфозу. Передо мной стоял уставший, с потухшим взглядом и поседевшими висками, человек. Совсем не похожий на моего Андрея. - Андрей! – - Здравствуй, Алена. Зря ты сюда приехала. – - Почему? Почему? – я было шагнула к нему, но он отступил к окну. Руки его тряслись. - Чего ты от меня хочешь, Алена? Спасибо, конечно, что помнишь, что строишь этот дом, но он мне не нужен. Уезжаю я. Живи своей жизнью. И ни о чем не беспокойся. – - Андрей! – я все же кинулась к нему. - Отойди. Не смей! Я не хочу тебя видеть! – его слова больно хлестнули по душе. Я вцепилась в его рубашку. - Послушай меня! Я все объясню! – но он скинул мои руки. - Даже не начинай. Объяснить все можно, а вот понять трудно. Да и что тут понимать. Это жизнь, Аленка, не надо ничего больше. – - Но я люблю тебя! – Он отвернулся к окну. Видно было, как ходили желваки на его скулах, как сжали руки подоконник до белых пальцев. - Не хочу тебя обманывать. Может быть это последний раз, когда я разговариваю с тобой. Я тоже очень люблю тебя. Но… это ничего не меняет, а может наоборот, именно поэтому я не хочу тебе портить жизнь. У тебя хороший муж. Ты, как сыр в масле катаешься, ребенок вот будет. Живи, Аленка, жизнь длиннее любви. – - Андрей! – - Все. Уходи! Я не хочу больше ничего знать. – - Зато я хочу знать! – услышали мы голос Карена. Он стоял в дверях, глаза были бешенные. Когда он появился тут, все ли слышал. - Так говоришь, любишь его? Ребенок? А чей это ребенок? – - Карен, не надо. – - Что не надо? Вы тут в любви объясняетесь. Про меня не забыли? Устроились под моим боком. Пригрел змею. – Казалось, что мужчины во-вот сцепятся в драке. Вбежали Надя и Иван Иванович. - О! Вся банда в сборе. - Карен сжимал кулаки, видно было, как он борется с собой. Я осела на стул, от резкой боли, потемнело в глазах. - Вызови мне «скорую», Карен. Кажется - началось. – Все засуетились. Я оглянулась, Андрей исчез. Он все время исчезает из моей жизни. Приехала «Скорая помощь», Надя села рядом со мной. Когда закрывали двери - увидела встревоженное лицо Карена. Роды были стремительные. Мне показали ребенка, родился мальчик. Но его почему-то сразу унесли. На мои вопросы отвечали уклончиво. Явно что-то случилось. У меня началась истерика. Но после укола я впала в забытье. К вечеру пришел врач. -Нам надо поговорить с вами и вашим мужем. Только не волнуйтесь, – сказал он. Как это - не волнуйтесь! Через полчаса приехал Карен. Они с врачом уединились в кабинете и долго там беседовали. Потом с мрачными лицами пришли ко мне в палату. Оказалось, что у ребенка предполагается высокое внутричерепное давление, не все рефлексы в норме. Есть опасность нарушения развития мозга. Нам предложили оставить ребенка в клинике на обследование и лечение. Но гарантий никто не дает. Карен отводил глаза, а врач смотрел жалостно-понимающе. Пошли бы они со своей жалостью. Что с моим мальчиком! - Не волнуйтесь. Вы еще слишком слабы. Пришлю медсестру перевязать грудь. Ваше молоко долго не понадобится. Поэтому стоит остановить его образование, - врач посмотрел на Карена, - Вы посидите еще с женой, вам есть о чем поговорить. Главное сейчас время. – И ушел. - Ты видел его? Ты видел нашего малыша? – слезы текли сами по себе, больно билось сердце. - Нет, Лена, не видел. Сказали, что к нему пока нельзя. Что тебе принести из еды? - - Ничего. Не хочу я есть. Что с моим малышом! – казалось, что жизнь кончилась. Начала покалывать грудь. Прибывало молоко. Где эта медсестра с бинтами. – Карен, уговори их, пойди, посмотри на мальчика. Хочу убедиться, что он живой. Я буду ждать. Или я все сделаю сама. Слышишь? – - Хорошо. Я попробую, – сказал Карен и вышел. Глаз его я так и не увидела. Почему? Пришла медсестра с бинтами. Нет, не могу. Мой малыш жив и ему нужно мое молоко. - Уходите. Я отказываюсь бинтовать грудь. Буду сцеживаться. Если ребенок пока слаб, отдайте молоко кому надо. Но потом я буду его кормить