Вдруг вывеска "Галерея Паршина". Частная. В памяти всплывает. Да, читал о ней. Да, она у меня в поминальнике, но не так, чтобы первоочередное. Я зашёл, ибо все равно шел мимо. В галерее готовится спектакль. Один актер. Он же режиссер. Григорий Гольдман. Знакомимся. Находим общих друзей. И вечером меня приглашают на спектакль.
В путешествии не удается сходить в театр. Время. Время. Время. Все нужно успеть. Вечерний город. Последние штрихи. Ужин. Усталость накапливается. Прошу выслать мне текст. "Зачем? - спрашивает Гольдман, - Прочитаешь, будет не так интересно". Я всегда читаю. Ну, без проблем. И я получаю текст.
На кафешке за пивом, перекусывая чем-то, читаю. Десяти минут мне хватает. Бенгт Гуннар Рихард Альфорс — финский драматург, пишущий на шведском. Монопьеса. Пьеса-монолог "Лифтоненавистник". И зацепило. Все, я хочу на спектакль к Гольдману.
Камерный зал галереи. Несколько десятков человек. Средний возраст и выше. И это хорошо, хотя пьеса для всех. Просто с возрастом иначе, жестче, глубже и одновременно деликатнее чувствуешь одиночество. Пьеса именно об этом.
Пожилой мужчина. Да, что там пожилой. 70 лет. Один всю жизнь. Впрочем, почему один? У него была собака. Он назвал ее Кафка. Это любимый писатель. Тоже бесконечно одинокий, умерший в сорок лет, завещавший сжечь все написанное. Влюблявшийся, но расторгавший помолвки. Умерший от голода. На сцене один актер, а перед зрителем три одиночества старик, Франц Кафка и собака по имени Кафка. Старик разговаривает с собакой. Больше не с кем.
Нет. Нет. И, конечно, нет. Вдруг выясняется, что него ещё есть мечта. Это великая Грейс Келли, актриса и жена князя Монако. Главный герой безуспешно пытается с ней переписываться. Она, хоть и далеко, но есть в его жизни. Окошко в большой мир людей и солнца.
Что ещё надо? Собака, с которой можно поговорить. Франц Кафка - писатель, близкий по духу одиночества. И прекрасная Грейс Келли - сверкающая мечта.
Но вот Кафка погибает под колесами машины. Гибнет и Грейс Келли. Остаться наедине с творениями Кафки? Это страшно в степени. Это ужас. А людей вокруг нет. Работы нет давно. Да, и возраст. "Люди в нашем доме не разговаривают друг с другом, это не в их стиле". Одиноки все. В соседнем подъезде умерла женщина. Никто и не заметил.
Что делать? И старик начинает разговаривать с лифтом. Он даёт ему имя Энок. Почему? Все просто. В лифте висела табличка с названием «Kone». Конэ. "Эта последняя табличка висела так, что когда ты входил в лифт, ее было видно в зеркало, и читалось поэтому «Enok», Энок."
А почему бы и нет? Почему бы не поговорить с лифтом? Ведь мы же иногда обращаемся, например, к своей машине. Заводись давай! Что с тобой сегодня? Помыть бы тебя? И не только к машинам. Просто вспомните. Мы часто говорим с вещами. Чаще односложно, но говорим.
Лифт - собеседник. Отдушина. Уже легче жить. Время идёт или стоит, но вдруг врачи заставляют старика подниматься пешком и мимо лифта: "Эта врач из больницы грозила мне также потерей памяти и старческим слабоумием, если не стану лифтоненавистником". Как же быть? Остаться без единственного живого рядом? Без Энока?
Григорий Гольдман все это рассказывает нам. Сегодня мы - зрители - собеседники того, у кого остался только лифт. Ему наконец-то есть кому поведать о своей жизни. Он помнит ее всю. Но дело в том, что жизнь измеряется не количеством прожитых лет, а событиями, которые ты пережил. В тексте и монологе Гольдмана на сцене ты понимаешь это исключительно остро: "На самом деле с памятью моей все в порядке. Я не помню, что происходило со мной позавчера, потому что позавчера ничего не происходило, но зато я отчетливо помню один случай, имевший место, когда мне было четыре года". Позавчера ничего не происходило. И неделю назад. И год. Ничего. И десять лет ничего. И шестнадцать. Впрочем, шестнадцать лет назад попал под машину Кафка.
Гольдман постепенно становится все более естественным и близким. Все более откровенным. И это правильно. Если сразу задавать темп, сразу обнажиться перед зрителем до сути, то можно задохнуться. И рядом нет никого. Не на кого опереться. Только фотографии Кафки и Грейс Келли. Нет партнёров. Один. Зритель там. Далеко. В какой-то момент ты понимаешь, что зритель, что ты сам и есть тот самый лифт, с которым только и остаётся.
Моноспектакль - всегда сложнейшая вещь. Один. Без поддержки. Смотрят только на тебя. Все внимание. Видна любая шероховатость, любая фальшь. Гольдману трудно. По ходу спектакля он несколько раз жонглирует яблоками. У него не очень выходит. Жонглирует не очень умело. Я вижу, что Гольдмана это немного напрягает. Хочется крикнуть: Гриша, и Бог с этими яблоками. Швырни ты эти яблоки об пол. Гриша, живи. Ты же живёшь, а не играешь. А нельзя. Одиночество не терпит ни суеты, ни резких движений.
Очень важно сценическое попадание в одиночество. Гольдман попадает. Это не просто. Не просто отказаться от жизни. Не просто быть предельно откровенным, рассказывая о своем одиночестве. Не просто раздеться перед зрителем. Даже перед лифтом. Не просто сказать правду самому себе. Мы же понимаем, что разговор с лифтом и зрителем в монологе об одиночестве и жизни и есть разговор с самим собой. Попробуйте признаться сами себе, что десять лет со мной ничего не происходило.
Гольдман попадает в зрителя, в роль. Но я не понимаю, как актеру можно выжить в этой пьесе, если каждый раз после спектакля не выходить на улицу и не подбирать нового щенка.
Не буду дальше в подробностях пересказывать текст и спектакль, но старик завел себе новую собаку. И продолжает искать людей. Он ходит на свадьбы и похороны. Говорит и лает с почтальонами. Да, я не ошибся. Он лает с почтальонами. Он сойдёт с ума? Нет, он более нормальный, чем большинство. Это все стоит увидеть и услышать. Это все стоит сил души.
Я стал сентиментален. Спектакль ведёт к этому и заставляет. Это хорошо. Это прекрасно, ибо сентиментальность в этом случае своей обратной стороной имеет доброту. Спектакль не только об одиночестве. Это было бы слишком просто. Он о доброте, который так мало. Так мало в мире доброты.
Григорий Гольдман - режиссер и актер, история о старом человеке и одиночестве, о доброте и ожидании понимания. Послевкусие - переживания ума и ощущение любви к людям. Идите к Григорию Гольдману в галерею. Прочитайте пьесу. Посмотрите, послушайте. И будьте добрее. Хоть на чуть-чуть.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев