Дай мне спокойно умереть, сынок!
Эти правдивые события
приоткрывают завесу тайны небытия и смерти. Произошло это с моими родными и
близкими, поэтому рассказ будет непростой, даже места -ми тяжелый и нервный.
Маленький донецкий городок
Макеевка. Люда приехала туда жить, в семью будущего мужа. Семья, как семья.
Отец, и глава семейства – Петр Иванович, 73 года, инвалид войны (бронхиальная
астма), уже давно бросил работу в управленческом аппарате шахты Бажанова и
находился на заслуженном отдыхе. В свое время, получил от руководства в
постоянное пользование 3-комнатную квартиру, в престижном тогда районе магазина
«Даки». Квартира просторная и теплая, окна большие, стандартный балкон, все
удобства и вокруг тишина. Дом стоял на отшибе. Самый крайний. Дом номер 17.
Хозяйка дома – Анна Ивановна (тоже Ивановна!), пенсионерка 67 лет, ра -нее
работала в ЖЭКе, дворником, была постоянно озабоче -на бытовыми хлопотами и давно просила своего
меньшего сына Серегу жениться (уже, хоть на ком-нибудь!), потому что стала
сильно уставать. Поломавшись, для порядка, сын нашел девушку (правда, не первой
свежести и не очень здравую, диабет, но, все же – красотку и с дипломом), и
пригласил ее познакомиться с родней. Еще у Петра Ивановича и Анны Ивановны были
др дети. Старший сын – Володя и сестра Зина. Дети имели свои собственные семьи
и одарили родителей внуками. У Володи – сын Роман и маленькая Римма. А у Зины –
дочка Неля. Семья была дружная и веселая. Праздники проходили шумно и с
застольями. Анна Ивановна и Зина с Нелей, накрывали пышный стол. Еду любили
простую, но – в изобилии. И, чтоб рекой, водку. Водку пила даже мало возрастная
внучка, 13 лет. Школьница могла запросто опрокинуть за вечерок стаканчик в 200
грамм и «не крякнуть». Взрослые не стеснялись, чтоб не скучать на праздники,
делали спиртного в запас, по 1л «на брата». Тогда включали телевизор и смотрели
все-все программы. В советское время так делала каждая третья семья. Техника
еще не успела состариться, и телевизор сверкал новыми переключателями из никеля и широким экраном в
45 см. На праздник, к застолью, под вечер, и привез знакомиться свою девушку
Серега. Она бы -ла скромной и бедной. Только невинная красота бросалась в глаза
– яркие, как бутылочное стекло на солнце, зеленые глаза, курносенький носик и
губки бантиком. Ее кожа поражала жемчужной белизной, а темные волосы она
красила в современные цвета – то махагон, то черный, то каштановый, то
баклажан. Так что, и не скажешь, шатенка она чистокровная, или уже
обрюнетилась. Звали ее Людми - ла. К новому году ей исполнялось только 20 лет.
Действи -тельно, самая пора и замуж!
Серега был намного ее
старше и опытный малый. Женщин перебрал огромное количество. Мама его «бдила»
во все оба глаза. Поэтому и не женился взрослый сын. Анна Ивановна любила
меньшенького. Глупенький он у нее – глазик с прищуром, а в голове чуток не
хватало. Не красавец, понятно, и в школе программу не потянул. Перевели во
вспомогательную школу. Закончил 8 классов с большим трудом. Когда пришло время
идти в Армию, отказали в призыве, сославшись на полное несоответствие. Но, папа
Петр Иванович, поднажал и продвинул все ж таки сына, в стройбат. Там Серега
получил профессию электрика, и с Армии ушел работать на ЯКХЗ. Взяли парня
моторы пере -мазывать солидолом. В электриках не задержался, не спра- вился.