сама. Уходите. – Медсестра недоуменно смотрела на меня. Попыталась уговорить, что так лучше для меня. Но я не стала ее слушать. Пусть будет лучше моему малышу. Медсестра ушла, но зато пришел врач. - Прошу вас. Давайте сделаем перевязку. Вы не сможете сцеживать достаточно, чтобы поддержать лактацию. Будут проблемы с грудью. – Врач говорил со мной голосом, которым разговаривают с тяжелобольными. – Послушайтесь, прошу вас. – Врач был очень настойчив. Что он ко мне пристал, сказала же - нет. Выражение врача поменялось. Он вдруг стал резок и неприятен. - Если вы не послушаетесь добровольно – нам придется сделать это принудительно в интересах вашего здоровья. Сестра! – прибежала медсестра, - делайте перетяжку, иначе скоро грудь набухнет. – Господи, как страшно. Они шли на меня со своими бандажами, бинтами, шприцами, как в дурном сне. Что же это такое! - Отстаньте от меня! Не хочу я перевязывать грудь. Я позвоню мужу. АА! Не трогайте меня, – но они меня прижали к кровати, и я почувствовала, как в бедро входит игла. Дальше была темнота. Очнулась ночью. В окно светила луна, грудь давили бинты, голова кружилась. Попыталась разобраться, что же произошло. Ребенка не показали. Я хорошо слышала, как мальчик плакал, значит живой. Попробовала встать, но слабость такая, что не смогла. Накачали чем-то. Нашла кнопку вызова. Появилась дежурная сестра. - Вам плохо? Сейчас сделаю укол, поспите. – Все, что я услышала от нее. - Нет, нет. Все нормально. Не надо укола. Я хотела спросить, как мой ребенок. – Медсестра посмотрела на меня. Слишком долго она молчит. - Да что вы все так странно себя ведете? – почти прокричала я. - Тише. Не кричите, иначе придется вам сделать укол. Ваш малыш находится в кувезе. За ним налажен должный уход. Не беспокойтесь. Он слишком ослаблен, - увидев мое просительное выражение лица, она закачала головой, - нет, нет. Вы слишком слабы. Вам нельзя вставать. Все потом. – И ушла. Может быть и так. Но что-то говорило мне, что не совсем так. Будто вокруг меня и ребенка происходит молчаливый заговор. Решила, что утром обязательно во всем разберусь. Горела грудь, кружилась голова. Я заснула. А утром мне снова сделали укол, даже не спрашивая меня. Так прошло несколько дней. Врач появлялся лишь набегами. Не успевала даже ему вопрос задать. Он словно избегал моих вопросов. Силы прибавлялись, и скоро я решила, что с меня хватит. Ночью, когда в отделении стало совсем тихо, вышла из палаты. В конце коридора виднелась голова дежурной в ореоле света. Она спала, облокотившись на руку. Я пошла по коридору. В ординаторской горел свет, и дверь была приоткрыта. Санитарка протирала пол огромной шваброй. Позвала ее тихо. - Вы чего, женщина? А это вы? – поменялась она в лице. - Проведите меня в палату, где лежит мой ребенок?! Очень вас прошу. – - Горемыка. Увидят, что я вас туда повела – с работы выгонят. – - Да что у вас за работа. Другую найдете. Ребенка мне покажите. Почему его мне не показывают. – - Не могу я. – но увидев мои слезы, продолжила, - ладно. Я пойду впереди, покажу дорогу. А вы тихонько крадитесь сзади. Но если там кто-то есть - не заходите. – Она взяла ведро и швабру и пошла по коридору, время от времени протирая, для видимости, пол. Я шла за ней невидимой тенью. Возле палаты «Интенсивной терапии» санитарка остановилась, осторожно приоткрыла дверь и заглянула. Потом помахала мне, заходите мол. А сама быстро ушла. В комнате стояло два кувеза. Один был пуст. Значит во втором мой ребенок! Я подошла на ватных ногах. На пеленке лежал ребенок. Он спал, вытянув ручки вдоль тела. Маленькие пальчики время от времени подергивались во сне. Но когда я подошла к кувезу, он открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Мой малыш! Я прижалась к стеклу лицом. Так хотелось думать, что он меня видит. Красивый какой. Головку украшали черные кудряшки. На табличке, прикрепленной к стеклу, было написано «Артем, 05.09. 