Она всегда завидовала подружкам на детской площадке, мамы которых активно включались в их детскую деятельность: раскачивали качели, ловили с крутых горок, играли в прятки или просто вели непринуждённые беседы о разных глупостях.

Мама такой никогда не была. Лику она не отпускала ни на шаг, иногда Лике даже казалось, что у мамы на лбу есть невидимый третий глаз, потому что стоило Лике пересечь невидимую черту или просто скрыться от маминого наблюдения в деревянном домике за песочницей, как та тут же коршуном вскакивала со скамейки и протяжно кричала:
– Лика! А ну, иди сюда!
После чего опять утыкалась в свои бумажки.
Мама не была особо умной, это Лика поняла уже в классе в пятом, когда мама не смогла проверять ее математику. Поэтому и работы у мамы были соответствующие: то она заполняла вопросники, выдумывая несуществующих любителей майонеза и шоколадок, то разносила газеты с рекламными объявлениями, а чаще всего мыла полы в самых разных организациях, от спортивного зала до юридической фирмы. Лику она таскала с собой, сажала на стул и заставляла читать книжки.
Сейчас можно было бы перейти на работу в интернете, сидеть в телефоне или ноутбуке, но мама с трудом осваивала новые гаджеты, поэтому по старинке мыла пол, разносила газеты и все прочее. Последние несколько лет они уже никуда не переезжали и можно было бы найти нормальную работу, Лика ей про это говорила, но мама только отмахивалась.
Переезжали они часто – из одной съемной квартиры в другую, из одного городка в другой. Маленькую Лику это не удивляло, а большая уже привыкла, и только когда появились подружки, она стала возражать переездам, похожим на внезапные бегства, шантажируя маму, что бросит играть на скрипке, если они снова переедут.
Скрипка – это была мамина мечта. Она так и говорила: я всю жизнь мечтала быть скрипачкой.
– А стала поломойкой, – грубила ей теперь Лика, когда их отношения вконец испортились.
Мать в ответ кричала, что все это – ради нее, и что Лика – неблагодарная дочь, от которой минимальной помощи не дождешься: ни пол не помоет, ни поесть не приготовит, а ведь большая уже.
– Мне надо беречь руки, – фыркала Лика. – Ты же хочешь, чтобы я была скрипачкой.
Правда, на скрипке Лика давно уже не играла. Как и не красила волосы в желтоватый блондинистый цвет, в который мама красила ее всю жизнь. Какие-то еще мамы красят волосы трехлетней девочке и стрижет ее под мальчика? Почему Лика раньше об этом не задумывалась?
Лика сидела в кресле, листала приложения в телефоне, включив на фоне телевизор. Она всегда включала на фоне телевизор, дурацкая привычка, от которой сложно избавиться. Шла передача про похищенных детей, которых так и не нашли. В гостях у ведущего было несколько человек: старушка в пуховой кофте и трясущимся подбородком, высокий мужик в очках и фетровой шляпе, под которой, очевидно, скрывал свою лысину, бесцветная женщина неопределенного возраста, которую Лика плохо запомнила, и она – красивая брюнетка с ярко очерченными губами в коротком платье цвета металлик. Именно она рассказывала свою историю, когда Лика переключила канал.
Что говорила женщина, Лика не особо запомнила – что-то про прогулку, как ее отвлек сын, который побежал за мячом, как потом она час бегала по парку и искала дочь. Сложно было представить эту расфуфыренную даму, бегающую по парку, но, наверное, тогда она была другой. Внизу на экране была приписка: Ева Корнеева, блогер. Лика машинально вбила это имя в гугл и тут же попала на ее страничку, которая вся была про поиск похищенной дочери. «Мы тебя ждем», «Отзовись, где бы ты ни была», «Нас двое, а могло быть четверо…».
Полистав посты, Лика узнала, что муж этой Евы умер три года назад, и примерно в это же время она завела аккаунт, чтобы найти свою дочь. Может, пыталась так отвлечься от грустных мыслей: про мужа Ева писала очень тепло, а на фотографиях они смотрелись идеальной парой. А, может, муж не разрешал ей вываливать подробности жизни в сеть, как и сын Евы, который на всех фотографиях закрывал лицо рукой. На руке у него была яркая татуировка с героями мультфильма «Гравити Фолз».