Зарплату приносил неплохую. Родители были рады. Людмила же устроилась работать
на швейной фабрике, сче- товодом. Была такая профессия, на деревянных счетах
тогда считали. Техника в советское время была не такая, как сейчас. Конечно, с
работой девушке пришлось расстаться. Она, с замужеством, переехала жить в новые
для нее условия. С грустью вспоминала отчий дом и родителей. Там, в частном
доме, она была счастлива невинностью и любовью родных. Знакомиться приехала
сама, без них. Постеснялись ее папка с мамкой приехать. Беднота! Рады, что
дочку «в люди» спихнули. Поэтому, ехала девушка в новый мир со страхом. Из дома
выпирают (взрослая уже, замуж пора!), а в новой семье много непонятного и
неприятного. Да, это прямо с порога в глаза кинулось. Ни тебе – здрасьте, ни –
до свидания! Вроде, и доброжелатель- но, но все же, стали спрашивать сразу –
хочет ли она детей (да, хочет!), какой размер пенсии (30 советских рублей),
есть ли приданое и какое (есть, конечно, ее болезнь – сахарный диабет!), будут
ли помогать родственники (будут, если позовете сюда, приедут родители, а что их
звать, она с домашними делами и сама справится!), и что умеет делать
по-хозяйству. Людмиле не понравились напор и неделикат- ное отношение.
Прикинула, что непросто будет тут жить. А любовь – дело наживное. Если так и
будет Серега под пятой у маменьки своей, то слиняет она «на раз-два!». Молодой
мужчина окружил свою девушку вниманием и заботой. Цыкнул на «маменьку»,
проводил отдыхать с дороги, в отдельную комнатку. Легла Люда, и - как
провалилась в яму. Устала. И нервишки подвели. Что там шумели, даже кричали,
пьяные будущие сородичи, не слышала. Спала, как убитая.
Утром «допрос с пристрастием»
продолжили, де -вушку получше рассмотрели. А что? Очень даже ничего.
Красивенькая! Умненькая! И в кулинарии разбирается отли- чно. Наварила сытного
украинского борщеца, нажарила кар -тошечки с салом, порезала огурцы солененькие
(из банки, сама закрывала и привезла), мотнулась в продуктовый ма - газин и
купила 3 кг вскуснейшей (Богу душу продашь!) коп- ченой рыбки сардинеллы. Чем и
«купила» многочисленную семью. В 3-комнатной квартире жил Серега с родителями.
А сестра с братом, и детьми, жили отдельно, каждый в своем жилье. У Зины – дом
на 8 комнат. А у Володи – 2-комнатная квартира на поселке Ханженково,
неподалеку отсюда. Но на застолье явились и на следующий день. Зина принесла
кон -сервированные помидоры в 3л бутле, а Володя – буханку хлеба. Понятное дело,
за дополнительным хлебом послали в магазин ее. Как самую молодую и быструю. Так
и пове - лось, с того дня, наготовит Людмила ведерную кастрюлю борща и 5 кг
сковородку картошки, накупит хлеба и селедки (или – колбаски докторской,
кровяной, зельц), а к вечеру – «дупель пусто». И приходит ее Серега «к
шапочному разбо- ру» после работы, а на столе – нечего есть, смели голодные
родственники. Главное, успевали точно управиться, пока его дома нет. Пыталась
прятать. Самой не хватало, что в рот кинуть! И – пошли скандалы. Серега не
верил, что подстраи- вала мать, а его
молодая жена ни в чем не виновата. И, так бы и продолжалось, но после
регистрации брака, через 2 месяца, девушка объявила супругу, что ждет ребенка,
сына. Нельзя же беременной невестке голодать! Тут уже вмешал- ся сам Петр
Иванович. И Виталина оценила благородство и порядочность пожилого родича.
Присматривался, конечно, может, отлынивает девушка, может, лежебока. Но,
убедив- шись, что идет полная несправедливость к ней ( и к его внуку!), стал отстаивать
ее позиции. Первое, что настоял, чтоб больше не тратила все деньги на семью, а
не забывала себя и посещала вовремя женскую консультацию. Чтоб наку -пила, что
нужно младенцу в первую очередь. А Сереге приказал выбрать и доставить домой
прочную и очень красивую детскую коляску. Так, в один из зимних дней,
прикомандировал муж синюю закрытую коляску. К ней прилагался матрасик и сумка
для детского питания. Людмила очень обрадовалась – может, не так уж плохо они
живут? Может, ничего такого, что мать так сильно слушает? Ведь, она ему – мать
(!). А свекровь давила – то невкусно сварила, то пятно на простыне не
отстирала, то постельное надо проглаживать, то носки не все успела поштопать.
А, когда родился ребенок, каждый день находила, за что ее по -грызть – бросай
кормить грудью, а то до колен вырастет, начинай прикармливать картошкой и
колбасой (сама ешь, а ребенку не даешь, жадина!), то нельзя маленького так рано
учить самостоятельно пользоваться вилкой и ложкой (глаза выколет! подавится!).