3200.52». Значит, тебя назвали Артемом? Малыш сморщился и заплакал. В груди закололо так, что я охнула. В палату забежала медсестра, увидев меня, замахала. - Уходите. Нельзя! – и подхватив меня под руки, выволокла из палаты. Набежали еще две. Сопротивляться не было сил. Я потеряла сознание. Утром пришла делегация. Вызвали и Карена. Он поздоровался, но глаз его я опять не увидела. - Почему ты на меня не смотришь? – я попыталась дотронуться до его руки. - Странный вопрос. Нет желания, – его лицо ничего не выражало, совсем другой человек стоял передо мной. Подошел лечащий врач. Печально покачав головой, сказал траурным голосом. - К сожалению, приходится констатировать тот факт, что у вашего ребенка нарушение мозгового кровообращения, при быстром прохождении плода через таз кости черепа складывались неправильно, что вызвало кровоизлияние. Мы делаем все возможное. Сегодня ребенка должны перевезти в центр детских патологий для дальнейшего лечения. Но надежд мало на то, что ребенок будет нормальным. Дальнейшую судьбу вашего ребенка вы определите сами. Вам, женщина, готовят документы на выписку, - он проговорил все очень быстро, даже резко, и вышел из палаты. Наступила тишина. Все смотрели на меня, будто ждали, как я себя поведу в этой ситуации. В душе слезливая пустота. Я повернулась к Карену. - Ты видел его? – он молчал, глядя в окно. Ни одна жилка не дрогнула на его лице. Встав с постели, я накинула халат, и пошла к двери. - Ты куда? – - Женщина, вы куда? – я посмотрела на напрягшихся, как перед прыжком, бультерьеров в белых халатах. - Подышать свежим воздухом. – Я рванула по коридору уже знакомым путем. За мной погнались, но я опередила их. Ворвавшись в палату, оттолкнула, стоявшую там медсестру. Прильнула к кувезу. На пеленке лежал ребенок со светлым хохолком на головке. - Где мой ребенок? – закричала я, оглядываясь на преследователей. – Здесь лежал мой ребенок. – - Успокойтесь. Вам нельзя нервничать, выйдите отсюда. Вы нарушаете стерильность помещения.- - Покажите моего ребенка, немедленно, Карен, что же это! Где ты, черт тебя подери! – меня потащили в палату, толкнули на кровать. Моя одежда уже лежала здесь. На тумбочке документы на выписку. Карен бросил сухо: - Одевайся. Я жду в машине, – и ушел. - Где мой ребенок! Позовите врача. Я требую главврача, – кто-то вышел. Зашел врач. Присел рядом, взял меня за руку. – Я понимаю ваше горе. Но еще не все потеряно. Ребенка будут лечить. В конце концов, у вашего мужа деньги и связи, вам по карману лечение за границей. Успокойтесь.- - Где мой ребенок? Почему мне его не показывают? Да оставьте вы меня, требую, чтобы мне показали ребенка. – - Ваш муж подписал все бумаги, и ребенка уже повезли в центр. Так что собирайтесь, вам пора домой. – Машина стояла прямо возле входа. Я плюхнулась на заднее сидение. - Как ты мог! Почему мне ничего не сказал. Я что, не имею права голоса? Это мой ребенок! – - С некоторых пор – не имеешь. Не кричи. Это не поможет. – Я с ненавистью смотрела на его затылок. Больше я ему ничего не скажу. Меня встретила криком радости Нюша. Девочка моя, как же я соскучилась. - Как твое горло? Ты выздоровела? Мамочка очень скучала по тебе. – Мы обнимались, заливаясь слезами. - Мамуль, а кто родился у тебя? Почему ты без ребеночка? – Заболело сердце. - Нюшенька, твой братик в больнице остался. Его будут лечить. Мы скоро сходим к нему в гости.- - Мамочка, ты не плачь, он выздоровеет. Обязательно. Я всегда выздоравливаю, когда болею.- Моя милая девочка. Что бы я делала без тебя сейчас. Мы долго сидели обнявшись. День проходил за днем, но мне ничего не было известно про ребенка. Карен почти не разговаривал со мной, только пару раз сказал, что лечение не дает результатов. Узнать, в какой центр отвезли сына, не было возможности. Из дома я почти не выходила. Жизнь будто бы замерла. Если бы не заботы о Нюше, которые меня держали в реальности, я бы совсем умерла от горя. Через месяц Карен потребовал, чтобы я подписала бумаги об отказе от ребенка, и разрешении содержать его в заведении для детей с отклонениями в развитии. Но никакие доводы, уговоры и угрозы не могли меня заставить подписать такие бумаги. Я требовала, чтобы он показал мне сына. Но Карен был непреклонен. - Меня твои эмоции не волнуют. Если бы ты не носилась по стройкам с пузом, не произошло бы того, что произошло. Бумаги ты подпишешь. – По его лицу я поняла, что это угроза. Дождавшись, когда Карена не было дома, позвонила Наде. - Нужен нотариус. Срочно. Карен что-то замышляет. Сделать надо все тайно. – Надя поняла с полуслова, и через час нотариус был у меня. В присутствии Надежды, как свидетеля, я написала заявление в прокуратуру о том, что считаю, случившееся с моим ребенком, подстроенным моим мужем, требования об отказе от ребенка не принимаю, и прошу разобраться в случившемся и найти моего ребенка. Так же имею опасение за свою жизнь. Число и подпись. Бумаги отдала Наде. Сказав А, решилась и на В. Вечером того же дня я заговорила с Кареном о разводе. - Хочешь развода? Пожалуйста. Но прежде подписывай бумаги об отказе на ребенка, – сказал он в ответ. - Не подпишу я. Неужели ты не понял. К тому же, объясни, зачем тебе это.- - Ты родила мне больного ребенка, которого теперь надо лечить. На это уйдет много средств и времени, и я не хочу еще возиться с тобой. Твой отказ развяжет мне руки. Подписывай, и ты свободна. Я даже назначу тебе содержание, как бывшей жене.- Меня передернуло от его цинизма. - Еще недавно ты сомневался - твой ли это ребенок.- - Не пытайся меня укусить. Мне уже не больно. Я сделал тест, не такой, уж я, дурак, как ты думаешь. На столе в моем кабинете лежат документы на отказ. Завтра я принесу документы на развод. Все в твоих руках. – Больше мы не разговаривали. Все было ясно и так. Утром я собрала свои вещи. В принципе их было немного, моя одежда и вещи Нюши. Драгоценностей Карен мне не дарил, поэтому все было просто. В обед он позвал меня в кабинет. - И так. Давай определимся. Ты подписываешь, и мы расходимся полюбовно. Я с ребенком, ты с содержанием. В противном случае… - - Что? Что ты сделаешь? Как можно мать заставить отказаться от ребенка, - как же я его ненавидела. Страшный человек. - Я оставлю тебя ни с чем. Ха, как же я забыл. Ты же у нас воровская миллионерша. И тебя не волнуют мои деньги. Тут я прокололся. Действительно, деньгами тебя не склонить. Ну, что же. – Он нахмурился, в глазах появились злые искорки. - Ты ничего от меня не получишь в любом случае. Вот документы на развод. Подписывай и до свиданья. Было, как говорится, приятно познакомиться. – Он вытащил из кейса бумаги. Положил их на стол. - Подписывай. У меня нет времени возиться с тобой. – Я наклонилась к столу. Следовало прочитать, что он тут мне подсовывает. Начала перебирать листы. - Чего ты возишься, - он показал на графы с галочками, - вот тут, тут, тут, и тут. – - Не дергай меня, я хочу прочесть документы. – - Чего читать. Я не даю тебе ни копейки. Чего читать, - он заметно стал нервничать, я заметила его трясущиеся руки. Дернула лист, который был обозначен галочкой для подписи. « Заявление об отказе от прав на ребенка». - Это документы на развод? Ах ты сволочь. – Карен занес надо мной кулак. Вошла няня. - Прочь! Кто вас звал! Прочь, я сказал. – Няня в испуге выскочила из кабинета. - Ты, дрянь, подписывай, или я за себя не ручаюсь, - он нависал надо мной, гневно сверкая глазами. - Карен. Остановись. Не делай так. Я мать, и должна участвовать в жизни своего ребенка, - произнесла я из последних сил. Но он меня не слышал. Наше время кончилось. В какой-то момент я подумала, что судьба меня наказала, за легкомысленный поступок. Не стоило связывать свою жизнь с нелюбимым, ведь и ему я испортила жизнь. Быть может он прав, что хочет один заботиться о ребенке. У него деньги, связи. Со мной придется каждый