Так случилось, что жизненные перипетии свели нас с Геннадием уже достаточно немолодыми людьми, хотя знали друг друга с детства, жили в одном совхозе, учились в одной школе. Геннадий родился в январе 1947 года, я – в ноябре 1950. Он закончил школу в 1965 году, я – в 1968. Потом пути наши разошлись на целых 46 лет. Встретились убелёнными сединами, пережившими свои радости и горести. Живём вместе. В совместной жизни нас объединяют не только общие интересы (пишем песни – я стихи, он мелодии, поём в два голоса под его игру на баяне, активисты на различных городских литературных мероприятиях, публикуемся в газетах и журналах, любим приветствовать в нашем доме гостей), но нас с ним ещё очень сильно радуют воспоминания о любимом совхозе Беловодском. Со временем возникла идея написать совместную книгу. Прерогатива в наших повествованиях, конечно, принадлежит Геннадию Гавриловичу – и потому что он старше и больше знает, и потому что он после окончания школы некоторое время работал в совхозе парторгом, и потому что он и потом много лет был связан с нашим любимым селом по работе, поддерживал дружбу с друзьями, родственниками. Он – кладезь знаний всей подноготной той жизни: и трудовой, и досуговой, хорошо знал её изнутри. Вот на этих воспоминаниях и постараемся с ним написать книгу-память о наших земляках, мирной, созидательной жизни трудового села, интересные и забавные истории, без которых беден деревенский быт.
                                              О СОВХОЗЕ

Совхоз Беловодский расположен в Иртышском районе, ныне аул имени Исы Байзакова; Иса родился в Ульгули, что в 18 километрах от Беловодска. Здесь надо подчеркнуть такой факт: в те годы, когда закладывались станицы вдоль Иртыша, а также – поселения вглубь степи, старались располагать их не больше чем в 15-20 километрах друг от друга. Когда случалась беда, глашатай нёс эту весть, скача галопом на лошади. Она могла проскакать не больше 20 километров и не пасть. Больше ей не под силу. Что говорить – лошади у крестьян ценились на вес золота. Надо отметить, что совхоз Беловодский был самым крупным в Павлодарской области, численность его в лучшие годы превышала три тысячи человек. Если присовокупить все отделения, колхозы и предприятия – численность переваливала за шесть тысяч человек. В самом совхозе в школе училось до полторы тысячи детей. Послевоенные годы были щедры на рождение маленьких граждан нашей большой страны, заполнив пробел рождаемости во время войны; совхозу пришлось раскошелиться на два школьных помещения, дополнительно освободили ещё два здания, чтобы разместить учащихся…
Начало большому Беловодскому хозяйству положила МТС – Машинотракторная станция, созданная в 1927 году (позже – в 1961 году – РТС – Ремонтно-тракторная станция). От этой станции зависели колхозы, ведь без отремонтированной техники сельское хозяйство утрачивало работоспособность. Постепенно, обрастая хозяйственными постройками, бывшая РТС переросла в колхоз имени ХХI съезда КПСС. После ХХ съезда Коммунистической партии Советского Союза, когда I секретарь КПСС Никита Сергеевич Хрущёв развенчал политику Сталина, впервые открыто выступил против сталинской диктатуры, и этот факт стал потрясением и откровением для советских людей, измученных репрессиями, голодом, страхами, вызвал доверие советских граждан к своему руководителю, укрепил его положение в обществе. Вскоре – 1961 год – Хрущёв провёл внеочередной ХХI съезд КПСС, на котором рассматривался вопрос о создании совхозов. Это и стало отправной точкой в названии некоторых новых хозяйств в стране Советов. В 1963 году колхоз ХХI съезда КПСС получил новый статус – совхоз «Беловодский», со своими отделениями. Бывший колхоз Кызыл Жулдус, располагавшийся в центральной усадьбе, стал первым отделением. Колхоз «Новая жизнь», что в 18 километрах от центральной усадьбы, стал вторым отделением. Колхоз «Победа» - третьим. 4 и 5 овцеводческие фермы колхоза «Новая жизнь» – четвёртым. Целинная эпопея, начатая в 1954 году, привлекала сюда людей со всех концов огромной страны, помогала и Иртышскому району разрастись крупными хозяйствами, самым значимым из которых числился Беловодский совхоз.
Хлебный район когда-то славился на весь Прииртышский край – по миллиону пудов хлеба сдавал наш совхоз государству. В совхозе успешно развивали животноводство (разводили крупный рогатый скот – 3000 голов, овец – до 19 тысяч, свиней), овощеводство (выращивали картофель, капусту, свёклу, морковь, лук) – это не полный перечень всех сельских дел. Огромная Беловодская МТС (машинно-тракторная станция), Беловодский хлебоприёмный пункт, славивший наш посёлок на всю область, позже – кирпичный завод. Всё это давало сельчанам возможность иметь работу, жить полнокровной жизнью, не беспокоиться о завтрашнем дне. Учёба бесплатная, лечение – тоже. Путёвки, выделяемые труженикам в санатории, стоили чисто символических денег. Сытая жизнь, её уклад придавали жизнерадостности и уверенности, помогали справляться с трудной деревенской работой. Степные просторы в целинные годы манили сюда людей со всей страны Советов, обогащая наш край разными народностями, обычаями, талантами. Со временем Беловодский совхоз стал одним из самых богатых хлебных совхозов не только Павлодарского Прииртышья, но и страны.
Здесь нельзя не отметить гордость беловодчан – хлебоприёмный пункт. Отборным зерном засыпали склады (старого и нового приёмных пунктов) для хранения хлеба не на один год. Строго соблюдалась так называемая «складская влажность», необходимая для сохранения зерна в нужном кондиционном режиме. Пшеница, овёс, просо, ячмень, гречка – вот неполный перечень зерновых, выращиваемых на просторах совхозных полей – 20-ти тысячах гектаров посевной площади с высокой культурой земледелия. Это был своего рода неприкосновенный запас, государственный несгораемый резерв, к примеру, на тот случай, если приходилось пересеивать погибшие от града посевные либо на любые другие форс-мажорные обстоятельства. Товарный запас шёл на продажу, что помогало совхозу крепко стоять на ногах. Часть его шла на мукомольные изделия. Нельзя не подчеркнуть, что в других совхозах таких хлебоприёмных пунктов не было. Выращивали твёрдые сорта пшеницы, которые были в большой цене. Пшеница шла на экспорт, в частности, в Италию.
                                                      ***
Стоял наш поселок на крутом берегу бурной, в те годы полноводной, реки Иртыш. Что такое крупная река, полная всякой рыбы, объяснять не надо. В самые трудные годы (голодомора) она становилась единственной кормилицей. Рыбоводство всегда помогало разнообразить стол местных жителей. Лес, росший по всему берегу реки, полнился грибами, ягодой. Степь тоже помогала выжить: разве откажутся голодные люди от суркового, барсучьего, заячьего мяса? Земляникой она усеивалась, пламенея в ягодный сезон. Во время степного сенокоса полотна сенокосилок толстым слоем покрывались красной земляничной массой, источая по округе неповторимый ягодный аромат, куда примешивался запах скошенной травы.
А уж о беловодской пойме и говорить не приходится. Это одна из самых больших пойм не только в Павлодарской области, но и на протяжении всей реки – на протяжении четырёх тысяч километров – от Китая до моря Лаптевых. Иртыш разливается сам – естественным образом. Понятно, что на богатейшую пойму слетались стаи гусей, уток, и этот факт радостно отзывался в сердцах охотников. Пойма в полную меру помогала совхозу и частным подворьям запасаться сеном. Её берегли.
Одно время нерадивые хозяева взялись выгонять скот на пойму. Обычно после выгона в степь коровы к концу дня возвращались домой с разбитыми в кровь ноздрями и губами. Короткая трава так просто не давалась. Пойменную же траву нельзя сравнить со степной, конечно, коровушкам там было и сытнее и вольготнее. Сами того не сознавая, жители тем самым губили прекрасную кормовую землю. Дело в том, что копыта скотины утопали в мягком влажном грунте, оставляя углубления, которые потом заполнялись водой, и трава здесь уже не росла. Увещевания, просьбы не помогали. Пришлось принять жёсткое решение: во время очередного выпаса согнали всех коров из поймы в загон, а потом возвращали хозяевам за определённую плату. Тем, кому это не пошло впрок, довелось платить приличный штраф. Так спасли пойму.
Что ещё было примечательным: сеноугодья делили на участки для работников МТС, затем рабочие тянули жребий, кому какой участок выпадет.
Мой отец, Александр Петрович Винтер, косил траву на противоположной стороне Иртыша на острове Масыкпай. Он самостоятельно изготовил большую лодку, покрыл её гудроном, специально заказал в кузнице уключины для вёсел. А потом, накосив с сыновьями травы, перевозил стожки на лодке, забивая сеновал душистым сеном. Травяной дух до самой зимы окутывал приятным облаком двор, аромат которого проникал в дом и летнюю кухню. Некоторые односельчане пользовались этой лодкой, она очень выручала, ведь без скотины в деревне не проживёшь. Постепенно возле нашей лодки стали появляться другие, образуя целую лодочную станцию.
Большая река окружена речками. Они образовывались во время разлива на пойме Иртыша в углублениях и потом жили своей жизнью. Возле села их было несколько: Попичка (по фамилии семьи Попик, проживавших возле речки), Козинка (тоже названная по фамилии нашего сельчанина Козина), Орловка, Сахалинка (наш большущий посёлок разделился по названию – северную часть называли «Сахалин») и возле Сахалинки – Круглое озеро, синева которого приводила в восторг любого романтика. Вокруг этих речек буйно разрастались осина, тополя, клёны, дуплистые вербы. Вербы вырастали до шести метров и выше. В старых стволах образовывались дупла, где вольготно гнездились утки в то время, пока деревья стояли в воде, таким образом, спасаясь от хищников – лис, собак. Выводок утят подрастал и в положенное время они маленькими комочками падали в реку один за другим, где их поджидала заботливая мать-утка. Мать уводила утят в плавни – в камыши, где они обитали до самой осени, спасаясь от ястребов, ворон, коршунов. Здесь они становились на крыло, чтобы улететь в тёплые края.
Вкусной и полезной ягодой лакомились сельчане с самого начала лета: черёмухой, шиповником, боярышником, мелкой яблочкой-дичкой. Радовали поселян ягодные заросли ежевики, самосев смородины и малины. Если учесть, что в те годы практически никто не растил сады из-за климатических условий, то все эти дары природы нам, детям, скрашивали наше «безфруктовое» детство. Иногда, чтобы поесть черёмухи, девчонки и мальчишки переплывали на махах широкий Иртыш, наедались до оскомины в зубах терпкой ягоды и плыли обратно. Также не обделяли радостью сельчан разнообразные грибы. Особенно ценились подосиновики, подберёзовики, грузди, шампиньоны.
Ну и, конечно, рыба, которой было так много, что хоть руками лови – карась, стерлядь, окунь, подъязок, чебак, ерш, линь, налим, щука, судак, нельма. К большому сожалению, нельма исчезла и из речек, и из Круглого озера. Лещ-хищник поедал мальков и бороться с этим было невозможно. И в Иртыше этой очень вкусной рыбы не стало. Когда Иртыш разливается, и вода подолгу остаётся во впадинах и овражках, в ней заводятся мальки. К концу лета эти маленькие водоёмы кишмя кишат рыбой. Так вот в те годы, чтобы рыба потом не пропадала зря в обмелевших водоёмах, её специально вылавливали бреднями и раздавали сельчанам. Иногда водители привозили домой по полкузова отборной рыбы. Щурогайка – некрупная щука, которой было очень много, шла на пироги. До сих пор вкус этих пышных пирогов сохранился в памяти.
Также в речках водилось водоплавающее животное – ондатра, мех и мясо которой очень ценились. Все эти дары природы были хорошим подспорьем в полезном питании и разнообразили стол. И всегда в семьях на зиму заготавливали варенье, сушили ягоды, солили и сушили грибы, рыбу.
Ну, а о том, как нам, детям, жилось рядом с такой рекой, можно рассказывать и рассказывать. Купание летом – отличными пловцами становились, практически, все; коньки – зимой – сколько доставляли радости, когда выкрутасничали на чистейшем зелёном льду, когда мы могли вдоволь любоваться всем, что подо льдом проплывает; катание на лыжах и санках с высокой снежной кручи. Когда могли на лыжах (только на лыжах, а иначе утопали по пояс в снегу) ходить в лес и собирать мёрзлую ягоду, из которой потом варили кисели. Такому детству может позавидовать нынешнее подрастающее поколение…
А возле любимой Попички устраивали поселковые праздники, когда всем миром, после посевного сезона, собирались за огромным дастарханом, расстилали на земле клеёнки, расставляли яства. Сабантуи жители села переняли от обычаев татар. Для веселья закупали бочками пиво, забивали быка и варили в больших казанах мясо. Пили вкусную шурпу, ели баурсаки, пироги, сладости. Рядом со взрослыми резвились дети. А потом начинались пляски, красиво пели в два-три голоса русские, украинские, казахские песни. Играли на гармошке, домбре, мандолине, балалайке. Село полнилось талантами. Эти праздники очень сближали людей разных национальностей, ближе знакомили друг с другом, ведь, кроме старожилов, в Беловодский совхоз приезжало много новых целинников, жителей огромного Советского Союза. Казахстан во время целины стал одним из самых богатых союзных республик в СССР, сюда везли всё необходимое для нормальной трудовой жизни.
Но Иртыш приносил живущим с ним рядом сельчанам и огорчения. Не дававшие себе отчёта в своих действиях люди строили дома (вначале землянки) рядом с водой по понятным причинам, ведь носить её приходилось десятилитровыми вёдрами, а это тяжёлый труд. И чем ближе жили с водой, тем легче было её добывать. Высоченный яр и радовал, когда можно было найти время и полюбоваться окрестностями, стоя наверху, и утомлял, когда приходилось таскать воду на крутой берег – ну-ка, вытащи на коромысле наверх 20 литров, да ещё так, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Но никто сразу не понимал: река постоянно меняет своё русло только потому, что выбивает пласты земли из высокого берега, занимая его место и упрямо врезаясь в степь. Тем самым всё ближе и ближе подбираясь к избам. Постепенно все первые постройки ещё при нашей жизни там оказались в воде. Часто, спешно разбирали дома, пытаясь спасти хоть что-то, когда случались «речные штормы». За все эти годы половина деревни уже утонула в ненасытных водах. Получается, что река коварно занимает новое пространство, а взамен на противоположном берегу разрастается густой лес, ведь бывшая пойма хорошая почва для роста всего зелёного. По сути, сорняка. Если не противостоять упрямству раздольной реки, то можно представить себе картину лет этак через сто-двести: изогнутая река, а рядом огромные лесные массивы. И на карте потребуются изменения…
