Встает все то в душе тревожной,
Чего вернуть, увы, нельзя,
И позабыть что невозможно!..
* * *
,,Поэт - и больше ничего..."
…так ответил в одной из анкет на вопрос о «должности, званиях или занятиях» самый легкомысленный литератор Серебряного века — Николай Агнивцев. Колоритная фигура Агнивцева — длинноволосого, длинноносого, долговязого, в бархатной блузе с «артистическим» бантом вместо галстука, в широченных клетчатых штанах, всегда прожженных папиросой, с массивной цепью браслета и удивительной тростью, украшенной металлическими пластинками с монограммами друзей, — была хорошо знакома питерской богеме.
Судя по воспоминаниям современников, Агнивцев был необычным и довольно разноплановым человеком. Молодой Агнивцев, приехавший в Петербург в 1906 году, писал преимущественно на темы легкие, светские, не обязывающие читателя к глубокомысленным размышлениям.
1910-е годы в Петербурге — это период расцвета театров и театриков-кабаре; «Бродячей собаки», «Приюта комедиантов», «Дома интермедий».
Расцвет творчества Агнивцева связан с работой для театров-кабаре, выступлениями в литературных кафе и артистических ресторанах. Песенки Агнивцева исполнял со сцены друг поэта, артист Александринского театра Николай Ходотов, стихи из петербургского цикла декламировала муза его поэзии, Александра Перегонец, сам автор тоже читал свои произведения с эстрады, и читал замечательно.
Его стихи с удовольствием использовали композиторы в качестве песенных текстов. А. Варламов написал пять песен на стихи Агнивцева, Д. Кабалевский, С. Прокофьев («Кудесник»), И. Дунаевский в 1921–1927 годах написал музыку к нескольким его пьесам и скетчам. Песенки на стихи Агнивцева исполнялись и на подмостках сатирических театров, в частности пел их и Александр Вертинский («Баллада о Короле»).
Но Агнивцева нельзя считать «поэтом-песенником». Он и в самом деле был — просто поэт: «поэт, и больше ничего». Несмотря на популярность многих его произведений, иногда становившихся «народными» (как стала таковой в 1930-е годы песня «Дымок от папиросы» на музыку Дмитрия Кабалевского, а на нашей памяти неожиданно превратился в шлягер его стишок «Хорошо жить на Востоке», исполненный Татьяной и Сергеем Никитиными), имя самого поэта до недавнего времени пребывало в забвении.
В январе 1917 Николай Агнивцев вместе с режиссером К. А. Марджановым и актером Ф. Н. Курихиным создал в Петрограде театр-кабаре «Би-ба-бо», вскоре переименованный в «Кривой Джимми». Агнивцев писал для него почти весь репертуар (вторым автором театра был Н. Евреинов) — одноактные пьесы, веселые скетчи, коротенькие водевили, куплеты для хора, бесчисленные песенки. Успех был полный. Но вот беда, времени для подобных развлечений уже оставалось совсем мало. Летом 1918 года случилось к тому же пренеприятное событие: ведущего актера, И. А. Вольского, арестовало ЧК — за слишком смелые частушки. Только вмешательство Луначарского спасло артиста. В «Красной газете» появилась статья-донос под выразительным названием: «Учреждение для паразитов». Театр оказался под угрозой закрытия.
Из неспокойного и голодного Петрограда театр уезжает на гастроли по югу России. В 1921 в Тифлисе в издательстве театра вышла книжка Н. Агнивцева «Санкт-Петербург».
Ужели вы не любовались
На сфинксов фивскую чету?
Ужели вы не целовались
На Поцелуевом мосту?
Ужели белой ночью в мае
Вы не бродили у Невы?
Я ничего не понимаю!
Мой Боже, как несчастны вы!..
Николай Агнивцев разделил судьбу тысяч русских беженцев. В 1921 он эмигрировал через Константинополь в Берлин, а затем Париж.
И вот тогда-то, в Париже он и написал свои лучшие стихи, посвященные городу Петра, выпустив уникальный сборник – «Блистательный Санкт-Петербург». Вышел он в 1923 году и содержал 38 стихотворений, все до одного о любимом, покинутом поэтом городе.
Санкт-Петербург – гранитный город,
Взнесенный Словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя в граните и в стихах.
И майской ночью в белом дыме,
И в завываньи зимних пург
Ты всех прекрасней, несравнимый
Блистательный Санкт-Петербург!
* * *
В Константинополе у турка
Валялся, порван и загажен,
"План города С.-Петербурга"
("В квадратном дюйме - 300 сажень...")
И вздрогнули воспоминанья,
И замер шаг, и взор мой влажен...
В моей тоске, как и на плане:
- "В квадратном дюйме - 300 сажен!..
В молодости Агнивцев грезил Парижем, но, попав туда, начал тосковать об утраченном Петербурге. Вся сила этой тоски отразилась в пронзительных стихах, равным которым по глубине и мощи больше не довелось написать поэту.
