КАК Я НЕНАВИДЕЛ ЕЁ….. Чуть примятый лист бумаги лежал в ящике её стола вместе с заявлением об уходе. Я взял его, и что-то подсказало мне, что это послание для меня. Мне вдруг пришла на ум старая детская забава. Так мы играли с мальчишками в шпионов и писали друг другу тайные записки. Мы выдавливали из лимона сок на блюдце или использовали в качестве чернил молоко. Зубочисткой или ватными палочками мы писали свои сообщения. Затем, подержав письмо над газовой конфоркой, читали свои шифровки. Да и с ней, Лизой, мы как-то обговаривали свои детские игры. Едва дождавшись обеденного перерыва, я поспешил домой, и, как влюблённый мальчишка, дрожащими руками, сгорая от нетерпения, проделал манипуляц
Просто-напросто отпустить
с миром - и хоть куда угодно,
только б стать от любви свободной!
Только б не было вслед - "Прости!".
Возвращусь ведь,.. не привыкать,
хоть до чёртиков надоело
быть твоей и душой и телом,
быть игрушкой в твоих руках.
О взаимности лишь мечтать
(разве ж кто-то над сердцем властен?),
хоть и время срывает маски,
научив между строк читать.
Обними, я вот-вот запла́чу
от безвыходности немой.
От безвыходности прикрой,
ведь расстанемся мы иначе.
Уяснить бы давно пора -
одиночеству козни строишь.
Ну а всё же секрет откроешь:
между нами - всерьёз? игра?
Просто, думаешь, отпустить?!
Виноватым себя не считаешь,
даже если вдруг потеряешь -
холод в сердце, глаза пусты́.
Сколько ж
Барину было шестьдесят....
«Гляди, какая славная! – Приговаривал Григорий, старший сын Петра Тимофеевича. – И читать умеет, и приберет. Феклуша, целуй руку барину!».
Робкая девушка в мятом сарафанчике растерянно оглядывалась. Её привели в большую светлую комнату, где пахло лекарствами. На разобранной постели лежал седовласый барин, Пётр Тимофеевич, хозяин усадьбы Мальково. Барину было чуть за шестьдесят, но он почти не покидал своей комнаты.