Поэтому, в своё время, когда стала очевидна такая не дружелюбность любимой реки, уже стали предусматривать этот факт, и, строя новое заготзерно с высокой эстакадой, берег на этом месте срезали, сделали пологим и укрепили так, что река здесь уступила настойчивости людей и спокойно текла себе дальше. Но весь берег укреплять подобным образом было трудоёмким занятием и очень затратным. Поэтому деревня продолжала медленно тонуть в пучинах ненасытных волн там, где берег не укрепили. И ещё: каждый год в селе недосчитывались своих сельчан, утонувших в реке по разным обстоятельствам. Тонули дети и взрослые. Просто страшная закономерность какая-то. Чаще это случалось весной, когда лёд уже начинал подтаивать, а нерадивые водители грузовых автомашин или возчики на лошадях с дровнями не верили в его непрочность… Эта печальная статистика многим семьям отравила жизнь.
В начале 60-х годов на берегу Иртыша построили дебаркадер, где швартовалась «Ракета», быстроходное пассажирское судно, заменившее черепаховые теплоходы – двух и трёхпалубные. Теперь, чтобы попасть в Омск по реке, требовалось 7-8 часов, когда на теплоходе плыли по нескольку дней. Первое время народ собирался на дебаркадере в часы прибытия «Ракеты», чтобы полюбоваться красивым судном, посмотреть на сильные волны, бурно следующие за ним. Этот факт напомнил мне, как иногда в степи садился кукурузник, и люди сбегались, чтобы посмотреть на самолёт. Особенно большую радость это доставляло мальчишкам, мечтавшим впоследствии стать лётчиками. Судоходство в те годы было очень развитой отраслью. Круглыми сутками по Иртышу плыли баржи, нагруженные строительным материалом, зерном, арбузами. Сновали катера, плыли медленным ходом теплоходы – «Роза Люксембург», «Гоголь», «Ломоносов» «Фрунзе», «Адмирал Макаров». Река ещё не утратила своей полноты, глубины, раздольности. К большой нашей печали, нынче она превращается в речушку, и судоходство осталось в памяти старшего поколения…
Нельзя не упомянуть о Круглом озере. Это тоже было достойным местом для сельскохозяйственных целей. В разные времена там располагались – зерновой ток, машинный двор, утиная ферма, птицеферма, кирпичный завод по изготовлению красного кирпича, технологию производства которого изучали в Омске. Утиную ферму вскоре вынуждены были закрыть: от домашних уток страдает вся окрестность, у этих птиц редкое свойство загаживать всё вокруг. Такие уж они милые уточки. Больше хлопот и затрат, чем пользы. Озеро тоже начало чахнуть от утиной нечистоплотности. Перестала расти трава вокруг такого дорогого водного ресурса. Чтобы спасти прекрасный уголок природы, пришлось отказаться от фермы.
И другая беда поджидала уток (позже кур) – крысы! Полчища упитанных грызунов обитали вокруг озера, что тоже мало радовало работающих здесь птичниц. Очевидцы рассказывают: перенесли как-то с одного места свиноводческую и молочно-товарную фермы на другое, построив там новые комплексы. Фермеры радовались, что крыс в них не было. Конечно, они понимали: рано или поздно эти надоедливые зверьки появятся. Но то, что случилось, повергло всех в шок! Однажды скотники среди бела дня увидели странную картину, очень напугавшую их. Степь вдруг полностью покрылась огромной серой волной. Сразу не поняли – то ли вода, то ли тёмный туман, то ли тень, стелившаяся по земле от спрятавшегося солнца. Когда разобрались – это были крысы, шедшие такой огромной массой, что казалось, будто волнуется море. Лошадь вдруг встала на дыбы, поломала оглобли и унеслась в противоположную сторону от этого шевелящегося серого наплыва. Опешившие люди столбняком стояли, наблюдая, как эти твари очень быстро и чётко рассосались в фермерских помещениях. Словно их и не было! Потом работники вспоминали, что видели изредка крыс-шпионов, прибегавших сюда для разведки. У них уже всё было спланировано, они уже чётко знали, как им надо разместиться рядом со скотом… Недаром говорят, что крысы самые живучие, хитрые и неистребимые животные на земле… Они всегда и при любых обстоятельствах умеют спасаться.
Из воспоминаний очевидцев: как-то на праздничном субботнике в честь 100-летия В.И. Ленина комсомольцев направили чистить помещения и территорию птичника (в те годы субботники и воскресники проводились ко многим ожидаемым праздничным мероприятиям). Удивление всех было неподдельным. Когда начали чистить навоз, ребята увидели крысиные пещерки, заполненные пустыми яйцами. Зверьки рыли эти лазы, заполняли их птичьим пухом вперемешку с навозом, таскали туда яйца и так вылизывали их, что скорлупа оставалась целой. Огромные кучи пустых яиц аккуратно лежали в мягких тёплых пещерках. Сооружали они эти пещеры в сухом месте, там, где куры не гадили. Очевидцы видели, как они затаскивали яйца к себе «домой». Крыса ложилась возле яйца, обхватывала его лапами, а другая, более крупная, тащила своего собрата за хвост до нужного места. У норки они носом закатывали яйцо внутрь, где его ждала теплая и мягкая подстилка… Так яйца не разбивались.
Неподалёку от озера располагались бахча и яблоневый сад. Арбузы были усладой всех жителей. Некрупные, но такие сахаристые, пахучие, от них невозможно было оторваться. Люди прикатывали туда свои тележки по многу раз, запасаясь дешёвым сладким продуктом. Ели вволю, солили в бочках. Зимой этот солёный продукт аппетитно дополнял солёные огурчики, помидоры, капусту, маринованные грибочки. А потом и яблочки-ранетки появились на столе сельчан. Но сад, к большому огорчению, пропал, деревья постепенно сгрызли зайцы. В этом месте соорудили омшаник – наполовину врытое в землю сооружение для убежища пчёл в зимнее время. Сейчас там располагается новое кладбище…
Птичье хозяйство бурно развивалось, куриным мясом и яйцами оно снабжало весь район. Но такой парадокс, как ни странно, довёл птичник до закрытия: мясо и яйца плохо раскупались, ведь практически у каждого поселкового жителя были свои куры, утки, гуси… И за ненадобностью его закрыли… Правда, смущали жителей села запахи, доносившиеся с птичьего двора, поэтому большой печали не испытали, когда ферма остановила своё производство.
Потом на этом месте построили животноводческий комплекс на 700 дойных коров. Масштаб комплекса зашкаливал – 700 коров – это огромное хозяйство. В большой Красный уголок завезли добротную мебель, даже на полках красиво отсвечивал хрусталь, что в те годы ещё было в диковинку. Дояркам и скотникам часто показывали фильмы, приезжали с концертами самодеятельные артисты. Что особенно было приятно: доярки на ферме всегда были в белых халатах. Лет через семь комплекс тоже забросили. Отходы животноводства плохо сказались на состоянии озёрной воды
Также прекрасно вписался в это живописное место пионерский лагерь «Голубая тишина». Здесь я хочу описать одну смешную историю, произошедшую со мной.
                                                ШУТНИК 
В начале июня, во время учебы в педучилище, меня в качестве пионервожатой направили в пионерский лагерь «Голубая тишина», расположенный возле совхоза Беловодский, где жила моя семья. Поздняя холодная весна вдруг резко сменилась жарким летом, комары и мошка не давали житья, все ходили, как вареные. Да и крикливый начальник лагеря дополнял к плохому настроению большую порцию отрицательных эмоций. И я захотела домой, тем более Беловодск находился всего-то в нескольких километрах от лагеря.
Твёрдо решив бежать, я в одно прекрасное утро, когда ещё все спали, тихо улизнула из лагеря. Сначала шла довольно бодро, приятно ощущалась звенящая тишина прохладного раннего утра, любовалась бело-розовым пенным цветением яблонь в совхозном саду и радовалась такой сладкой свободе. Но потом жара растопила последнюю энергию; дорога как раз вела меня вдоль берега реки и я решила искупаться. Не хотелось в вещах искать купальник, и я окунулась “в чём мама родила”.
Заплыла довольно далеко, фыркала, наслаждалась тёплой и пьяной, как брага, водой. И вдруг с берега донесся знакомый мужской голос: “Ирина, можно и мне с тобой поплавать?!”.
Я чуть не захлебнулась, когда увидела возле моих вещей нашего баяниста из пионерского лагеря. Он ухаживал за мной, но у меня уже был кавалер, и баянисту в дружбе я отказывала. Откуда этот парень вдруг здесь нарисовался?! Я заорала истошным голосом, чтобы он уходил, но весельчак и не думал оставить меня одну. Воспитание ни за что не дало бы мне хотя бы малюсенького шанса, чтобы набраться храбрости и предстать перед мужчиной ни в чём! Я долго барахталась в воде, ногу свело судорогой, но к берегу не рвалась. Мои взвизги и причитания не помогали. Дошло до того, что я, просто-напросто, стала тонуть. В какой-то момент я с ужасом поняла, что, если даже захочу выплыть на берег, у меня уже не хватит сил. И я испугалась, прощаясь с жизнью. Когда этот юморист понял, что шутки плохи, я уже изрядно нахлебалась воды. Он еле-еле вытащил меня на берег (я ещё и сопротивлялась), где меня сильно стошнило, мне казалось, что вместе с водой из меня выскочит и желудок, так плохо мне было. Шалун и сам был не в себе, сказал, что отвернётся, пока я оденусь.
Потом я, замученная и зарёванная, плелась домой, а он тащился за мной с моим саквояжем и всю дорогу нудно выпрашивал прощения.
Через день меня, беглянку, вернул на работу наш крикун – начальник лагеря, урезав за прогул зарплату...
А если бы шутник не понял, что я действительно прощалась с жизнью, причём, просто так, за понюшку табака? Какое счастье, что это до него дошло!
                                                    ***
Как и всё после развала Советского Союза пионерский лагерь тоже канул в Лету. Круглое озеро заилилось и утратило свою прелесть. Когда-то здесь был белый, мелкий песок. Его использовали для изготовления сырца – необожжённый кирпич. Также песок добавляли в глину, смешивали с конским кизяком и этой смесью шпаровали стены. Песок исчез. И вот почему. Для нормальной работы Бухтарминской ГРЭС её турбины должны постоянно крутиться, для этого нужна текучая вода. Но в то же время излишек воды мешает нормальному рабочему процессу ГРЭС. Поэтому воду время от времени сбрасывают в реку. Излишек воды растекается достаточно далеко. Круглое озеро практически каждый год подвергалось водным атакам и постепенно заилилось. Песок исчез, озеро зачахло.
Недавно мы с Геннадием Гавриловичем приезжали в Беловодский совхоз и заезжали на это место, чтобы проведать на новом кладбище родных Геннадия. Остовы омшаника белели извёсткой в высокой траве… Больше ничего там уже не осталось… Не осталось ничего и от самого совхоза, и от предприятий, и от ферм, учреждений… Только небольшой магазинчик, школа и контора, в которой находится кабинет акима и его помощников. Правда, в этом здании ещё располагается библиотека. Вот и всё, чем жив некогда огромный богатый совхоз. Нет пахоты, нет ферм, нет никаких предприятий. В десятом классе в этом, 2017 году, училось три ученика! А когда-то у нас было два 10 класса – «А» и «Б». Полная разруха, печальная изнуряющая тишина и пустые от людей улицы, ведь там уже очень мало осталось жителей. Нет работы, соответственно, нет заработной платы. Удивительно, чем ещё живы те, кто не уехал? И снова же благодарят Иртыш, рыба хоть как-то кормит. Но новые вывихи в стране не дают сельскому жителю от безысходности кормиться хотя бы рыбой: предприимчивые дяденьки не позволяют её ловить, приписывая себе всё – и угодья, и реку, и землю в целом. У нас вдруг нашлись такие вот хозяева земли… Страшно, что деревенский труд стал никому не нужен, люди там остались невостребованными, живут трудно и без надежды на будущее. Кто сумел уехать в своё время, радуются, что вырвались. А что делать остальным, у которых нет средств на перемену места жительства? Страшно!
В середине 90-х годов я съездила в Беловодск, ужаснулась. Эта поездка вылилось в стихотворение, которое я написала менее чем за полчаса. Будто мне его кто-то диктовал…
                                                 БОЛЬ   
В деревне этой, где мы жили,
Дышало правдой всё и вся.
Деревню эту, что забыли,
Мы потеряли навсегда.

Не будет кошки на окошке,
Козы, что звалась Дерезой,
Ни туеска и ни лукошка,
И пес Трезор – не будет – злой.

Не будет речки, что манила
Детей – купанием и льдом.
Зачахла старая рябина
И опустел родимый дом.

Там песни пели под гитару
И с мандолиною отец.
Там мама шила шаровары
И дочкам платья под венец.

Там жили просто, не тужили,
Там честь и правда – всех главней.
Богатства там мы не нажили,
Но не скупились для гостей.

Там дом не знал замка крутого
И голубых не знал кровей.
Соседа привечал любого,
Дружили там деревней всей.

Там в каждом доме коврик вышит:
“Над речкой храм и в речке храм”.
Там только тополь выше крыши
И элеватор выше там.

И не боялись в завтра глянуть,
И славили, что на земле.
Степной букет лишь только вянул
В литровой банке на столе.

Любили тоже без оглядки.
Случались козни лишь на том:
Козел соседский съел на грядке
Капусту – честь презрев.
Притом

Жильё всем миром поднимали,
Лишь пятистенками она –
Деревня – крепенько стояла,
Пшеницы – полная “казна”.

Там в праздник площадь украшалась,
Контора празднично бела.
И в клубе люду набивалось:
Там песня по свету плыла.

Деревня, ты, моя деревня:
Бурьян, колдобины и хлябь,
Срубили все твои деревья,
Нет пашни, не чарует зябь.

Конторы нет и клуб на плаху
Сложил и гордость и красу.
Кого винить, кто дал там “маху”?
Точил кто там свою косу?

Никто в ответе за деревню
Не хочет быть, хоть плачь, не плачь.
Кричат там в гнёздах ненапевно
Все реже стриж и важный грач.

И фермы нет – гордились ею,
Кормила многих – не скупясь.
Там не стремились на бродвеи,
Деревня наша – благодать!

И страшно видеть запустенье.
И стыдно в очи ей глядеть.
Простите, поле и деревня,
Дай Бог, не повторится впредь:
Ведь надо лишь того, кто грабил,
Суметь заставить заплатить.
И вспомнить тех, трудом кто славил,
И силы, чтобы возродить.

Не шедевр, конечно, но боль свою я излила…

Вот так мы жили при социализме! Благородно, возвышенно, красиво!
Павлодар, парад к празднику Великой Октябрьской Социалистической революции - 7 ноября 1987 года. Проектный институт ПКИ, АСУ.