И, Людмила, сжав зубы, молчала, не огрызалась, терпела. Сыночек рос послушным, спокойным и очень
сообразительным. К году умел ложкой себя накор- мить, а вилкой нанизывал
котлетку. Не обливал себя, когда пил из чашки. На все эти достижения, свекровь
злилась и не проминула, чтоб тайком не ущипнуть дитя со спины. Люда это знала,
говорила об этом супругу, но он не верил. Под -держивал один свекор. Петр
Иванович не раз зазывал сына «на ковер», и «на проработку». Он старался повернуть в нужное направление
«соображалку». Но Серега видел, как мало осталось жить его отцу. И понимал, что
с его смертью жизнь в доме поменяется кардиально. Станет властвовать мать.
Конец января выдался
особенно холодным. Люда не отходила от постели пожилого больного. Обостре- ние.
Несколько раз вызывали «Скорую». Нос Петра Ивано -вича заострился. Глаза
потускнели. Кожа стала желтушной, с крупными коричными пятнами. Волосы, ранее
блестящей проседью, сияющие ореолом на величественной гордой голове, лежали
теперь грязными соломенными прядями, пересыпанные обильной перхотью. Старик
плевал в банку зеленые сгустки. Девушка выносила нечистоты, сама переодевала
свекра, обмывала его ссохшееся слабое тело, с мылом и шампунью. Водила под руку
в туалет. Вытирала бумажкой. Во всем от нее старик получал заботу и уваже- ние.
Нигде и никогда не упрекнула, не унизила. А что ж, Анна Ивановна, жена? Где же
ее помощь? Где же любовь бабушки и любящей супруги? Где мудрый совет и терпе
-ние? Да, куда там! Из пожилой свекрови лились ругательства с матюками и
оскорбления. А потом, она заяви -ла умирающему мужу, что есть на примете у нее
знакомый дед-сосед, и сразу после похорон, она уйдет к нему жить. Доставала
яркие головные платки и платья, наряжалась и уходила «на часок» посидеть на
лавочку, под домом. Петр Иванович тогда отворачивался медленно-медленно к
стенке и беззвучно плакал. Только сын не видел его слез. К приходу сына с
работы, его мать возвращалась, веселая и довольная. Ждала ужин. Последнее время
она приказывала подавать еду в спальню, где они спали, на табуретку. А Петр
Иванович уже не мог дойти до столовой, чтоб поесть по-человечески за столом.
Получалось, что крепкая и бодрая бабка наминала все подряд, а ее супруг еле-еле
кусок в рот заталкивал. А потом и вовсе сил не было самому ложку держать. Вот
его Людмила и кормила с ложечки. А, как же?! Ведь, родной же человек, дедушка!
Малыш подрос. И видел все бабкины проделки. На своем тарабарским языке
рассказывал ей, как и что происходит у стариков в спальне, куда ему можно было
беспрепятственно заходить. В годик ребенок ходил, и очень привязался к деду. Он
видел, как мать ухаживает. А стало больше года, и сам кидался – принесет еще
хлеба, помягче кусочек, или печенюшку, или в кружечке водички подаст. Может,
кто-то не поверит, слишком мал. Но, именно так и происходит, если дитя не
панькают по рукам, а дают спокойно самостоятельно разви- ваться физически. Это маленький внук «рассказал» Людмиле, как
бабка над дедом измывается. Сядет есть, а сама шепчет: «Ты скоро подохнешь!
Ага! Какое вкусное! А ты уже и жрать не можешь…» Старик только слезами
заливался от горя. Ему, прошедшему войну, живым вернув- шемся из самого
Берлина, потерявшему здоровье на далеких военных дорогах, такое говорить… не
заслужил!!! Не стерпела она и высказала свекрови о ее «художествах»: «Как вы
можете! Как не стыдно!» И конец скандала услы -шал своими ушами сам Серега.
Стыдно стало. Уважал отца. Было за что! Но – мать боялся! Будет орать,
превратит его жизнь в каждодневную нервотрепку. И что делать? Его бук- вально
кидало из стороны в сторону. То мать кинулся успокаивать, то бросился на колени
перед умирающим отцом. И, что же старик? А нет уже дедушки! Затих. Отвернулся к
стенке и замолчал. Он и возражал тихо, где было ему перекричать горлопанку.
