Эту работу мы выставляли в нашем чате, но в связи с событиями на Украине, мы хотим напомнить, как русские и украинцы плечом к плечу защищали свою Родину. Что случилось, почему мы стали врагами, два братских народа?
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал,
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я ушла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
Юлия Друнина.
II. ИДЕТ В ШИНЕЛИ МОЛОДОСТЬ МОЯ
Женщина на войне! Как-то не сочетаются понятия – война и женщина. Мужчины от природы всегда добытчики. Они добывают пищу, охраняют свою территорию, завоевывают новую. А у женщины совсем другое предназначение. Она должна рожать, воспитывать детей, содержать в порядке дом. «Берегыня», значит хранительница очага. Так называли ее древние славяне. Но Великая Отечественная война перемешала все. Свыше500 000 советских женщин надели серые солдатские шинели. Они были зенитчицами, разведчицами, связистами, медсестрами. Женщине на войне было трудно. И не только потому, что она подвергались опасности быть убитой или раненой, что вынуждена жить в сырых холодных окопах, видеть смерть и страдания. Ей было трудно еще и потому, что она - женщина, для которой жестокость противоестественна. Но женщины воевали, потому что это надо было для Победы, для будущей жизни.
Одной из участниц войны была Крючкова Евдокия Гавриловна, медсестра, жительница нашего села. Она прошла всю войну от неопытной девочки-медсестры до опытного врача. Очень рано она повзрослела, ибо война – это кровавая школа для быстрого взросления.
Бурдыка (Крючкова) Евдокия Гавриловна родилась 6 февраля 1923 года на Украине в Прилукском районе в с. Полова. Отец ее, Бурдыка Гавриил Андреевич, имел крепкое хозяйство, мать, Мария Ивановна, воспитывала детей и помогала ему по хозяйству. Кроме Евдокии в семье было еще трое детей, Иван, Василий, Нина. Семья была обеспеченная. Отец трудился в своем хозяйстве не покладая рук: Он не хотел вступать в колхоз. «Ничего людям не было объяснено, действовали грубо, заставляли насильно вступать в колхоз, а отец все нажил своим трудом», - считает Евдокия Гавриловна. Конечно, в то время ей было 7 лет, где ей было понять ту политику, которую проводило правительство относительно крестьян, но память сохранила разговоры взрослых, да и ей вместе с семьей пришлось много пережить. Раскулачивание прошло через ее детство. Сосед Кунзыль Василий Никитьевич предупредил о раскулачивании. Отец сразу собрался и долгое время прятался. В 1931 году все у них описали: дом, корову, кур, даже детскую одежду. Остались практически без всего. Чтобы избежать ареста, мать с детьми ушла к родственникам в дальнюю деревню. « Помню ветер, снег в лицо и холод. Волки воют. Но мы понимали, что надо идти, иначе будет плохо», - вспоминает она. [6]. Скрывались у родственников, потом отец к ним присоединился.
Учитель Кунзыль Василий Никитьевич написал в Чернигов, чтобы пересмотрели вопрос о раскулачивании их семьи: в итоге землю возвратили, а жить негде: дом уже разобрали и продали на вывоз. Одежды не было, носили, что люди давали. Есть тоже было нечего, но как-то выжили. Пережили страшный голод в 1933 году. Отец больной, отечный. В школе давали кукурузный кулеш и 100 г хлеба, хлеб приносили отцу. Потом, когда отец поправился, то стал ездить на заработки, тем и жили. Переезжали часто, но дети всегда ходили в школу, за этим следил отец. Последнее время жили в п. Прилуки. Закончила Евдокия школу и сразу поступила на двухгодичные курсы медсестер. Началась война.
28 августа 1941 года призвали на фронт всю группу, ей едва 18 лет исполнилось. Отец, провожая на фронт, плакал и наказывал: «Прошу тебя: не пей, не кури, не распускайся». «Наверное, трудно в это поверить, но не курила, не пила, а 100 г, «фронтовых» отдавала ребятам», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6]. Привезли в Рамадан Полтавской области, хотели напрямую в Харьков отправить, но помешали страшные бомбежки и отступление армии. Была она хрупкая девочка, а ей дали ботинки 42 размера, большой размер одежды. Как-то перешила форму, сапоги обменяла на меньший размер. Женщина везде остается женщиной! Вначале были в учебном пункте. Винтовку стали изучать, пулемет «Максим». «Командир, обучавший нас, заставлял, непонятно зачем, много ходить строем. В гору – запевай, с горы - запевай, а уже шла война, люди гибли, армия отступала», - рассуждает Евдокия Гавриловна [6]. Потом привезли в Харьков на товарный двор. Ночи уже холодные. Снимают девчонки бушлаты: часть бушлатов стелют на пол, а другими накрываются, когда удается поспать. Здесь получили первое крещение. Загрузили раненых в вагоны и повезли в Свердловскую область. По пути разгружали раненых в Уфе, Казани и в других городах. Потом их отправили на Валдай, но там их не приняли и отправили на Ленинградский фронт. Здесь их тоже не приняли, даже на довольствие не ставили. Сказывалась неразбериха первых месяцев войны. Начальник госпиталя Юков приехал из Москвы и дал указание поставить на довольствие. Стали они служить в полевом госпитале при 27 армии, который находился в 31 км от передовой. 27 армия обороняла Балтийское побережье, вела оборонительные бои в районе Старой Руссы, Двинска, затем в составе Первого Украинского фронта участвовала в Белогоро-Белгородской операции, потом участвовала при форсировании Днепра, в Ясско-Кишиневской операции, а в конце войны - в Венгрии [1,с.439- 440]. Такой боевой путь вместе с армией прошла Евдокия Гавриловна. Госпиталь специализировался по профилю - ранение в челюсть. Если раненый тяжело ранен, то его после оказания помощи отправляли в тыл, но большинство оставалось у них.
Отправили их в Новгородскую область в конце 1941 года. Жителей выселили из прифронтовой полосы, раненых разместили в домах, а медперсонал жил в блиндажах. Евдокия Гавриловна вместе с санитарами обслуживала три дома.
Очень тяжело было. Раненых много, на одну медсестру и двух санитаров приходилось до 20 раненых. Работы было невпроворот: надо было 2 раза измерить температуру, сделать перевязки, раздать лекарства, накормить, умыть раненых. Смены никакой, с ног падали. Санитар ей говорит: «Иди, ложись под кровать к тяжелораненым и поспи хоть немного. Утку запросят – я подам». Измерила Евдокия температуру, побежала в палату тяжелораненых, смотрит, а хирург санитара уже ведет за плечо. Санитар уставший, наклонился над раненым и упал на него – наряд вне очереди. Все падали с ног от усталости.
Подобрали девочку 12 лет, звали ее Таня, голодная, худенькая, в грязной фуфайке, одни глаза. Родители погибли на ее глазах. Начальник госпиталя вначале не разрешал ее оставлять. «Война не для детей, - говорил он. А куда ее было отправлять, она еле на ногах держалась. Стала жить при госпитале, тайно оставили ее в хирургическом отделении. Долго откармливали ее, что повкуснее - все ей несли. Форму ей перешили, только долго не могли убить в ней страх, поселившийся после всего пережитого. «Мы ее прятали от начальника госпиталя, а когда она попалась ему на глаза через некоторое время, в форме, окрепшая, то он разрешил ее оставить. Все полюбили Таню, она была с нами до конца войны: рецепты относила, за лекарством бегала, а потом научилась перевязки делать. Привыкла я к ней как к сестре. На глазах подросла, хорошенькая стала, умненькая. После войны потерялись связи, искала долго, но не нашла», - продолжает Евдокия Гавриловна [6].
С мая 1942 года госпиталь обслуживал аэродром под Старой Руссой. Бомбили два раза в день: в 2 часа дня и в 4 часа. Немцы - педанты, у них все по расписанию. Сталин не подписал соглашение с Международным Красным крестом об оказании помощи советским раненым и военнопленным, поэтому фашисты бомбили госпитали. Тяжело приходилось: снаряды пролетали, бой самолетов над госпиталем [3, с. 228]. Самое страшное, что ей, молоденькой девчонке, пришлось пережить – это бомбежки. Прямое попадание - погиб санитар. Один раненый Румянцев имел 16 ранений. Как они боролись за его жизнь! А тут еще ранили в брюшную полость во время бомбежки. Погиб. За 2 раза фашисты разгромили населенный пункт. Осталось 6 домов, все сгорело. Некоторые были повторно ранены, было много и убитых. «Однажды бомбежка была особенно сильной. Все горит, разрывы бомб. Все побежали в лес. Я бегу, но чувствую, что не могу больше бежать. Лейтенант схватил меня, кричит: «Бегите». А я не могу. Отбежала немного и остановилась, а где недавно стояла, туда упала бомба. На глазах погибла одна медсестра. Нашли руки. После бомбежки собирали раненых. Многие, даже тяжелораненые, пытаясь спастись, убегали в лес. Инстинкт самосохранения. После страшной бомбежки под Старой Руссой, пережив стресс, зашла в блиндаж, там медсестра курит, попросила у нее папиросу, закурила, закашлялась. Заходит лейтенант и говорит: «Брось курить, тебе не идет». «Но ведь она курит», - говорит Евдокия, указывая на подругу. «Пусть курит, ей идет, а ты не кури». Что было в этой девочке, что даже на войне ее выделяли, относились с теплом и пониманием! На войне у нее была подруга, старше ее на 10 лет. Сначала и до конца были вместе: рядом спали, делились секретами, уже после войны она ей скажет: «Ты чувствовала, что была любимицей госпиталя». Стали собирать раненых, а разместить их негде. «Машины ехали за боеприпасами, мы просим, чтобы взяли раненых, а у них своя задача, не берут. Перегородили мы дорогу, стали размещать раненых», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6]. На всю жизнь остался страх перед бомбежкой. Даже после войны ни разу не летала самолетом, не могла. После бомбежки 18-20 дней не принимали раненых. Наступило затишье на фронте.
Перенесла брюшной тиф. Поступил больной из прифронтовой полосы, у него вся одежда во вшах, даже в бровях вши. Немцы часто специально заражали людей тифом и переправляли их в тыл, во фронтовые части. Одежду обработали в дезкамере. «Вроде делала все осторожно, соблюдая все правила, а одна вша укусила. Я уже знала, что обречена, но работала в госпитале. Через 12 дней заболели я и санитар. Санитар умер, а я выжила. Девчонки, чтобы быстрее поправилась, приносили продукты, поддерживали всячески. Когда я поправилась, то пришла и говорю: «Дайте работу, не могу больше отдыхать». А сама худая, еле на ногах держусь», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6].
В 1943 году армия наступала по всему фронту. Сколько было раненых! «В августе – сентябре в Ахтырке Сумской области в госпитале лежал раненый, врач предложил ему ампутацию руки по локоть, он очень переживал. Я посмотрела руку и сказала: «Гангрены нет, не соглашайтесь на ампутацию», - вспоминает Евдокия Гавриловна [6]. Это уже не та неопытная девочка, которая была в начале войны. Она уже многому научилась в суровых условиях войны. Приходила к нему Евдокия, делала процедуры, массаж. Руку отстояли. Два года переписывались, а 1944 году поженились [фото 1]. Там же лежал раненый Крутененок, ранение в нижнюю челюсть. Молодой совсем. Окончил 10 классов, добровольцем на фронт пошел, окончил шестимесячные курсы лейтенантов. «Ты корми меня, сестра, когда ты кормишь мне не больно», - просил он. Кормила его Евдокия через катетер, выходила. Опять на фронт выпросился, хотя ранение было серьезное. «В одном из «моих» домов, была двухместная палата. Начальник госпиталя спросил: «Можно ли оттуда перевести больных, а палату сделать образцовой? К тебе поступят два немецких летчика, надо создать им нормальные условия». Я возмутилась. К тому времени я уже многое знала о зверствах фашистов не по чьим-то рассказам, а сама все пережила. А он сказал: «А знаешь, кто мы? Ты присягу принимала? Мы не должны уподобляться фашистам. Он враг, но помощь ему окажи», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6].
«С 1943 года уже призывали мальчишек 16-18лет. Необученные, неумеющие держать винтовку - сколько их погибло, многие были ранены. Мы чувствовали себя стариками, так как многое повидали на войне. Война способствует быстрому взрослению. Жалко их было, совсем молоденькие, лица мальчишечьи. Они часто в бреду звали маму»,- вспоминает она.[6].
Для форсирования Днепра наведены были переправы. Стрельба со стороны фашистов не прерывалась, переправы рушились, танки, машины в воду. Лошади тянули пушки под разрывом снарядов. Снаряд разрывался, все на дно. Вода от крови красная. «Мы много повидали на войне. Но то, что увидели – потрясение. Ждали разрешение на переправу. Раненых было много, работали без отдыха», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6].
В 1943 году после освобождения части Украины заехали к своим родным в Прилуки. «Я отпросилась у замполита, попросила завести меня в Прилуки. Машины в 5 км от дома проезжали. Два года находились родные в оккупации. Когда я приехала, там еще все дымилось, многие дома горели. Всю войну родственники не знали обо мне ничего. Сколько радости было! Четыре часа пробыла дома. На стол собрали, соседи пришли. Тяжело им жилось в оккупации. Учитель сказал отцу: «Не вздумайте требовать хозяйство, отобранное советской властью. Немцы здесь временно, мы их разобьем. Уйди с железной дороги и паси скот». Отец так и сделал. Пас скот, приносил молоко», - рассказывает Евдокия Гавриловна [6]. Среди оккупантов разные люди были: некоторые очень жестокие были, зверствовали прямо, да и среди своих «полицаев» тоже много жестоких было. А некоторые немцы помогали, видимо скучали по дому.
На всю жизнь семья Евдокии Гавриловны сохранила благодарность к учителю Кунзыль Василию Никитьевичу. Много добра он сделал для их семьи. Да погиб он, был сожжен в сарае вместе с односельчанами при отступлении немцев. Жену его с сыном как-то удалось спасти, и наказ они получили: рассказать обо всем. Уже после войны жена Василия Никитьевича поехала в Казань к сыну. Он вырос, окончил институт, собирался жениться. Невеста была дочерью полицейского из Прилук, который вместе с немцами сжигал людей в сарае. Узнала его жена учителя. Он – коммунист, занимал высокий пост. Был судебный процесс, где жена учителя выступала свидетелем его зверств.