                               О СОЗДАНИИ СОВХОЗА БЕЛОВОДСКИЙ                         Для более полной картины в создании в 1963 году нашего совхоза Беловодский и в его названии, сделаем экскурс в историю нашего края. Привожу рассказ Геннадия Сокуренко «Необыкновенная охота» о своём деде и отце, их соотечественниках из Украины, впоследствии ставших односельчанами в далёком Казахстане. Переселенцы из многих губерний в Столыпинскую аграрную реформу – 1906 год – ехали сюда за лучшей долей. Поселили их в степи, где образовалась деревня под названием Беловодск – так назвали её сами переселенцы, по названию одной из украинских сёл. Позже, в 1930 году, Беловодск стал колхозом «Новая жизнь», а с созданием совхозов (реформа 1961 года), «Новая жизнь» стала вторым отделением совхоза Беловодский. И снова же решение сельчан назвать центральную усадьбу Беловодским, было решающим. Правда, колхозники «Новой жизни» встретили перемены в штыки. Налаженное хозяйство, хорошие результаты труда, некоторая стабильность частных подворий – всё это было определяющим в нежелании крестьян переходить на новые условия. Но реформа Н.С. Хрущёва, разумеется, победила. Отец Геннадия Сокуренко, Гавриил Иванович, одно время, после службы в армии – 1940 год, избирался председателем колхоза «Новая жизнь»…Для более полной картины в создании в 1963 году нашего совхоза Беловодский и в его названии, сделаем экскурс в историю нашего края. Привожу рассказ Геннадия Сокуренко «Необыкновенная охота» о своём деде и отце, их соотечественниках из Украины, впоследствии ставших односельчанами в далёком Казахстане. Переселенцы из многих губерний в Столыпинскую аграрную реформу – 1906 год – ехали сюда за лучшей долей. Поселили их в степи, где образовалась деревня под названием Беловодск – так назвали её сами переселенцы, по названию одной из украинских сёл. Позже, в 1930 году, Беловодск стал колхозом «Новая жизнь», а с созданием совхозов (реформа 1961 года), «Новая жизнь» стала вторым отделением совхоза Беловодский. И снова же решение сельчан назвать центральную усадьбу Беловодским, было решающим. Правда, колхозники «Новой жизни» встретили перемены в штыки. Налаженное хозяйство, хорошие результаты труда, некоторая стабильность частных подворий – всё это было определяющим в нежелании крестьян переходить на новые условия. Но реформа Н.С. Хрущёва, разумеется, победила. Отец Геннадия Сокуренко, Гавриил Иванович, одно время, после службы в армии – 1940 год, избирался председателем колхоза «Новая жизнь»…

Геннадий Сокуренко с портретом отца – Гавриилом Ивановичем

                                         РАССКАЗ ОБ ОТЦЕ                                                                                                Необыкновенная охота
Весна пришла напористо, с большим теплом, как бы говоря людям на земле, что я не буду отступать – моё время. Стоял конец марта. С ближайших степных просторов в низину, которая была в километре от дома, где жил Гаврюшка, потекли потоки талых вод. Воды становилось в низине с каждым днём всё больше и больше. И это радовало мальчишек, таких, как Гаврюшка. Так происходило, сколько помнят жители степного села Беловодское, каждую весну. Не зря эта низина называлась лиманом. Скоро прилетит северный серый гусь, крупный, мало чем отличающийся от домашнего. Прилетал он волнами вперемешку с уткой, тоже крупной. Гаврюшка и его друзья-одногодки со своих дворов наблюдали за этим столпотворением дикой птицы. Небо над лиманом становилось тёмным от бесконечных птичьих точек. Потом эти точки образовывали гигантский круг, который, разрываясь в одном месте, одним концом устремлялся к земле. Издали воды не было видно, и казалось, что этот гигантский круг исчезал. Так на лиман садились подуставшие в длительном перелёте гуси. Шум, гвалт. Это радовало сельчан, особенно мальчишек. Но так было прошлой весной, как будет этой? Ничто не должно помешать прилёту на лиман птицы и в этом году. Тепло, да и воды много. Зима была снежной.
Так размышлял мальчишка, лёжа на своём топчане за печкой. В доме было душно. Да и спать уже не хотелось. В передней похрапывал отец. На печи спала старшая сестра Мария. На полу, ближе к печке, спало ещё пятеро детей. Гаврюшка только стал к ним привыкать. Отец сошёлся с женщиной, у которой было ещё своих пятеро. Свою мать Гаврюшка не помнит. Ему было два года, когда в 1918 году от тифа она умерла, оставив троих детей. На печи заворочалась Мария. Склонившись с печи ближе к брату, она шёпотом спросила:
- Не спишь? - И, услышав утвердительный ответ, продолжила. – Я не сплю. Всё думаю о сестричке Текле, как ей там, у чужих людей?
Сестру, младше Марии, отдали в Иртышск нянькой в богатую семью. И о ней уже два месяца ничего не было известно, и Гаврюшке стало жалко сестрёнку. Она на год старше его. Марии было 15 лет. Уже невеста. Спокойная и очень красивая. Гаврюшка знал, нравилась она сыну зажиточного хозяина Савенко Павлу. У Савенко только коров было десять голов, да молодняк, десять лошадей и десять быков. И батраки у них были. Разве Савенко захочет породниться с Иваном Сокуренко? У которого было всего-то две лошади и четыре быка. А приехали они при Столыпинской реформе в 1908 году из одного места Черкасщины, что под Киевом. Сёла назывались Лысинка и Боярка. И добирались вместе через Тюмень до Омска поездом, а затем, получив ссуду и закупив необходимый инвентарь, на конных бричках – в казахстанские степи.
Гаврюшке шёл двенадцатый год. Было ему ещё меньше, когда вечерами у отца собирались земляки-переселенцы. Из воспоминаний взрослых братьев отца, Савелия и Никиты, отмечали отца Гаврюшки, как самого сильного в Боярке. Драчуны боялись Ивана. Гаврюшка был в отца. Рослый, не по годам крепкий, кучерявый. Учился он легко. Лучше всех предметов ему давались арифметика и рисование. Хорошо у него получались рисунки лошадей. Это от того, что отец очень любил их, знал в них толк. Но учёба в этом году заканчивается. Школа была начальной. Всего четыре класса. Школа – хорошая, тёплая, светлая. Её построили в 1909 году. На сходе переселенцы к приезду к ним губернатора из Омска подготовили просьбу о строительстве школы. Губернатор по фамилии Шмидт сдержал слово, данное на сходе. Школа была построена в течение лета. Дальше Гаврюшке учиться было не на что. Семья переживала трудности. Много детей. Сводные дети. Был ещё брат Павел, но он умер от кори. И вот сейчас они шепчутся с Марией. Поднявшийся отец прервал их разговоры. Выйдя на улицу, и через время возвратившись, с порога обратился к сыну.
- Сегодня день будет, скорее всего, солнечный и тёплый. Так что готовься. Предупреди Федьку и Ивана, пусть тоже готовятся. (Это двоюродные братья Гаврюшки). Оседлаешь Серка.
Мальчик в душе очень обрадовался, что ему доверили оседлать Серка. Особого выбора-то и не было. Всего три лошади. Отцу Серко уже было восемь лет. Кличка у него была Красавец. В 1919 году из Омска отступающие колчаковцы шли степями на Семипалатинск. Войдя в село Беловодск, они сразу мобилизовали в обоз тех, у кого были хорошие лошади. Прихватили и отца Гаврюшки.
И вот как рассказывал впоследствии отец.
… В сани село пять колчаковцев, и офицер приказал везти их в Иртышск – это в пятидесяти километрах от села. Ехали почти целый день. Красавец, пятилетний жеребец, шёл лёгкой ходкой. Стоял ноябрь, морозы уже давали о себе знать лютой степной стужей. Другие мобилизованные лошади еле тащились. Поэтому офицер сразу положил глаз на Красавца, и когда поздно вечером въехали в Иртышск, он сказал отцу, чтобы повёз их и дальше, скорее всего, до Семипалатинска. У отца замерло сердце. Как?! А дети, а как жить без лошади? Всё это пронеслось в голове. Офицер приказал остановиться у большого деревянного дома. Видимо, он был знаком с хозяином. Ворота открыли, и все въехали в просторный двор. Офицер с хозяином обнялись, а выскочившая женщина, наверное, хозяйка, даже повисла на офицере и заплакала. Оказалось – хозяин богатый купец Сорокин. Офицер доводился племянником купцу. Он приказал покормить лошадь и быть готовыми к дальнейшему пути с утра. Никуда не отлучаться – в противном случае застрелят. Когда колчаковцы вошли в дом, отец стал думать – что делать? Работник, по указанию купца, дал полное ведро овса и целый навильник душистого степного сена. Отец решил дармовым кормом подкормить лошадь. А из головы не выходила мысль – как бежать? Прошло два часа. Пошёл снег. Поднимался ветер, значит, быть бурану. Из дома стал доноситься громкий говор, а затем и пьяный гвалт. Покачивающийся офицер, выйдя с другими колчаковцами по нужде, приказал завести лошадь в конюшню и ушёл. Постояв и покурив, вошли в дом солдаты.
«Ну вот – час наступил», - подумал отец. К счастью, и работник ушёл домой. Отец быстро открыл ворота, развернул лошадь, вскочил в сани и стоя хлестанул Красавца. Тот стрелой рванул в тёмную степь. Отец чуть не вылетел из саней. Но устоял и так, стоя, нахлёстывая Красавца, помчался в уже довольно буранистую степь. Сзади слышались крики, мат и стрельба. К утру беглец уже был дома. Только резвость любимой лошади спасла жизнь отцу. За свою конституцию и экстерьер конь удостоен был уважения. Красавец! Отец дорожил им. В лошадях он хорошо разбирался, служил до переселения у богатого пана конюхом. Вот и сейчас казахи из ближайшего аула приводят к Красавцу своих кобылиц. Три года назад, купив молодую кобылицу, отец случил её с Красавцем. В итоге есть у отца Серко. Окрас очень красивый, тёмно-серый в яблоках.
И после слов отца, что надо взнуздать Серко, Гаврюшка с радостью начал готовиться к предстоящей охоте. Она заключалась в том, чтобы на полном скаку ребята, вооружившись палками, врывались ватагой в мелководье лимана. Дичи было так много, что она, взлетая, сталкивалась не только между собой, но и с палками мальчишек. И так несколько раз за день. Набивали не только кряквы, но и тяжелого на взлёт гуся. Дичь солили в бочках, вялили. Это были продуктовые запасы на период посевной.
Гаврюшка вышел на улицу. Солнце вставало за горизонтом. Небо было чистое. Значит, день будет солнечным и тёплым. Громко пели петухи, временами опустив крылья, кружились возле куриц. Старый петух, любимец всей семьи, подошёл к Гаврюшке. Склонив голову набок, одним глазом он стал смотреть на мальчика. Петух любил, чтобы его брали на руки и вертели колесом. Но сегодня Гаврюшке было не до петуха. Да и кочет, увидев, как его соперник, молодой петух, утрамбовывает хохлатку, побежал наводить порядок.
В это время отец вывел из сарая Серко. У Гаврюшки от предчувствия, что сегодня он от души покатается на Серко, учащённо забилось сердце.
- На, - сказал отец, - да смотри, будь осторожен.
За оградой послышались голоса и ржание лошадей. Это подъехали двоюродные братья Гаврюшки Федька и Иван, сыновья дяди Савелия. Они с завистью в глазах покосились на Серко. Гаврюшка как-то давал Ивану и Федьке, когда в ночное водили лошадей, прокатиться, так они с уст не спускали хвальбу о Серке. Гаврюшка вывел коня за ворота. Отец, подойдя и проверяя подпругу, давал ребятам последние наставления.
- Езжайте. Пора. Гуси и утки с полей уже вернулись. Слышите, как гудит лиман птичьими голосами? Кто ещё будет из ребят?
Федька, который обо всём, о чём не спроси, знал, ответил.
- Ещё будут Сабадин Тарас, Бочанов Михаил, Унтонида Захарий, Михальченко Трофим и Тимофей. Ребят пятнадцать будет, дядя Иван.