Супруга подошла, быстренько проверила: «Кончился!» - радостно объявила. Людмила
тихонько ойкнула и, подхватив ребенка на руки, помчалась вызывать в очередной
раз «Скорую». Пообеща ли сейчас же выехать, долго расспрашивали – сколько лет
больному и есть ли статус инвалида. Ответив на все вопро- сы, медленно (без
сил!) поднималась в ставшую родной квартиру на 5 этаже. Маленький сын ее плакал
и спраши -вал, почему дедушка не кушал, а плакал, у него, наверное, сердце
болело сильно. Не знала, что и отвечать допытливо -му сынишке. Дверь оказалась
на замке. Долго стояла под дверью, стучала и просилась, чтоб открыли. Открыла
свек -ровь: « Не сдох еще! Живой…» - бросила, и скрылась в др комнате. На кухню
пошла, еще что-нибудь перекусить. Лю -да побрела в свою комнату, стала
уговаривать ребенка при --лечь в кроватку. Усталый мальчик только коснулся
подуш -ки, сразу и уснул. Переутомление и стресс, вызванные уви- денным и
услышанным, сломили. Убедившись, что с ребен --ком теперь все в порядке,
девушка взяла валериану и кор-валдин, чистое полотенце и воды в кружке, и пошла
в спаль -ню стариков. То, что она увидела, трудно описать обычны- ми словами.
Ее муж Серега водкой натирал ступни и ладони отцу. Он рыдал над ним и просил на
коленях прощение. Он тряс безжизненное тело и взывал отца очнуться. Петр Ивано
-вич при болезни сильно похудел, одни мослы торчали. Поэ -тому, ее мужу не
составило особого труда трясти немощно -го старика и даже, в состоянии аффекта,
садить к себе, как ребенка, на колени. Увидев валериану и корвалдин, он вы -
пил сам быстренько гигантскую дозу успокоительного, а потом стал вливать в
сомкнутые челюсти усопшего. Люда попыталась остановить его, ведь с час назад
она сама прове -ряла дыхание дедушки зеркалом и пульс. Старик не ды - шал!
Пульса не было! Нельзя отнимать у «черных ангелов» их добычу. Только Серега
ничего не хотел слышать. Его по -несло.
Им руководило раскаяние. Из кухни сначала послышался шорох и запах свежих
котлеток, а затем, и пока -залась сама свекровь, с маленькой кастрюлькой в
руках. Котлеты из кастрюльки она поглощала с завидным аппетитом. Спокойно
наблюдала за действиями своего взрослого сына: «И чего ты так стараешься?
Брось! Пусть окочурится! А я к соседу уйду жить. А ты эту дуру пуганешь и
другую жену возьмешь себе. А то пищит щенок, спать не дает!» Ее тираду оборвал
громкий шепот деда: «Замолчи, сволочь! Ты свое еще получишь. Каждому воздасться
по делам его! Ну, зачем ты, сынок, меня мучаешь?! (обратился он к сыну) Дай мне
спокойно умереть!!!» Серега попрехнулся воздухом. Отскочил от кровати, где
медленно поворачивался к ним усопший. Волосы старика наэлектризованные торчали в разные стороны,
взгляд сфокусировался на жалкой испуганной фигуре сына: «Эх, ты! Всю жизнь у
матери под пятой. Мало меня слушал! Я ж тебе что сказал – ты теперь семейный
человек, так люби же свою семью и заботься о своей жене и ребенке. А ты?!
Прогибаешься перед бабой! А она тебя использует. Ты и денег своих не видишь,
отдаешь все матери, и счастья нет. Последний раз тебе говорю – вот твоя семья,
ты – мужчина и муж!» Усилие, в которое дедушка вложил все свои силы, ослабло и
он откинулся на подушках. Людмила кинулась к нему: «Деда, живой?!» Он
замутненным взором повел в ее сторону: « А, ласточка моя! Вот у кого душа
широкая, а сердце шелковое. Я был уже умер. Там так хорошо!!! Солнце светит,
поляна в лесу, пахнет травами и цветами, птицы поют… А этот (пренебрежительно в
сторону сына) дергает и дергает меня. Ну, зачем, спрашивается?!!! Ты осторожней
с ним, дочка! Он у нас видишь какой, сильно мать слушает. А теперь не трогайте
меня. Меня «черные ангелы» зовут. Слышите?» И отключился. И что ни делал
Серега, все было бесполезно.
Вдруг, в их
квартиру позвонили. Люда вышла открывать – «Скорая» приехала. Зашел невысокий,
в белом несвежем халате, худощавый мужчина преклонных лет, за 60, с чемоданчиком в руке. Он поправил аккуратно
замусо -ленную шапочку с крестом на голове и приступил к осмотру. Серега
самозабвенно, не обращая внимания на медика, тер отцу ладони и ступни водкой.
Врач нахмурился. Людмила развела руками, а что она могла сделать. Подробно, шаг
за шагом, расспросил, что здесь произошло. Попутно, изучив тело старика вдоль и поперек. Пульс
отсутствовал давно, больше часа назад. Дыхания нет. Зачем теребить безжизнен
-ное тело?! Незаметно сделал укол Сереге. С Людой оттащили отяжелевшего парня в
постель, пусть поспит, успокоится. Все-таки, он пришел с работы, не ел, получил
стресс. Да, еще и не совсем здравый психически человек. Понять надо. Мимо
прошла «по своим делам» баба Аня. «А это кто? Что за дама?» - поинтересовался медик.
Девушка разъяснила оторопевшему врачу, почему именно сейчас бабушка ужинает. Он
провел ее взглядом, как она спокойно раздевается и укладывается отдыхать. В
спальне супругов-стариков кровати стояли очень близко. Но это нисколько не
смущало пожилую даму. Ни – чужие люди в ее квартире, ни – муж-покойник.
Табуретки с едой отодвинуты в сторону. Тарелки некому было убирать. Девушка
кинулась наводить порядок. Врач «Скорой помощи» присел и еще раз оглядел
комнату. Везде чистота и порядок. Постель свежая. Белые простыни и
пододеяльники, белые наволочки, и такие же «вафельные полотенца» руки вытирать.
Белейшие гардины и шторы на окнах, цветы в горшках. Обои, цвета голубого ясного
неба. По «небу» желтые и розовые ромашки разбросаны. Нет! Нет здесь злого
умысла. Старик умер от старости, от болезней. Или что-то, кто-то его спровоциро
- вал. Он подозвал Людмилу и попросил еще раз подробно рассказать, что
случилось. Замученная девушка снова стала рассказывать. Когда повествование
дошло до того события, которое никак невозможно объяснить, она растерялась:
«Все рассказывать? Как было?» Он кивнул. Ну, она и выло -жила – все-все. А
особенно, когда и что сказал, очнувшись старик Петр Иванович, и это через час,
когда сердце остановилось… вроде, остановилось… Пожилой врач задумался: « Я на
«Скорой» почти 50 лет работаю. Всякого повидал! И необычные случаи были. Зря
Сергей ваш, девуш -ка, приводил в чувство своего отца. Мог бы получить зом
-би!» Люда вздрогнула: «Зомби? Что это? Кто это?» «Зомби – это человек с
мозгами и поведением «зверя». Он бы ел и пил, оправлялся, где попало, но мог
быть очень опасным. Вы не смогли бы его удержать в рамках поведения. Ни при
-вязанный, ни под сильнодействующими успокоительными, он бы натворил бы
страшных дел. Напугал бы. И мог бы причинить вред - избить всех или убить. То
есть, он стал бы «зверем». Нельзя усопшего возвращать к жизни! Его должны
забрать ангелы – черные или белые. В зависимости от того, как он жил. Ваше дело
молиться за него, чтоб забрали белые ангелы…» «Нет! Не заберут белые!» -
прервала девушка – «Он воевал, убивал…» «А! Тогда, да, черные заберут… Ну,
ничего, не отчаивайтесь! Всегда можно отмолить любой грех! Только нужно долго и
сильно молиться!» Потом, медик достал бумаги и попросил подписать, что он
забирает тело на обследование в «анатомичку». «Скорая» уехала. Людмила присела
на краешек постели, где недавно лежал покойник. Слез не было. Столько пережила!
Тишина давила. Шел 1987 год, 19 января. Часы остановились на 3ч 42 минуты утра.
24 декабря 2016 года.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3