Волна набежит и смоет всех, кто хотел остаться, и не за что зацепиться - никто ни о чем не спросит. У августа в левой доле, у пятницы в подреберье, у самого края юга /бывает и эта крайность/ мы пробуем жить на воле, вдвоём укрепляем берег, и держим на нем друг друга, господь, веселей играй нам. У лунного бубна в центре, у горного ханга в недрах, у древних и диких музык мы черпаем эту силу. Придумай мне свет и церковь, придумай мне рай и веру. Космический биомусор - как память - невыносимый. Я выброшу в пену мира места, имена и даты, я выложу из карманов краплёные карты боли. Так долго все было мимо, так часто мы шли куда-то, и вот мы живём - так странно - у августа в левой доле. У бога в сердечной сумке, четвёртое ноль восьмое, на улице ровно тридцать, и волны подходят к людям. Все белое - нарисуй мне, дай берег, луну и море, дай прыгнуть и не разбиться.
А дальше - смотри, что будет.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 23
Со мной происходит посадка, полет, привет, со мной происходят любимые города, за самой тёмной ночью приходит свет, за каждым прощай начинается навсегда.
меня третий год непонятно зачем болтает, куда-то всё время носит,
я смертельно завидую тем, кто обладает такой вот внутренней осью,
что они производят молчание, и молчанием этим грубят,
словно их абсолютно не парит, что их кто-то бросит,
кто-то выключит их из себя.
А такие как я — производят улыбки, шутки, слова, гримасы,
чтобы выжить, чтобы справиться с этой космической массой
пустоты; в этом деле каждый из нас стал асом,
и давно ничего не боится —
просто видит еще в начале конец рассказа,
и от боли в глазах двоится.
У меня тут случилось такое лето, но лето — спето,
все, что греет сейчас нутро — лишь бесчетная сигарета,
с каждым днем в этом городе — меньше света,
и все чаще мерзнут ступни и руки,
так и тянет спросить: «А что на тебе надето,
чтоб спастись от холода? А от скуки?».
Так и тянет всё бросить и перестать бороться,
отыскать что-нибудь, чем бы стоило уколоться,
и залечь...Ещё… Слушай, тут все говорят про осень, ну и я расскажу про осень:
меня третий год непонятно зачем болтает, куда-то всё время носит,
я смертельно завидую тем, кто обладает такой вот внутренней осью,
что они производят молчание, и молчанием этим грубят,
словно их абсолютно не парит, что их кто-то бросит,
кто-то выключит их из себя.
А такие как я — производят улыбки, шутки, слова, гримасы,
чтобы выжить, чтобы справиться с этой космической массой
пустоты; в этом деле каждый из нас стал асом,
и давно ничего не боится —
просто видит еще в начале конец рассказа,
и от боли в глазах двоится.
У меня тут случилось такое лето, но лето — спето,
все, что греет сейчас нутро — лишь бесчетная сигарета,
с каждым днем в этом городе — меньше света,
и все чаще мерзнут ступни и руки,
так и тянет спросить: «А что на тебе надето,
чтоб спастись от холода? А от скуки?».
Так и тянет всё бросить и перестать бороться,
отыскать что-нибудь, чем бы стоило уколоться,
и залечь в квартире, будто на дне колодца —
заниматься с тобою сексом, любовью, счастьем —
а не шпарить по городу иноходцем,
разрываясь на мелкие части.
Понимаешь, осень меня загоняет в жесткие рамки,
мне же раньше казалось, немного удачи — и сразу в дамки,
мое имяфамилие будет в самом верху программки —
кто там дальше играет, всем будет неинтересно,
только я вот тащу эту жизнь, и уже натирают лямки,
и все чаще бывает пресно.
Слушай, тут все говорят про осень, будто она наступила внезапно,
словно не те же случились даты, ненастье, запах,
что год назад — а я сижу, мечтаю: восток ли, запад,
юг или север, слова лепестками бросаю
на ветер — загадывая, что, мол, в каком-нибудь завтра
я всё-таки не угасаю.
цепь событий найдёт гудини
время - чёртово колесо
память в раны смещает ссадины, когда я остаюсь один
мне так страшно терять всех найденных
что уж лучше не находить
я закрыл бы лицо от памяти, заходя в бесконечный шторм
только как мне теперь оставить их
только кто там, в конце
и что
и я вижу финал
я вижу, ведь мир так жалок и объясним
шторм закончится, если выживем
небу пусто
мне пусто с ним
чёрный свод твоего ждёт имени, чтобы выложить из плеяд
если я упаду, подними меня
разбуди меня
если я ...《с》
Поклянись, что и не было. Дай отвести дух.
...ЕщёРасскажи, что шутил. Пусть и шутка твоя зла.
Ты же знаешь, какой у меня золотой слух.
Я бы точно узнал, если б только она шла.
Ну не могут же реки твои так менять суть.
Ну не может же царство твое обнулять такт.
Здесь так много дорог, но какая из них путь?
Я не слышу её, не могу разобрать шаг.
***
Ничего бы и не было, тщетный пустой труд.
Не один скалолаз об него тут сломал нрав.
Ты же знаешь, фракиец, что боги всегда врут.
Только в их положении, врущий всегда прав.
Только в их изречении слово всегда быль.
Только в их издевательстве вера всегда яд.
За тобой по дорогам уже не летит пыль.
Где не справилась смерть, там простой разлучил взгляд.
***
И они повторяются каждые сто лун.
И не сразу поймёшь что причина, в какой раз.
То ли Верхнее До в переборах восьми струн.
То ли Нижний Тагил на сетчатке пустых глаз.
То ли долг мифологии, то ли её гнёт.
То ли чудо мнемоники, то ли её месть.
Если кто-то с тобой спит и
Поклянись, что и не было. Дай отвести дух.
Расскажи, что шутил. Пусть и шутка твоя зла.
Ты же знаешь, какой у меня золотой слух.
Я бы точно узнал, если б только она шла.
Ну не могут же реки твои так менять суть.
Ну не может же царство твое обнулять такт.
Здесь так много дорог, но какая из них путь?
Я не слышу её, не могу разобрать шаг.
***
Ничего бы и не было, тщетный пустой труд.
Не один скалолаз об него тут сломал нрав.
Ты же знаешь, фракиец, что боги всегда врут.
Только в их положении, врущий всегда прав.
Только в их изречении слово всегда быль.
Только в их издевательстве вера всегда яд.
За тобой по дорогам уже не летит пыль.
Где не справилась смерть, там простой разлучил взгляд.
***
И они повторяются каждые сто лун.
И не сразу поймёшь что причина, в какой раз.
То ли Верхнее До в переборах восьми струн.
То ли Нижний Тагил на сетчатке пустых глаз.
То ли долг мифологии, то ли её гнёт.
То ли чудо мнемоники, то ли её месть.
Если кто-то с тобой спит и тебя ждёт,
Это вовсе не означает, что ты есть.
все вопросы в один сливаются – «что теперь мне?».
если каждый оттенок чувства сравнить с приправой,
то вот это всё – обжигающий красный перец.
напустить на себя бы вид «абсолютно пофиг»,
не искать скрытый смысл во взглядах, тепло – во встречах.
«заходи – хоть на алкоголь, хоть на крепкий кофе,
заходи ко мне, оставайся на день и вечность».
я же буду молчать, чтоб не вышло потом плохого.
если слово – кинжал, тут нужна непременно точность.
я хотела сказать бы многое, а выходит
лишь бессвязное «я тебя очень-очень-очень».
Наташа Хедвиг
Иван Храмовник
...Ещёи снова открывает счет
ночь - бездна, что полна не нами
и грохот дальнего цунами
трамвай забросил на плечо
в сухую плоть гранитной тьмы
втыкая маленький фонарик
бредут набравшиеся в баре
и ищут угол, что размыт
и небо прижимает нос
к залитым черным дегтем стеклам
а там, за ними, лишь застежки
что расступились по одной
наощупь, мельком, наугад
ведь от любви любви не ищут
ко дну топор без топорища
приходит раньше утюга
так много виски утекло
за день в безвестные сосуд
Иван Храмовник
и снова открывает счет
ночь - бездна, что полна не нами
и грохот дальнего цунами
трамвай забросил на плечо
в сухую плоть гранитной тьмы
втыкая маленький фонарик
бредут набравшиеся в баре
и ищут угол, что размыт
и небо прижимает нос
к залитым черным дегтем стеклам
а там, за ними, лишь застежки
что расступились по одной
наощупь, мельком, наугад
ведь от любви любви не ищут
ко дну топор без топорища
приходит раньше утюга
так много виски утекло
за день в безвестные сосуды
то ни о чем, то ниоткуда
никто не разбирает слов
последний поезд в пустоту
отходит утром, торопитесь
и засыпает летописец
под летом подведя черту