– Это последняя фотография Кристины, – произнесла Ева, и голос ее звенел от слез. – Я сама сшила ей это платье на день рождения, я же модельер, мы ничего ей не покупали, я все шила сама.
Лика подняла голову и почувствовала, как все внутри похолодело. Она знала это платье. Ей оно снилось, она помнила, как маленькой изучала его подол, считая, кого больше – кошечек или собачек. А еще ей было знакомо это имя – Кри-сти-на. Она всегда вздрагивала, когда его слышала.
Лика убрала телефон и прибавила звук. А дослушав передачу до конца, она снова открыла страницу Евы Корнеевой и изучила каждый ее пост.
Девочка на фотографиях была точно она, Лика поняла это сразу, хотя у нее не было ни одной детской фотографии. Она как-то спросила у мамы, почему, но та отмахнулась и сказала: не было фотоаппарата. Но были школьные фотографии – из первого класса и из третьего. Лика выдвинула ящик и принялась рыться в нем – фотографии точно были, она помнила. Но в ящике их не оказалось. Не оказалось и в коробке с документами и гарантийными талонами на технику. Лика уже начала психовать, а потом вспомнила про книги: мама прятала заначки там. И принялась скидывать их со стеллажа, пролистывая одну за другой.
Фотокарточки были там, вложенные в «Преступлении и наказание». Лика на стульчике в первом классе, третья слева, в третьем на школьном крыльце рядом с учительницей. Даже беглого взгляда хватило для того, чтобы понять – одно лицо с девочкой в дизайнерском платье.
Руки у Лики тряслись, сердце колотилось так, что было больно дышать, в ушах шумело. Неужели это правда? Ее похитили? Но зачем? Мама (нет, получается, не мама!) украла ее? Почему? Не могла сама родить ребенка?
Вопросы роились в голове таким бесконечным потоком, что Лику затошнило. Ответов она не находила, но поверила сразу – она всегда знала, что что-то не так. Зачем они так часто переезжают? Зачем мама обесцвечивала ее темные волосы, делая похожими на свои? Почему нет никаких фотографий, никаких родственников и друзей? Лика отмахивалась всегда от этих вопросов, ее интересовала только музыка, по крайней мере, до тех пор, пока Вадик не ушел от нее к Ирке.
Когда Лике исполнилось двенадцать и, несмотря на постоянные переезды, она стала выигрывать музыкальные конкурсы, мама смирилась с тем, что придется где-нибудь остановиться. Там Лика и подружилась с Иркой, которая слушала рок и красила ногти черным лаком. Они были настолько непохожими, что подружились сразу и навсегда. Ирка ждала ее после музыкальной школы, и они вместе шли гулять в парк, быстро решая домашку на скамейке или присаживаясь за синий пластиковый стол в уличном кафе. Иногда шли домой к Лике, мама все равно постоянно была на работе. Тогда они ели чипсы, включая клипы и танцуя под них прямо на диване. Мама приходила серая, с тусклыми глазами, ругалась за грязь в комнате и шла жарить котлеты. Мама обожала эти дурацкие котлеты, а еще пюре из картофеля. Скрипачкой она хотела стать – да разве скрипачки едят картошку с котлетами?
Вадик учился классом старше – Лика и Ирка в девятом, он в десятом. Лика часто играла на школьных праздниках, и на школьном Новом году он подошел к ней и заговорил сначала про музыку, потом про саму Лику. После каникул несколько раз проводил ее до дома, даже встречал после музыкалки вместе с Иркой, и сначала они отводили до дома Ирку, потом шли к ее подъезду. В один из вечеров Вадик ее поцеловал. И они стали встречаться.
Ирка на нее обижалась – то ли в шутку, то ли всерьез. И, наверное, завидовала – это она была в их паре развязной девчонкой, а не Лика, и должна была первой завести мальчика. Но получилось все иначе, к тому же это у Лики была свободная квартира, в которую можно было смело приводить кого угодной, мама все равно возвращалась поздно, а у Ирки две младшие сёстры и бабушка. Лика втайне завидовала подруге и ее большой семье, но вслух никогда об этом не говорила. А Ирка говорила – ей тоже хотелось айфон последней модели и эпл вотч, и еще много чего, что было у Лики. Поэтому она и увела у нее Вадика. Или Вадик устал, что у Лики постоянные конкурсы, репетиции и так далее. Или просто, как и бывает в фильмах и книгах, одержав одну победу, отправился за другой, Лика не знала. И не хотела знать. После девятого класса она пошла в колледж на учителя начальных классов, бросила скрипку и заблокировала Иркин номер телефона. Мама ругалась, конечно, даже плакала.
– Какие начальные классы! – кричала она. – У тебя талант, ты должна играть!
Муж этой Евы был скрипачом…
Лика накинулась на мать с порога, та даже туфли не успела снять.
– Моя мать – Ева Корнеева? – спросила она, впившись взглядом в глаза женщины, которую считала своей матерью, чтобы не упустить того момента, когда в них промелькнет правда.
По тому, как расширились зрачки и побледнело и без того бескровное лицо, Лика поняла, что всё правда.
– Что за чушь, – выдавила мать. – Ты напилась, что ли? Этому тебя в твоем колледже учат?
Первый курс Лика закончила на одни пятерки, но мать все равно каждый день говорила, что это блажь, и нужно поступать в музыкальное училище.
– Ну почему же чушь, – засмеялась Лика чужим, неестественным смехом. – Ее муж был скрипачом. Ты ведь поэтому решила отдать меня на скрипку, так?
Мать опустилась на колени и закрыла лицо руками. По вздрагивающим плечам Лика поняла, что та плачет.
– Зачем ты украла меня? – закричала Лика. – Это же бесчеловечно!
Мать что-то ответила, Лика не разобрала.
– Что?
Та, наконец, убрала руки от лица и прошептала:
– Ты моя дочь, они тебя у меня забрали, понимаешь, ты моя дочь…
Лика не понимала. Очевидно, эта женщина давно была не в себе. Как Лика раньше этого не замечала?
– Ты меня украла.
Это был уже не вопрос. Утверждение.
– Да, – согласилась мать. – Но сначала они украли тебя.
Лика ей не верила. Не хотела верить. Да очевидно же, что она больше похожа на ту красивую женщину, модельера и блогера – у них обеих темные волосы, и носы похожи. А еще Лика неплохо играет на скрипке. Играла. А мать ни в одну ноту не может попасть, Лика всегда бесилась, если мать начинала петь.
Лика попыталась вытащить из нее правду, но мать принялась рыдать, мотала головой, что-то хрипела. Было противно на это смотреть. Лика ушла в свою комнату, надела наушники и врубила концерт для скрипки с оркестром. Ее отец гордился бы ею. Если бы дожил.
Было понятно, что правды от похитительницы Лика не узнает. Наутро она вообще отказалась говорить с Ликой, сказав, что та все выдумала. И Лика решила, что нужно ехать и говорить с Евой Корнеевой, благо, что в ее блоге был город, места, где она часто бывает, да и вообще можно было написать ей самой. Но Лика не хотела писать, она хотела увидеть глаза. Или даже снять встречу на видео, чтобы Ева выложила это потом в сеть. Просмотров будет – закачаешься. Ирка от зависти умрет.
Несмотря на то, что у Лики было все, что она могла только пожелать, денег у нее особо не водилось – мама все боялась, что она свернет на кривую дорожку, особенно «в этом твоем колледже», словно учителя начальных классов были самыми опасными людьми в мире. Но пока Лика искала фотографии, она нашла несколько заначек, так что на билет должно было хватить.
Ехать предстояло далеко, теперь понятно, почему мама (она никак не могла избавиться от привычки называть ее именно так, хотя, по сути, они были чужие люди друг другу) исколесила так много городов, но никогда не перебиралась за Урал – видимо, боялась засветиться там.
Она написала маме записку: можно было бы просто уехать, но вдруг мама обратится в полицию, с нее станется, Лике ведь еще нет восемнадцати. Хотя, что она им скажет? Я украла ребенка пятнадцать лет назад, а теперь она поехала знакомиться со своей матерью? Нет, ничего она не скажет. Но лучше все же предупредить.
«Уехала знакомиться с родственниками» вывела она на тетрадном листе, достала из шкафа свитер – судя по прогнозу погоды, там было несколько прохладнее, чем в их городе, и купила через интернет билет. В их постоянных перемещениях были плюсы: Лика знала, как покупать билеты и бронировать хостел. Вечером того же дня она улетела.
В хостеле было душно, от соседок пахло потом и тоской. Лика не спала, от волнения сердце билось, словно после двух уроков физкультуры. Как бы так сделать, чтобы встречу заснять на видео? Это ведь и правда будет эпично. Вот если бы она была не одна, а с Вадиком или Иркой… Нет, не нужно про них вспоминать.
Ничего так и не придумав, она пошла по тем местам, которые Ева отмечала как свои любимые – кафешка в центре города, фитнес-зал, книжный магазин. Почему-то она верила, что все должно случиться само собой, как в фильме.
Но ничего не случилось. Вечером Лика шаталась по центру, съев бургер и картошку с колой. Чувствовала она себя странно – несмотря на свитер, замерзла, люди казались странными, а в горле неприятно саднило. Денег осталось немного, и хотя она могла включить телефон и позвонить маме, этот вариант ее не устраивал.
На следующий день снова ничего не получилось. Она зашла с ноута в свой левый аккаунт, который специально создала на тот случай, если мама все же научилась пользоваться соцсетями, что вряд ли, и с него отследила страницу Евы. Прошлась по ее тегам, снова все обошла, даже спросила у официантки в кафе про «ту самую Еву». На нее посмотрели, как на дурочку. Хотя, собственно, она такой и была – как можно было поехать в чужой город без денег, не зная, куда идти… Оставался вариант написать Еве, но вдруг она ошибается? И какие у нее доказательства? Она ведь даже свою детскую фотографию забыла взять. И вообще, вдали от дома вся эта история стала казаться бредом.
Ничего не оставалось, кроме как купить обратный билет. И Лика купила. Все равно денег у нее было только на одну ночь в хостеле.
– Скучаешь, красивая?
Прямо на нее уставился бородатый парень в кожаной куртке.
Лика ничего не ответила.
– Оглохла, что ли? – повысил он голос.
– Дим, да отстань ты от нее, – лениво произнес другой, в длинном светлом плаще. – Что тут, девчонок, что ли, мало.
– А я эту хочу, – произнес бородатый и потянул Лику за руку.
– Отпусти!
Лика надеялась, что ее голос прозвучал грозно, но на самом деле он прозвучал жалобно.
– Не трогай ее! – послышался третий голос, и все обернулись.
Несмотря на промозглую погоду, он был в футболке. Волосы кудрявые, собранные в хвост. И Лика сразу его узнала – по татуировке не руке.
– Данила, отвянь, – прогудел бородатый, но Лику отпустил.
– Ты оглох?
– Твоя, что ли?
– Моя.
– Как обычно…
Он сплюнул и отошел. В плаще пошел следом.
Лика поняла, что это ее шанс.
– Спасибо. Тебя Данила зовут?
– Ага. А ты чего тут одна сидишь? Ждешь кого?
– Да не. Я приехала из Ростова. Типа город посмотреть. Покажешь?
Парень, который, судя по всему, был ее братом, осмотрел ее с головы до ног и спросил.
– Ты сейчас серьезно, что ли?
– Что я из Ростова? Ну да, тебе паспорт показать?
– Не. Верю. Ты странная.
– Я еще на скрипке играю, – зачем-то сказала она.
Наверное, она ждала, что он скажет, что его отец тоже играл на скрипке. Но Данила сказал:
– Почему-то я так и понял.
– Что я играю на скрипке?
– Ага.
– Так покажешь город?
– Покажу.