Холодный рассвет на пожне . ИЗ СЕРИИ "РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ РОССИИ В ГОДЫ ВОЙНЫ" (1988-1990)

Трудная жатва

Скудный ужин Из воспоминаний И.Воробьевой: Только закончила первый класс начальной домодедовской школы, как грянула война. На этом оборвалось мое детство. Собравшись наскоро, выехала в Москву. Последнюю ночь перед эвакуацией провели в бомбоубежище. Помню, как сотрясались стены и слышались залпы зениток. А на следующий день мы уже ехали в товарных вагонах – "теплушках", до отказа набитых измученными людьми. На душе у всех было тяжко: уже месяц, как шла война, фашисты рвались к Москве. Тяжкий смысл происходящего едва доходил до моего сознания, наполненного впечатлениями многообразными и необычными. Через несколько мучительных дней прибыли в столицу Марийской автономии Йошкар-Олу. Странное, непривычное слово… Отмывали в бане вагонную грязь, а наутро погрузились на подводы и длинным обозом двинулись в неведомую даль.Наши телеги медленно проплывали по пыльным дорогам, мимо полей и лесов, громыхали бревнами мостов, пересекали вброд небольшие речушки, торжественно и печально шествовали вдоль улиц деревень, провожаемые стаями ребятишек, тревожными взглядами крестьян и сочувственным шепотом: "Эвакуированных везут…" Прибыв в конечный пункт следования – деревню Чабер-Юлу, разместились по домам. Теперь наша жизнь проходила в тесной трехоконной избушке, центром которой была печь-кормилица с полатями, где мы, дети, располагались на ночь. Мои мама и бабушка, городские интеллигентные женщины, включились в суровый трудовой ритм крестьянской жизни, отягощенной военными заботами: голодали и холодали, копали, сеяли, жали, ходили за скотиной, ждали вестей с фронта, плакали по ночам, чтобы никто не видел… А мы, ребятишки, чем могли помогали взрослым: дергали лен, носили в поле еду, собирали колоски и картошку. Возле избы, в которой мы жили, был колодец. Зимой он покрывался натеками льда. У колодца часто собирались женщины, и бывало, что именно здесь заставала кого-то из них принесенная почтальоном похоронка… На тетрадных листах я рисовала свои картинки и, сложив треугольником, отсылала отцу. Он сохранил один такой листок. На нем нарисованы утопающие в сугробах маленькие черные избушки, колодец, фигурки и надпись: "Это наша деревня. 1942 год". Столько лет прошло! Кто знает, не с этого ли клочка бумаги мне следует отсчитывать свой творческий путь? Не с этого ли рисунка девятилетней девочки началась моя серия "Женщины России"?

В эвакуацию

Эвакуированные едут

На лесоповале

Почту ждут

А мать все ждет

Весной 1945 года

Вернулся Из воспоминаний Воробьевой И. "Окружающая действительность породила столько нового! Появилась возможность обратиться к сюжетам духовно-философского содержания, немыслимым еще совсем недавно. По впечатлению от пасхальной ночи 1991 года возник замысел большого монументального листа "В храме" - о духовном возрождении, о единении людей, самых разных по возрасту и социальному положению. Другой лист "Крестьяне России" из новой серии "Время перемен" - о трагической судьбе тружеников земли. Как бы восстали из небытия крестьяне, погибшие в 30-х и 40-х годах, лучший генофонд нашей земли, а на переднем плане – то, что осталось в деревнях: старики, инвалиды, женщины. О связи поколений, преемственности, духовном родстве – автобиографическая работа "Мои предки".

В храме. 1991

Крестьяне России. 1992

Мои предки. 1992. Одна из последний гравюр И.Воробьевой, вырезана левой рукой. В центре картины - Ирина Воробьева с мамой Тамарой Петровной и папой Николаем Васильевичем. Слева - бабушка Федорова Вера Федоровна и дедушка Федоров Петр Дмитриевич. Справа - дедушка Воробьев Василий Николаевич и бабушка Воробьева Анна Андреевна. #ГравюраИринаВоробьева