раз связываться, при пересечении границы, при серьезных решениях в отношении ребенка. Все же он любил меня, я знаю это, и, видимо видеть меня каждый раз будет для него тяжело. Ради ребенка, наверно, стоит согласиться на его условия. Я заплакала. Он стоял молча рядом. Нет, он все тот же Карен, что любил и баловал меня, просто я жестоко с ним поступила. - Хорошо. Я подпишу. Я верю, что ты не сделаешь плохо нашему ребенку. – Рука легко вывела подпись. Карен тут же убрал бумаги. И вышел из кабинета, даже не оглянувшись. Я постояла некоторое время, оглушенная состоявшимся, и пошла к выходу. - Нюшенька, мы уезжаем. Пойдем, дорогая. – Но никто мне не ответил. Я прошла по комнатам, где я провела несколько лет красивой, и довольно счастливой жизни. Пришли девушки, работающие на кухне и в комнатах. Они прощались со мной со слезами на глазах. Я окинула последний раз квартиру взглядом. Жизнь странная штука. Во дворе стоял мой старичок, « Мерседес». Будто не было тех многих лет, когда я въехала на нем в Москву. Надя сидела за рулем, Нюшин нос прилип к стеклу задней двери. Мои дорогие, не все в жизни потеряно, я должна жить ради вот этого носика. Подошла к машине, руку жгли бумаги о разводе. Я бросила их в бардачок. - Ну что, с Богом? – - Посидим на дорожку. Нюша, помолчи хоть минуту. – Надя обняла меня и поцеловала. - Я думала, что ты оттуда живой не выйдешь. Как все прошло? – - Я подписала, Надя, отказ. Представляешь? Что теперь делать? Бедный мой малыш. Не дали ни разу даже дотронуться до него. Только раз и видела. Такой хорошенький, Артемом его там назвали, он наверно. – Надежда сидела молча, давая мне выплакаться. Нюша ласково положила свою ручку мне на голову. - Не плач, мамочка. Все будет хорошо. – - Да, девочка моя. Конечно. Пора. – Мы тронулись, кажется, что маршрут будет теперь забыт. Взгляд упал на «бардачок», куда я бросила документы. - Надь, давай почитаем, что он там мне в подметных письмах начертал.- Я достала копию разводных документов Но подруга забрала бумаги. - Смотри ты, целых десять страниц. Неужели, чтобы написать «Ничего не оставляю, иди с миром» надо столько текста. Интересненько. – Надя углубилась в чтение. Сначала она ерничала над каждым словом, потом замолчала, и лицо ее поменялось. - А ты читала? Нет? Ну, так слушай, – и она стала мне перечислять имущество, от дележа которого я добровольно отказалась в пользу своего сына Артема Ованесяна. У моего, уже бывшего, мужа, оказывается, был в собственности завод полимерных материалов в Оренбургской области, яхта «Алмаз», ресторан, и ресторанчики, дома в Санкт-Петербурге и Москве, акции газовых компаний и еще много всякой всячины. - И он тебе ничего не оставил? Гаденыш. Не понимаю такой жадности. Добровольно отказалась. – Надю просто трясло, но мне было все равно. К тому же, как стало ясно из документов, я отказалась в пользу моего сына. И тут до меня дошло. - Надя, останови, мне плохо, – я вышла из машины, с трудом подавляя тошноту. Сын, Артем, он в порядке. Просто Карен заплатил им всем, и меня обвели вокруг пальца, как идиотку. Надо что-то делать, надо вернуться и все ему высказать, надо пойти в полицию. - Чего ты там мечешься. Иди в машину. Что произошло, в конце концов? – В голове все перемешалось. Чем я думала, подписывая документы об отказе. - Надя. Едем назад. Мне надо с ним поговорить. – - Ничего себе. Не наговорилась? – Надя удивилась, но покорно повернула. Я долго трезвонила в домофон. Кто-то рассматривал меня слишком долго на экране. Быстро забыли, однако. - Откройте немедленно. Сообщите, что я хочу поговорить. Срочно! – Дурацкое положение. Я все еще не привыкла, что эта дверь не открывается больше для меня по моему желанию. Но когда я, отчаявшись, хотела уже уйти – дверь открыли. Горничная Нина, опустив глаза, пропустила меня в холл. - Подождите тут. Карен Эдуардович сейчас спустится, - проговорила она тишайшим