Зачем они рисуют на стенах: три уличных художника из Калининграда рассказали, почему бесполезно бороться с граффити

По мнению молодых людей, власти никогда не смогут контролировать эту субкультуру на сто процентов.
Действие рождает противодействие
В Калининграде чиновники любят жаловаться на явления, которые обычно легко предсказать и сложно предотвратить. К примеру, на каждом оперативном совещании в мэрии города поднимается тема граффити, и чиновники отчитываются, сколько художеств коммунальщики устранили за последнюю неделю или две. В частности, 19 марта исполняющий обязанности председателя комитета городского хозяйства Александр Купцов заявил, что его подчиненные устали закрашивать граффити на заборах и стенах домов.
- За месяц мы более сотни граффити силами управляющих компаний закрашиваем. Иногда видно, что на фасаде 2-3 раза граффити устраняли, там цвет краски, которой закрашивают, даже разный, а они свежие появляются, - заявил Купцов.
Конечно, проблема эта в Калининграде и в России появилась не вчера, но власти до сих пор не могут придумать, что с ней делать и как бороться. Причем нет универсального рецепта и в Европе, так как новые методы противодействия уличным художникам, как правило, приводят к ответной реакции. Группировки в Германии, Франции или в странах Скандинавии становятся более законспирированными и осторожными, а само явление все больше походит на экстремальный спорт. Не стоит на месте и индустрия. Производители краски для граффити придумывают смеси, которые практически невозможно смыть и оттереть, производят царапающие восковые маркеры, а модные бренды выпускают специальную одежду, ношение которой необходимо подтверждать определенным действием с аэрозольным баллончиком в руках.
Чтобы разобраться в теме, корреспондент «Комсомолки» пообщался с тремя калининградскими уличными художниками, и попытался выяснить, откуда у них необходимость рисовать на стенах, есть ли проблемы с полицией, и что они думают по поводу компромиссов с городскими властями и коммунальными службами.
«Прогнать меня сложно»
Андрис несколько лет назад переехал в Калининград, и сейчас у него здесь небольшая студия текстильной печати. Рисовать он начал в Москве в начале 2009 года. Вовлек его в это дело друг детства, который занимался граффити с начала 2002 года. Как-то летом он просто приехал на дачу и позвал Андриса с собой.
- Он приехал и сказал: «Пойдем рисовать». Я тогда играл в компьютерные игры и сделал свой первый кусок (изображение на стене – Ред.), написав большими буквами «МороZ» - такой ник у меня был в сети. Это как-то так пошло, и ни разу я больше не останавливался.
Сейчас для Андриса граффити – что-то вроде релаксации, во время которой он забывает о повседневных проблемах. Также это привычка, от которой уже невозможно избавиться.
- Если бы я сейчас узнал о граффити, я бы уже не стал этим заниматься – слишком много сил, времени и денег на это уходит. А тогда энергии было много, да и пенсию я получал по потере кормильца, поэтому какие-никакие деньги у меня были. На краску хватало, в общем, - говорит он.
По своей специальности (социальный педагог) Андрис проработал недолго, потому что зарплата в 16 тысяч за пятидневку в Москве, по его словам, что-то вроде медленного самоубийства. Так получилось, что граффити помогло молодому человеку заработать первые деньги, на которые можно было прожить – он начал заниматься художественным оформлением помещений. Правда, его заказчикам часто приходится идти на компромисс, так как любую работу художник всегда старается выполнять с сохранением авторского почерка.
- Я не рисую то, что существует в реальности. Зачем рисовать озеро или дом, если вот они, озеро и дом? По сути, то, что я делаю – это абстракция.
- Где ты чаще всего рисуешь?
- Бывает, что на товарняках (товарных поездах – Ред.). Во-первых, это мало, кого беспокоит. Во-вторых, у тебя больше времени, и вагоны не так часто закрашиваются. Вот если ты нарисуешь на «собаке» (электричка – Ред.), то сразу начнется буча. Накажут охрану, прикажут закрашивать и так далее. А кусок на товарняке может ездить по стране лет пять, и это никого не смущает.
- Но, согласись, если работник РЖД тебя заметит, он же тебя прогонит.
- Слушай, меня сложно прогнать. Когда ты мелкий – это еще реально. А когда ты взрослый человек, ты просто говоришь охраннику, прибежавшему с какой-нибудь дубиной: «Ну-ка убери свою палку», - смеется Андрис.
У обывателя есть устойчивое представление о граффити, как о чем-то незаконном. По мнению обычного гражданина, полиция должна бороться с уличными художниками. Как оказалось, полицейские, которых вызывают бдительные калининградцы, иногда с большим сочувствием относятся к парням, рисующим на стенах.
- С полицией мне часто приходилось встречаться, но у меня всего один оформленный штраф за мелкое хулиганство, - говорит Андрис. – Полицейские - это очень хорошие люди обычно. Плохие пока не попадались. Кроме того, в последнее время я выбираю такие точки, где граффити никому не мешает. Там люди могут шашлыки рядом жарить или спортом заниматься, а я рядом рисую. Как-то был случай, когда приехал полицейский «бобик», и менты просто спросили, какой краской диски на тачке покрасить.
- В Калининградской области такие случаи бывали?
- Конечно. Как-то в Зеленоградске я рисовал на гараже, целых три дня рисовал, и кто-то позвонил в полицию. Ну, приехали они и забрали меня в отдел. Там я им объяснил, что спросил разрешения, и мне дали добро. Написал объяснительную, а потом они отвезли меня обратно, чтобы проверить, нет ли в граффити чего-нибудь антисемитского или чего-то еще незаконного. Я, значит, открываю заднюю дверь их машины, где решетка и все такое, а мне говорят: «Да куда ты? Там мы только преступников возим!»
- О чем говорили?
- Тот, что за рулем был, сказал, что сам рисовал по молодости. Когда доехали, он оценил мою работу и сказал: «Да, ты мощно размахнулся! А сфоткай меня на фоне!» Короче, сфоткал его на свой телефон, а потом мы поехали к тетке, которая полицию вызвала. Ей я сказал, что все делаю по разрешению РЖД (гараж рядом с путями был). Вопросы у тетки сразу отпали, и я через пару дней свой кусок доделал.
- А в чем секрет? Почему одних за граффити постоянно забирают, а тебя нет?
- Прикол в том, что полицейские – тоже люди. Особенно в нашей стране. Если ты будешь сразу лезть в бутылку и орать: «Уважаемый, а вы не представились», то диалога не будет – будет конфликт. Я обычно протягиваю руку, говорю, как меня зовут, и продолжаю общение по-человечески. Взамен получаю то же самое. Вот охранники – намного жестче. У них просто синдром охранника, который не лечится. Как-то из травмата они в меня стреляли и цепью побить пытались. Но и тогда обошлось – правда, телефона кнопочного лишился. В Питере это было.
Сегодня Андрис рисует с минимальным для себя риском. Он выбирает стены, у которых либо нет собственника, либо в местах, скрытых от глаз прохожих. По поводу использования труда художников для оформления города у него тоже есть четкое мнение. Например, он считает, что первые попытки властей по налаживанию диалога с граффитчиками потерпели фиаско. Что же касается фасадов домов, то, по его мнению, художникам их можно отдавать только на конкурсной основе.
- В Европе и Америке многие художники готовы делать серьезные работы на фасадах бесплатно. У нас, я думаю, тоже, - считает Андрис. – Мне, к примеру, было бы интересно сделать фасад в 2-3 этажа. Сделал бы я это чисто за краску, то есть за оплату материалов. Я бы готов был согласовать с властями эскиз, но мое мнение тоже должно учитываться. Главное в этой теме – куратор с художественным образованием и именем. Ему должен доверять и художник, и люди из администрации, и чиновники от культуры. При этом, власти должны быть готовы, что разрисованный фасад понравится не всем – люди у нас такие, им всегда не нравится, когда происходит что-то непонятное.
По словам Андриса, у российских граффитчиков есть что-то вроде внутреннего кодекса, который хоть и соблюдается не всеми, но большинством. Главный завет – рисовать там, где это уместно. Под неуместные площади подпадают автомобили и другая частная собственность, а также памятники архитектуры.
- На Королевских воротах или на бастионе каком-нибудь мне граффити не очень нравится. А вот на Доме Советов, как мне кажется, рисовать можно и даже нужно. Я не считаю его памятником архитектуры. Что касается поверхностей, то я не поддерживаю граффити на граните. Вот бетон или железо – это идеально. У меня никогда нет мысли сделать хуже, чем было до меня.
- Реально ли Калининграду регулировать появление граффити?
- Ни одна страна мира не может уйти от этого явления. Может, Сингапур только, где тебя могут поймать и палками отфигачить. Кто-то, может, скажет, что так и надо, но я считаю, что мы все-таки в другом обществе живем. Пытаться регулировать граффити можно, но нужный эффект все равно не будет достигнут. Будут те, кто пойдет на контакт, но это далеко не все. Я бы лучше предложил властям задуматься о засилье рекламы. Реклама куда жестче, она использует более узнаваемые образы, она повсюду. Она действительно уродует город.
Язык, который понятен не всем
Следующий наш собеседник – Кастом. Он калининградец, ему 24 года, и активно рисует на стенах он с 12 лет. Кастом – из тех, кто занимается «бомбингом» (граффити в запрещенных местах – Ред.) и зачастую он делает это с серьезным риском для здоровья и собственной свободы. Свое занятие художник называет привычкой, от которой он время от времени устает, но и жить без нее уже не может. Постоянной работы у Кастома нет, но временные и разнообразные заработки часто приносят ему хорошие деньги. К примеру, не так давно за границей ему удалось неплохо заработать в индустрии моды.
- Для меня граффити - это чисто субкультурная вещь и отличный способ передачи информации, - говорит он. – Раньше процесс написания своего имени был для меня просто демонстрацией своего раздутого эго, но со временем смысл поменялся. Я делаю это чисто для своих парней, для тех, кто находится в этой же субкультуре, это что-то вроде универсального языка, на котором мы общаемся. Конечно, не всем этот язык понятен. Но для тех, кто занимается бомбингом, не очень интересно чужое мнение.
По словам Кастома, стрит-арт отделился от граффити и выделился в самостоятельное направление именно ради компромисса с обществом.
- Это такая самостоятельная веточка, которая более рассчитана на коммерцию, - продолжает бомбер. – Стрит-арт понимает и молодой и старый. Все скажут тебе, что ты молодец и поставят тебе пятерку в дневнике.
- Тебе-то нечасто, я думаю, говорят, что ты молодец…
- Мне больше интересна какая-то конструктивная критика, но чаще я слышу либо лесть, либо бред. Когда делают какие-то замечания, я, чаще всего, игнорирую. Людей много чего бесит. Бывало, что пытались напасть.
- От кого ты в последний раз убегал?
- От контролеров в метро в Швеции.
- Там борьба с граффити эффективнее, чем в Калининграде?
- Да, там есть отдельные структуры, такие как CSG (Commuter Security Group – специальная структура, обеспечивающая безопасность в общественном транспорте Стокгольма). Они почти как военные экипированы, очень хорошо подготовлены и могут оказать давление. Эти ребята врубаются в стиль, знают, кто с кем рисует, кто и где покупает краску. Они внедряются в группировки. Мне повезло, что я с ними не сталкивался – успел убежать.
- А как в России?
- Иногда полицейский у нас даже может сказать: «О, мэн, это очень круто!» Какие-то неприятности у меня с полицией были, только когда я был тинейджером. Тогда мне выписывали штраф или заставляли закрашивать стену.
- С кем у тебя было больше всего проблем?
- Наверное, только с родителями. Они любят раздуть ситуацию. Мои родители, например, приравнивают граффити к такому стилю жизни как торговля наркотиками или что-то вроде того. Для них это что-то абсолютно нелегальное. Они хотят, чтобы я делал что-то более понятное людям.
- Ты не хотел бы зарабатывать с помощью рисования?
- Иногда я так и делаю. Это выручает, когда нет денег или краски. Бывает, что заказ даже интересный, и оплата работы достойная. Это, можно сказать, легкие деньги. Ты за пару дней можешь заработать столько, сколько люди зарабатывают за месяц. К тому же, это не конвейер. Я, к примеру, не чувствую, что способен всю жизнь выполнять монотонную работу, вроде закручивания крышек. Я пять лет в военной системе прожил, и мне это все вот здесь, - Кастом делает характерный знак ребром ладони.
У граффитчиков в России, по мнению Кастома, есть важное преимущество перед европейцами:
- У европейцев все есть, они разбалованные, чаще всего, попадая в тусовку, они распыляются и могут не «выстрелить». Русским же, рожденным там, где ничего нет, приходится делать из ничего что-то. Попадая в мир возможностей, ты их ценишь, используешь новые инструменты иначе, чем европеец.
- А ты понимаешь, что вас, то есть всех, кто занимается граффити, называют просто вандалами?
- Из-за того, что молодежь неправильно понимает смысл этого движения, на нас всех ставят клеймо, всех под одну гребенку причесывают. Я думаю, что это неправильно. Нет ничего плохого в том, чтобы придать цвета этому пасмурному, порой серому городу. Я понимаю, один цвет баффа (однотонная краска, которой коммунальщики закрашивают граффити – Ред.), конечно, интереснее. Вандализм, на мой взгляд, это когда портят памятники архитектуры и другие достопримечательности, и, конечно же, когда перекрывают (закрашивают – Ред.) олдскул (граффити старых мастеров – Ред.), который висит много лет, а тот, кто его перекрывает, еще даже не родился в момент его создания. Нужно просто идти своим путем и быть настоящим.
«Муралы на многоэтажках сделают город лучше»
Мрук – тоже калининградец. Граффити он занимается со школы. С возрастом он пришел к тому, что нужно уважать не только труд и мнение окружающих, но и работы граффитчиков, рисовавших до тебя.
- Граффити – это что-то вроде игры с определенными правилами, которые нужно знать, прежде чем начать что-то делать. По факту любой может хоть своей грязной обувью оставить след на стене, но это уже не будет связано с культурой или субкультурой.
- Но ты же понимаешь, что улица – это не школа, где есть учителя, которые всему научат. Опыт и стиль появляется только после того, как молодой граффитчик испортит десятки, если не сотни стен. Ты же не будешь говорить, что у тебя таких ошибок не было?
- До того, как начать рисовать, я перечитал множество литературы. Я знал, что каждый художник старается найти и выработать свой собственный стиль, и я начал работать над этим. Выбирая стену, я ставил себе задачу пойти на определенный компромисс – после меня эта стена должна была выглядеть оформленной.
- То есть, ты не занимаешься бомбингом?
- Бомбинг – это темная сторона граффити. Для кого-то это, может быть, круто, но мне за это отвечать не хочется. Я больше сторонник сотрудничества с обществом в плане оформления пространств и хочу, чтобы в Калининграде начали появляться муралы (большие рисунки - Ред.) на торцах многоэтажных зданий. Это сделает город лучше. Мне уже не хочется тратить деньги и нервы на то, чтобы где-то оставить маленький след, который кто-то потом закрасит, да еще и будет не доволен при этом.
- Как ты выбираешь стену?
- Во-первых, эта стена не должна быть кому-то нужна. Правда, также желательно, чтобы эту стену с моим изображением можно было увидеть, а у человека, увидевшего это, возникло желание заказать себе что-то подобное. На Кутузова, например, есть дом, который сейчас уже отремонтировали. Я пришел туда несколько лет назад, пообщался с владельцами, получил разрешение и сделал свою работу.
- Какие заказы ты откажешься выполнять?
- Которые связаны с политикой, которые смогут кого-то задеть или обидеть.
- Если представить, что ты учитель, а перед тобой граффитчики-неофиты. Какие правила ты им объяснишь?
- Во-первых, обращу их внимание на выбор места. Объясню, что нельзя портить памятники архитектуры, сооружения и скульптуры, скажу, что нужно уважать другие работы и не рисовать поверх них.