В Корсунь-Шевченковский операции чуть в плен не попали. «Мы безоружные были, наши отступали, а мы смотрели, как они мимо нас проходили и плакали, так обидно было погибнуть в конце войны, когда фашисты отступают. Но Жуков дал приказ о наступлении, и части повернули назад. Много и по-разному пишут о Жукове, но мы его уважали. Он был талантливым полководцем, его фронтовики любили. Пишут те, кто не воевал», - говорит Евдокия Гавриловна [6].[3, с. 72].
Уже перед границей приказали им взять перевязочный материал и на передовую пешком, без техники. Зачем, она не понимает до сих пор. Опытный медперсонал, прошедший войну, и на передовую. Выдали новые сапоги, так как грязь на Украине. Но потом вернули в госпиталь. «Глупость и нездоровый карьеризм были во все времена. Но хороших людей было больше. Сколько пришлось пережить, не приведи Бог никому. Четыре года войны. Сколько смертей видели, сколько страха натерпелись. Всю юность война забрала. Мы были патриотами. Тяжело было, уставали, теряли друзей. Но мы верили в Победу, не допускали мысли о поражении. Мы верили искренне», - утверждает Евдокия Гавриловна [6].
На границе погрузили их в телячьи вагоны и перевезли в Европу. Дошла до Венгрии. Госпиталь расположился под Будапештом. Сколько ребят там полегло за взятие только одной крепости! Потом она узнает, что в этой крепости был установлен мемориал, и названа цифра 500 тысяч погибших. «А мы только успевали перевязки делать, даже продыху не было», - с горечью рассказывает она [2, с.65-66].
7 мая знали, что немцы капитулировали, а 9 мая - выстрелы, думали, что десант. Раненые сползли с постелей, убегать. А потом мы узнали, что это Победа. Обнялись с дежурным врачом и заплакали. Врач взяла со склада красное вино, и каждому налила в кружку. Все плакали и радовались», - вспоминала Евдокия Гавриловна [6].
В сентябре 45 года демобилизовалась, сначала ее хотели отправить на войну с Японией, но отправили сопровождать домой раненую подругу. А пока довезла подругу домой, война с Японией закончилась.
С мужем прожили до 1962 года душа в душу. Жена офицера, где он, там и она. Квартиры своей не было никогда, мебель с инвентарным номером. Родились дети. Сначала служил Сергей Владимирович на Западной Украине, потом в Германии. В то время офицерам не разрешалось брать с собой семьи. Евдокия Гавриловна жила с сыновьями в п. Прилуки. Как тосковали они друг о друге! «Сергей часто писал, слал нам фотографии, а я ему», - вспоминает Евдокия Гавриловна [6]. Затем служил на границе с Ираном, где 1 октября 1962 года он был тяжело ранен. Офицер, прошедший всю войну, а спасти его не удалось, требовалось лекарство, которое нигде не могли достать. Написала министру обороны, лекарство пришло, но в день смерти любимого человека. «Скольким людям жизнь спасла, а мужу не смогла помочь. Я долго не могла оправиться после такой потери. Винила себя, что я медсестра, а не спасла его», - вспоминает она [6]. Семья осталась без квартиры, потом получили небольшую квартиру. Дети подросли, женились, тесно стало. Приехала в Шалоболино к хорошим знакомым, сейчас живет в их семье. Больная, ноги отказали. Здоровье подорвано. «Молодые были – не береглись. Отняла война здоровье», - рассказывает она [6]. Имеет награды [фото 3,4].
Несмотря на болезнь с ней очень интересно общаться. Она интереснейший собеседник. Когда позволяет здоровье, она много читает, много знает, у нее ясный ум. Она часто вспоминает войну, дорожит фотографиями, письмами тех времен. Очень ей близки эти люди, с которыми она прошла свой боевой путь. Все что она могла сделать для Победы, она сделала [фото 2].
III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Молодость Евдокии Гавриловны прошла в шинели. Трудная судьба ей досталась: раскулачивание, голод, но самое страшное – это война. Много пришлось ей пережить: страх бомбежки, горечь потерь, болезнь, постоянная усталость от непрерывной работы. А ведь она женщина, назначение которой совершенно другое. Война и женщина - понятия несовместимые. Но во имя Победы Евдокия Гавриловна прошла всю войну, как тысячи других женщин. Она спасла много жизней солдатам и офицерам.
Нет сейчас в живых евдокии Гавриловны, но память о девушке, прошедшей всю войну, сохранившей чистоту, любовь к людям, служит примером для молодежи.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев