Валерий Яковлев — житель города Отрадное. Окончил Отрадненскую среднюю общеобразовательную школу №1, затем Ленинградское мореходное училище. Пока трудился начальником рации, первым помощником капитана на судах дальнего плавания Балтийского пароходства, заочно окончил журналистский факультет Ленинградского государственного университета. Сотрудничал со средствами массовой информации в качестве корреспондента. Валерий пишет замечательные стихи и прозу на разные темы, выступает с рассказами о морской профессии, тяготах и романтике этого дела, воспоминаниями о жизни нашего города в 1950-х годах.
НА ПОКЛОНЫ
К заброшенной деревне кособокой,
где все канавки пахнут чередой,
вновь прихожу я, путник одинокий,
принес поклоны стороне родной.
Изба и двор всё больше потемнели,
да дранки ломкой налетело вниз.
Сорвало, верно, зимнею метелью
моим отцом сработанный карниз,
который красовался над дверями
в наш маленький, уютный, старый дом,
где утро в очередь кричало петухами,
а мамка говорила: «Ну, содом!»
Поклоны вам, плакучей ивы ветки,
стволу, куда пролито столько слез!
На нем мы с братом делали заметки,
чтоб видеть, кто из нас быстрее рос.
Привет тебе, любимое крылечко!
Уже упало твое верхнее бревно,
А ведь с него, садясь к отцу на плечи,
Катался по двору недавно... и давно.
Взгляну в тебя, колодец наш замшелый.
Сюда отец, бывало, лазал по весне
лягушек вынуть — непростое дело —
и увидать звезду в голубизне.
Ну, всем ли я раздал свои поклоны?
Забор истлел... войду на огород.
Всё вспоминаю — счастьем напоенный
послевоенный самый первый год.
Тогда отец, вернувшийся в июне,
таскал нас на спине по вечерам,
А в марте умер... Он был ранен пулей
И звал ее загадочно — «Потсдам».
Седою веткою взмахнула тихо ива
И ветер шевельнул травную гладь...
Об этих днях мне светит сиротливо
В моем виске серебряная прядь.
Я ухожу... В запасе три поклона
Для трех березок на могиле у отца,
А под рукою на жердях прогона
Шероховатости любимого крыльца.
1974 год
* * *
На братской могиле — опилка деревьев
По нижние сучья тополей и ракит.
И остров зеленый в начале деревни,
Что в тосненском устье, не враз зашумит.
Пилой, топором — вот такая работа!
И руки, конечно, свершили ее.
Но, «Дружбой» кося тополиную роту,
Как пулей, ударили в сердце мое.
Теперь серебристые ветки не клонятся
Ни в светлых рассветах, ни в вечерней заре.
Тот ряд тополей, мне сейчас ясно помнится,
Сажали всем классом тогда, в октябре.
С тех пор вот уж тридцать лет минуло,
Как на клочок опаленной земли,
На пятачок, весь израненный минами,
Свои топольки мы в руках принесли.
Вон третий — он мой,
а пятый — тот Юрки.
Сейчас четко виден весь строгий квадрат,
Где серых стволов двухметровых обрубки,
В строю замерев, без шинелей стоят.
А сколько здесь слез тополя повидали
Друзей фронтовых и седых матерей!..
Их горькие капли потом проливали
Сквозь серый бетон на сплетенье корней.
На плитах гранитных цветы все пожухли.
От чистых сердец и заботливых рук.
Но краски бы жили, когда б вдруг не рухнул
Весь ряд тополей, лишь издав тихий стук.
Но верится мне: жизнь в зиму морозную
В корнях не застынет и, стает лишь снег,
Как соки земли сразу к почкам вновь созданным
Начнут свой привычный стремительный бег.
И пусть появляются трещинки рыжие
В безмолвном изломе коротких ветвей,
Мой тополь, дружок! Я прошу тебя — выживи,
Чтоб этой могиле не стало больней!..