голосом, который, впрочем, постепенно крепчал. А что я себе вообразила, что тут все меня безоговорочно любили? Бог с ними, у меня другая цель. Где этот Карен? Он что, специально задерживается? - Карен! – крикнула я вверх, но он уже спускался со своей сладкой улыбочкой. - Не прошло и пол года. Какие люди. – Он просто издевался. Но мне все равно. - Я просмотрела еще раз документы. И поняла, что ты меня обманул. Наш ребенок в полном здравии, - выпалила ему в лицо. Он схватил меня за локоть и поволок в кабинет. - Не кричи. Что за глупость ты тут несешь. – - Глупость? Тогда почему там написано, что я отказываюсь от всего в пользу нашего мальчика? – - Не нашего, а моего. Ты отказалась, и это не обсуждается. Так все-таки тебя взволновало, что ты от таких деньжищ отказалась. Вот твоя сущность. – - Не передергивай. Плевать я хотела на твои деньги. Покажи мне ребенка. – - Зачем? Что это изменит? Его надо лечить, на это требуются большие средства, и ты должна быть благодарна, что я сделаю это. Живи, как тебе вздумается. Не мешай нам. – Он встал в дверях, показывая всем видом, что разговор окончен. - Карен, не будь так жесток, покажи мне ребенка, я должна видеть его. Сжалься. – Я не выдержала и заплакала, упала перед ним на колени. Но он был непреклонен. - Не проси. Тебе же лучше. Спокойней будет жить. Оставь меня с моим горем. Одно я тебе могу пообещать – Артем не будет ни в чем нуждаться. Уходи ты, ради Бога. – - Покажи ребенка. Я за себя не ручаюсь. – Он посмотрел на меня мрачным взглядом. Потом что-то для себя решил, и сказал. - Хорошо. Завтра приезжай к двенадцати часам. Поедем в центр. Покажу сына. Но пообещай, что ты не будешь истерить, и не выкинешь там какой-нибудь номер. – На следующий день ровно в двенадцать часов я стояла у дверей. Щелкнул замок. И вышел Карен. - Поехали.- Дорога казалась бесконечной, московские пробки кого угодно сведут с ума, тем более что мое сердечко летело впереди. Я старалась запомнить дорогу, адрес. Я не буду истерить, я просто буду рядом с моим ребенком. Нас встретили два амбала в белых халатах, которые всю дорогу до палаты шли в отдалении. Еще бы автоматы наперевес повесили. Артем лежал в кувезе, как и в тот первый раз, когда я его видела. Я приникла к стеклу. Что-то с ним было не так. Мой мальчик лежал, вытянув ручки вдоль тела. Слишком расслаблено. И глазки его смотрели не так живо, как тогда. - Посмотри на меня. Посмотри. Маленький мой. Можно я его возьму на руки? – я оглянулась на врача. - Нет, конечно. Внешний мир для него опасен. У него слабая иммунная защита.- Малыш медленно закрыл глаза. Не шевелится, даже не дергает ручками и ножками, как делают все дети в его возрасте. Господи, как же так. Душили слезы. Карен тихо сказал. - Ну что? Насмотрелась? Прошу тебя, пойдем. Мы здесь пока лишние. - Выйдя на улицу, молча постояли возле машины. - Надеюсь, ты поняла, что я прав. Твое присутствие мало чего даст. Уезжай, и не мешай нам. Ты со мной, или у тебя есть дела в городе? – Он сел в машину. - Нет, спасибо. Доберусь сама. – Вот и все. Я медленно шла по улице. Перед глазами стояла картина с моим малышом. Сердце говорило, что что-то не так, в чем-то несоответствие. Но пока не было ответа. Я хорошо запомнила адрес учреждения, палату, где лежит мой мальчик. Дома все обговорим с Надей, решим что делать. И завтра же я поеду к нему сама, без надзора. Может быть, что-то прояснится. Дам кому-нибудь «в лапу», помогут. Но на следующий день, когда я приехала в Центр, мне сказали, что ребенка забрал отец. Предположительно для поездки в Германию на лечение. Вот и все. Вряд ли я увижу еще моего сыночка. Какая большая плата за ошибку. Надя, боясь, что я впаду в депрессию, все дни сидела со мной у Веры Сергевны. Я была рада ее участию, но понимала, что ее ждут дома Валера с Данькой. - Поезжай домой. Не бойся, со мной все будет хорошо. Я сильная, и к тому же у меня есть Нюша. Как ты плохо обо мне думаешь. –