В Париж! В Париж! Как сладко-странно
Ты, сердце, в этот миг стучишь...
Прощайте, невские туманы,
Нева и Пётр! В Париж! В Париж!
Там дым всемирного угара,
Rue de la Paix, Grande Opera,
Вином залитые бульвары
И карнавалы до утра!
Париж — любовная химера!
Всё пало пред тобой уже!
Париж Бальзака и Бодлера,
Париж Дюма и Беранже!
Париж кокоток и абсента,
Париж застывших Луврских ниш,
Париж Коммуны и Конвента
И — всех Людовиков Париж!
Париж бурлящего Монмартра,
Париж Верленовских стихов,
Париж штандартов Бонапарта,
Париж семнадцати веков!
И тянет в страсти неустанной
К тебе весь мир уста свои,
Париж Гюи де Мопассана,
Париж смеющейся любви!
И я везу туда немало
Добра в фамильных сундуках:
И слитки золота с Урала,
И перстни в дедовских камнях!
Пускай Париж там подивится,
Своих франтих расшевеля,
На чернобурую лисицу,
На горностай и соболя!
Но еду всё ж с тоской в душе я!
Дороже мне поклажи всей
Вот эта ладанка на шее!
В ней горсть родной земли моей!
Ах, и в аллеях Люксембурга,
И в шуме ресторанных зал —
Туманный призрак Петербурга
Передо мной везде стоял!
Пусть он невидим! Пусть далёк он!
Но в грохоте парижских дней
Всегда, как в медальоне локон,
Санкт-Петербург — в душе моей!
В Берлине вторым изданием, исправленным и расширенным, вышел сборник о Городе — «Блистательный Санкт-Петербург». Эту книгу он посвятил актрисе Александре Перегонец, игравшей в театре «Кривой Джимми».
Помимо поэтических сборников в эмиграции вышли «Пьесы», включающие 36 драматургических произведений. Агнивцева много издавали за рубежом, но гнетущая тоска по Родине вынудила его вернуться в Россию.
Прощайте, немцы, греки, турки,
И здравствуй, русская земля!
В своем я снова Петербурге,
Я снова русский! Снова – «я»!
Еще вчера я был не русским!
И, запахнувшись в черный дым,
Гранитный воздух Петербургский
Еще вчера был не .моим!
Сегодня ж, странный и бессонный,
«Брожу по Невской мостовой
И с Александровской Колонной
Взлетевшей чокаюсь мечтой!
И в небо Питера, бледнея,
Уходит беженский угар...
И вновь я рифмою своею –
Целую Невский тротуар!...
Николай Агнивцев вернулся в Россию в 1923 году, он продолжал писать для сатирических журналов, а после – исключительно для детей.
В 1925 г. вышло более 8 книг, среди которых: «Винтик-шпунтик», «Чашка чая», «Война игрушек» и многие другие. Некоторые книги, такие как «Шарманочка», «Сказка с цветами», «Мыши из цирка» переиздавались не по одному разу.
После возвращения на родину Агнивцев никогда больше не коснулся темы Петербурга. Но в памяти потомков он останется певцом Северной Пальмиры:
Вы не бывали
На канале?
На погрузившемся в печаль
«Екатерининском канале»,
Где воды тяжелее стали
За двести лет бежать устали
И побегут опять едва ль...
Вы там наверное бывали?
А не бывали! – Очень жаль!
Эрот в ночи однажды, тайно
Над Петербургом пролетал,
И уронил стрелу случайно
В «Екатерининский канал».
Старик-канал, в волненьи странном,
Запенил, забурлил вокруг
И вмиг – Индийским Океаном
Себя почувствовал он вдруг!..
И, заплескавши тротуары,
Ревел, томился и вздыхал
О параллельной «Мойке» старый
«Екатерининский канал»...
Но, «Мойка» – женщина. И бойко
Решив любовные дела,–
Ах!.. – «Крюкову каналу» «Мойка»
Свое теченье отдала!..
Ужасно ранит страсти жало!..
И пожелтел там, на финал,
От козней «Крюкова канала»
«Екатерининский канал»!..
Вы не бывали
На канале?..
На погрузившемся в печаль
«Екатерининском канале»,
Где воды тяжелее стали
За двести лет бежать устали
И побегут опять едва ль?
Вы там наверное бывали?
А не бывали! – очень жаль!
Умер Николай Агнивцев в полном одиночестве и заброшенности 19 октября 1932 года.
В моем изгнаньи бесконечном
Я видел все, чем мир дивит:
От башни Эйфеля до вечных
Легендо-звонных пирамид!..
И вот "на ты" я с целым миром!
И, оглядевши все вокруг,
Пишу расплавленным ампиром
На диске солнца: "Петербург".
Источник https://vk.com/wall-43074280_64916
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2