Услышав фамилию Михальченко, Гаврюшка вспомнил, как два дня назад подрался с Яшкой Михальченко. Он на год был младше, но такой хвастун и забияка. Их восемь братьев. Самый старший Петро уже был женат. Но у него было какое-то заболевание горла. Самая маленькая дочь Катька училась во втором классе. Красивая, черноглазая девочка. Вообще-то братья Михальченко задавали тон во всём. Когда они принимали участие в какой-нибудь игре, равных им не было. Гаврюшка был уверен, что и в сегодняшней охоте они будут задавать тон во всём. Мама их была рослой, плотно сложенной женщиной. Звали ее Степанидой. Что она скажет, то обсуждению не подвергалось. А вот её муж Афанасий был щуплым и небольшого роста. Кличка у него была дядька Танах. От чрезмерного курения он подкашливал, издавая звук «кнах-кнах». Видимо, из-за этого его прозвали Танахом. Гаврюшка был уверен, что и сегодня дядя Танах будет на охоте с большим мешком, куда он прошлый раз складывал дичь.
От дома Михальченко отделилось шесть верховых лошадей. Подъехав к дому Сокуренко, все спешились. Через молодую и редкую берёзовую рощу были видны всадники и слышны возбуждённые голоса с соседней улицы. Это собрались Панасюки, к ним присоединились Денисенковы, прискакавшие с самой «прищепы», так называлась улица, отделённая от села. Там Денисенко уже начал строить ветряную мельницу. Её видно было издалека. Денисенко – герой. Служил матросом на корабле. Вернулся домой с Георгиевским крестом на груди. В битве с японцами под Цусимой совершил геройский поступок. Этот факт был описан в романе Алексея Новикова-Прибоя «Цусима», в котором была указана достоверная фамилия и имя нашего земляка. Сын его Захарий гордился своим отцом, а внук Прокопий, которому было всего три годика, носил детскую морскую форму, чем вызывал зависть у других мальчишек. Отец Гаврюшки ещё раз оглядел лошадей, ребят, сидящих на них, и предупредил:
- Птица ещё не пуганная, подпустит близко. Главное успеть разогнать лошадей. Ну, с Богом!
Отец перекрестил ребят. Все тронулись к лиману. Отец, увидев Танаха с мешком, в бричку бросил большой крапивный мешок. Со всех улиц села слышался скрип телег, ржание лошадей. Но голосов почти не было слышно. Видимо, все были мыслями сосредоточены на охоте. Гаврюшка тоже думал, почему ещё нет главного руководителя охоты, учителя Заикова Ефрема, сына Заикова Ксенофонта.
Ксенофонт с женой и маленьким Ефремом приехал по Столыпинскому переселению в тот же год, что и отец Гаврюшки. Только не с Киевской губернии, а из Черниговщины. Это он на сходе с губернатором Омской области Шмидтом поставил вопрос о строительстве школы. Начальной, которую Гаврюшка заканчивает в этом году. После завершения начальной школы, Ксенофонт приложил все усилия, чтобы направить Ефрема для продолжения учёбы в Семипалатинской гимназии, а затем – в педтехникум. Закончив техникум, Ефрем, высокий, черноволосый двадцатичетырёхлетний парень, вернулся в родное село Беловодское. Все школьники его любили и уважали. Уважали и родители. Его слово было на сходах весомым.
Вот и сейчас десятилетние мальчишки с нетерпением ждали своего кумира.
- Давай, Гаврюшка, поедем к нему домой, - предложил Тимофей Михальченко, на три года старше Гаврюшкии.
Поехали. Их путь пролегал через котлован. Так называлось место, где и был вырыт водоём в 1908 году. Когда переселенцы, перезимовав, продумали вопрос о водоёме, решили не затягивать. Для скота нужен был сборник воды. На месте росших самосевных берёзок начали копать котлован.
- Берёзы не будут расти на солонцах, - сказал на сходе села, разбиравшийся в агрономии переселенец из Запорожья Населенко Тимофей.
Организовали две артели. В одной из них Иван Сокуренко, отец Гаврюшки, был назначен десятником. Вначале на быках вспахали место, где будет водоём. Чёрную землю до глины вывезли в сторону. Более 200 человек ежедневно принимали участие в этом трудном деле. Грунт отвозили на бричках на увалы, то есть по периметру места, где будет водоём (котлован), отсыпали плотины. Работа велась споро. И глубокой осенью котлован был вырыт. Прошло 17 лет. Водоём получился с изгибом и напоминал при большой воде весной речку. Вдоль водоёма насадили вербы для укрепления берегов. Птицы насеяли шиповника. Красивое место получилось. На Троицу всё село здесь веселилось.
Водоём подпитывался не только талыми водами, но и со дна котлована подземными ключами пресной воды. Запустили рыбу. Прав оказался Тимофей Населенко.
Гаврюшка любил играть здесь в красноармейцев, бьющих всех белогвардейцев. Вот через это место мальчик ехал с Тимофеем Михальченко к дому Заикова. Не доезжая до Заиковых, увидели скачущих на лошадях братьев Сабодиных. Это были друзья Гаврюшки. Погодки. Правда, младший брат Архип был от рождения глухонемым. Старший брат, Тарас, был у него в опекунах. Разговаривали братья жестами, и все Архипа понимали. Даже интересно было с ним разговаривать. (Забегая вперёд: во время войны и целины Архип был знаменитым механизатором, за что получил премию – мотоцикл-М-72. Позже он был конюхом у председателя колхоза Новой жизни Михаила Демьяновича Торопова). Он не мог произносить никаких звуков. После одного случая стал, когда чем-то возмущался, произносить «урю-пи-пи-пи».
А было дело так. Гаврюшка с Тарасом, Тимофеем и Архипом решили сделать налёт в огород к деду Павлу Жуку. Он был хорошим огородником, всё у него исправно росло. Хотя и своё было в огороде, но нравился сам процесс налёта. Кто из мальчишек в те годы не лазал в огороды… Поздно вечером братья залезли в огород. Доползли до огурцов и стали спешно срывать и запихивать их за пазуху. И вдруг услышали топот бегущего хозяина. Гаврюшка шепнул Тарасу и Тимофею, что нужно давать дёру. Глухонемой Архип продолжал рвать огурцы. Жук подбежал к Архипу и, несмотря на то, что это мальчишка, двинул ему в ухо. Архип подскочил от боли и испуга и завопил: «урю-пи-пи». Это были первые звуки в жизни глухонемого мальчишки. Конечно, Жук узнал «налётчика», пожаловался родителям ребят. Наказание при болевых ощущениях было «обязательным». Досталось всем крепко.
Подъехав, братья Тарас и Архип сказали, что их соседи Заиковы уже выдвинулись к лиману. Поскакали к лиману и увидели, как сюда тремя волнами (первая – это всадники, вторая – на бричках, третья – пешком) двигались сельчане. Где-то около 70 человек. Все остановились возле брички Заикова Ксенофонта, мужчины с широкой окладистой чёрной бородой. Его сын Ефрем – учитель всей сидящей здесь верхом на лошадях пацанвы 10-15 лет. Увидев учителя, Гаврюшка вспомнил, как неделю назад он его спросил после уроков:
- Ты, Гавриил, будешь продолжать учёбу? У тебя хорошо идёт арифметика, да и рисуешь ты хорошо.
Что мог ответить мальчик? У него навернулись слёзы, он шмыгнул носом. Учитель не стал больше ни о чём спрашивать. Гаврюшке очень хотелось учиться дальше. Но в селе школа была пока начальной. Продолжать учёбу нужно было в Иртышске – это в пятидесяти километрах от села. У отца не было возможности учить сына. Нужны были рабочие руки, чтобы выжить. Семья была большая, одних сводных братьев и сестёр добавилось пять. Сам учитель, закончив учебный год, через три месяца уезжал в город Омск поступать в институт.
Иван Сокуренко ехал в бричке Максима Савенко. Как-никак, земляки из одного села Боярки, что на Черкасщине.
- Сколько, Иван, будешь в этом году сеять десятин? – спросил Максим.
Он был под два метра ростом.
- Да я не знаю, в прошлую весну две десятины еле вытянул, - грустно ответил Иван и продолжал. – У меня-то всего два тягловых быка. Что на них напашешь. Да три лошади. Одна кобыла была жерёбой, да вот что-то скинула. Сошёлся с женщиной, хотя у неё две лошади и бык, но сколько едоков добавилось.
На том их разговор закончился.
Не доезжая до лимана метров триста, все верховые, а это в основном пацаны и молодёжь, их отцы, и пешие, и в бричках, остановились. Максим почему-то стал с Иваном разговаривать вполголоса. Все подъехавшие слушали руководителя охоты Ефрема.
- Видишь, Иван, гусь ещё не пуган.
Дисциплина у селян была железной. Птицу не пугали до общей охоты. Слышались крики сторожевых гусаков. Мелкими стайками стремительно подлетала серая утка и садилась на водяную гладь. Через два, три дня вся эта армада птицы полетит на гнездовье. В основном на Окунёк, так называлось камышитовое озеро, необъятных размеров в двадцати километрах. Утка в основном селилась на пойме реки Иртыш.
-Воды в этом году намного больше, - сказал Иван. – Да и лиман становится всё больше и больше.
К Ивану и Максиму подъехали верховые пацаны, среди них и Гаврюшка.
- Тату, - так Гаврюшка обращался к своему отцу, - мне, Ивану, Тарасу, Архипу, Евлантию Шевчуку, всем хлопцам Михальченко, Петру, Ивану, Тимофею учитель сказал делать разгон с места, где сейчас стоите вы.
Тут группами верховые стали окружать лиман. По периметру он занимал площадь до пятидесяти десятин. За всем этим рассредоточением верховых наблюдал Заиков. У него был бинокль. И когда он увидел, что лиман в кольце, поднял длинный шест с красным флагом. Это, по договору, означало – вперёд! У всех верховых были метровые палки. Гаврюшка ударил под бока лошадь, потом Красавца. Тот, всхрапнув, рванул к лиману. Триста метров не расстояние. И через минуту все верховые были у воды. Глубина была не более пятидесяти сантиметров. Тут и начиналась необыкновенная охота. Гаврюшка со своими сверстниками налево и направо махал палкой, сшибая взлетающую птицу. Тяжёлый на подъём гусь, не успев взлететь, попадал под ударом. Слышался резкий стук, если палка попадала по голове гуся. В большущей стае гусей мелькали проворные чирки. Кряква, как будто верхом на гусях, стремилась ввысь. Но молодые парни и мальчишки без устали махали палками. Небо над лиманом посерело.
-Ты гляди, Иван, сколько в этом году гуся! – сказал Максим.
Всё больше и больше прорывалось ввысь птицы, которые улетали прочь от лимана. Настала пора тех, кто был на бричках. Иван с Максимом и подъехавшим братом Савелием тронулись к воде. На воде валялось очень много покалеченной или убитой птицы. В основном – гусей. Стали собирать в бричку. Верховые уже сошлись в середине лимана. С других сторон тоже было видно, как собирали птицу. Лиман был весь запружен разгорячёнными всадниками. Собирать птицу подключались верховые. Гаврюшка собрал пять гусей и, держа их за головы, пошёл искать бричку отца. Тут и команда поступила – всем на сушу! Собрали трофей быстро. На суше уже шёл подсчёт птицы и делёжка. Пересчитав, сколько голов гусей и уток, стали делить по участникам и по верховым. Верховых было, как подсчитали, тридцать человек. Убитых гусей было 250 голов, уток – 150. Гаврюшка привёз домой 10 гусей и восемь уток. Ехали с охоты возбуждённые и шумливые. А сколько ещё будут хвастаться друг перед другом. Выдумывать смешные истории самой охоты. Завтра в школу.
Шёл четвёртый месяц 1927 года.
                                                                                    Геннадий Сокуренко.
                         Рассказ опубликован в журнале «Найзатас» - № 4, 2017 г.            
Здесь нужно отметить, что Ефрем Ксенофонтович Заиков позже стал преподавателем математики в нескольких институтах города Омска, в частности, в пехотном военном училище имени Яковлева. А его супруга – Матрёна Трофимовна – работала преподавателем химии в Омских ВУЗах. Их сын, Геннадий Ефремович, 1935 года рождения, в 1952 году окончил гимназию с золотой медалью, в 1957 году окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. Профессор химии он больше 60 лет отдал науке, преподавал в городе Москве. Имел множество научных трудов, издал учебник по химии, по которому учатся в Московских вузах. Он до сих пор возглавляет отдел полимеров в институте биофизической физики имени Эммануэля Российской академии наук.
Геннадий Ефремович дружил с первым космонавтом Юрием Алексеевичем Гагариным. Их по заданию ЦК ВЛКСМ командировали на Дальний Восток, где космонавт и учёный подружились. Геннадий Сокуренко бывал в гостях у родителей Геннадия Ефремовича, когда учился в Омском сельхозинституте имени Сергея Мироновича Кирова. Однажды два Геннадия встретились у Заиковых и подружились. Геннадий Заиков тоже приезжал в гости к Сокуренко, где его всегда хлебосольно встречали радушные хозяева. Геннадий Гаврилович показывал гостю наш Беловодск, его окрестности. Гость с хозяином даже как-то искупались в Круглом озере. Вот такие интересные перипетии судеб двух отпрысков бывших их отцов-односельчан из села Беловодское…
Глухонемой Архип Сабадин, о котором мы упоминали в рассказе «Необыкновенная охота», прожил всю свою жизнь в бывшей «Новой жизни». Женился, работал. Возил на лошадях председателя колхоза Михаила Демьяновича Торопова. Трашпанка на рессорах с крыльями (жестяные щиты от грязи) стояла до 70-х годов на территории хоздвора. Во время целины Архип был передовым комбайнёром, работал на прицепном комбайне. За высокие показатели был премирован от колхоза мотоциклом М-72. Чистоту работы любого двигателя определял по вибрации и сам ремонтировал. С Архипом, по движению рук, губ, мимике, вполне можно было общаться. Все, кто его хорошо знал, «разговаривали» с ним, причём очень охотно. Он был коммуникабельным и интересным человеком. Примечательность во внешности Архипа – любил усы, причём чапаевские. Выйдя на пенсию, помогал рабочим на току. Трудолюбия ему занимать не надо было!
Его дочь Евдокия Архиповна – единственная в совхозе женщина-водитель, работала на бортовой ГАЗ-51. У неё были сын и дочь – двойнята. Запомнилась она нам боевой, энергичной и такой же коммуникабельной, как её отец. Прекрасно играла на гармони, чем вдвойне заслуживала уважения сельчан.
Ещё две примечательные семьи из нашего совхоза, о которых упоминается в рассказе – Савенко и Шевчуки. Максим Савенко в годы коллективизации был раскулачен и осужден на 10 лет лагерей. Отсидел полностью. Вернулся в Иртышский район и проживал в Опытной станции. Его сын Николай Максимович был директором Прииртышского совхоза (ныне Опытная станция). Потом его назначили главным агрономом областного сельскохозяйственного управления.
Евлантий Лукьянович Шевчук проживал в Беловодске. Во время голодомора в годы коллективизации (в начале тридцатых годов) он на току походил по зерну в сапогах, чтобы оно набилось вовнутрь. Он уже не мог видеть своих голодных детей. Сварил дома кашу и покормил многодетную семью. Соседка унюхала запах и сразу заявила куда следует. Его осудили на пять лет. В лагере Евлантию посоветовали написать письмо Михаилу Ивановичу Калинину – Председателю Президиума Верховного Совета СССР, что он и сделал. Через два года Шевчука освободили. Жил и работал сторожем при МТС в Беловодске. Слава Богу, дети выжили!                                                                                           ЛЮДИ И ИХ ТРУДОВЫЕ ПОДВИГИ       
Прежде, чем мы расскажем о наших земляках, надо поведать читателю историю заселения народов в бескрайних степях близ реки Иртыш. Разделить эти исторические вехи можно на пять этапов.
Первый этап – создание форпостов по линии Иртыша в начале ХVIII века. Первый форпост был создан в Омске подполковником Иваном Бухгольцем, постепенно образуя выше по реке до самого Семипалатинска новые и новые пограничные посты. По правобережью: Омск, Ачаир, Черлак, Урлютюб, Железинка, Осьмерыжск, Пятирыжск, Качиры, Песчаное, Лебяжье, Коряковский форпост (будущий Павлодар). По левобережью проживало казахское население. Постепенно из правобережных охранных станиц на левобережье переселялось беднейшее казачество, смешиваясь в аулах с казахами, прекрасно изучив впоследствии казахский язык и обычаи. Поэтому в шестом ауле села Кайманачиха и по сей день проживают потомки казачьих фамилий – Коломниковы, Оленковы, Таскаевы, Путинцевы, Маковенко и другие.
Второй этап – переселение добровольцев во время Столыпинский аграрной реформы 1906 года. Реформа предусматривала освоение киргизских земель в далёких степных просторах. Очень много людей откликнулось на призыв правительства России. Для укрепления селений на новых местах жительства крестьяне на три года освобождались от налогов на землю, им выдавались необходимый инвентарь, ссуда, выделялось по 20 десятин земли, что и манило в неосвоенные дали. Обозы семейных кланов – украинцев, русских, белорусов, немцев – отправились за лучшей долей. Здесь, в степи, создавались новые поселения – Беловодское село со своей церковью, Артёмовка, Грабово, Голубовка, Ивановка и другие. Эти сёла так и назывались «переселенческими».
Третий этап – насильственное переселение народов в 1937-1938 годах из Западной Украины в Сибирь. Под немилость правительства СССР попали советские немцы, евреи, болгары, поляки, венгры. Многие потом постепенно расселялись на территории Казахстана. Трагический эпизод в истории страны, когда в дороге и потом, на новых местах жительства, от лишений погибло много людей.
Четвёртый этап – переселение репрессированных народов во время Великой Отечественной войны – 1941 год – из Саратовской Автономной республики, Крыма, Кавказа, Бессарабии. Перевозили, как скот, немцев, чеченцев, ингушей, болгар, балкарцев в Казахстан и Сибирь, теряя в дороге больше половины живого груза. И потом, пока люди чуть-чуть обжились, сколько похоронили своих соотечественников, знает засекреченная документация. Этот страшный факт в истории Советского Союза красноречиво говорит о том, как бесчеловечно поступали с людьми, сознательно умерщвляя, причем в масштабных цифрах. Особенно немецкое население СССР.
Пятый этап – 1954 год – целинная эпопея, когда из всего Советского Союза в Казахстан ехало множество людей разных национальностей на призыв Коммунистический партии и Правительства страны. Это, пожалуй, было самым массовым заселением казахстанских просторов. Здесь надо отметить, что при руководстве Сталина уже были созданы в Иртышском районе: в 1927 году МТС, а в 1929 году два совхоза – Суворовский и Северный, затем на базе овцеводческого отделения Северного совхоза в 1943 году был создан совхоз Кутузовский. С самого начала освоения целинных земель создавались в Иртышском районе новые совхозы – Западный, Амангельды, Ленина, Панфилова, Абая и другие. Это, наверное, был самый лучший период, когда смешивались народы разных национальностей в уважении и стремлении сделать нашу жизнь прекрасной!
Фамилии некоторых старожилов мы уже назвали. Всех, конечно, назвать сейчас трудно… Из книги-памяти об Иртышском районе «Под Иртышским шаныраком» (2008 год) в статье Анатолия Кузьменко «Селу исполнилось бы 100 лет» выпишем фамилии наших беловодчан. Сам автор извиняется, если кого-то забыл или переиначил фамилии. Мы с Геннадием Гавриловичем тоже приносим свои извинения, если кого-то не назовём. По ходу написания книги, мы будем вносить и вносить другие имена, не вошедшие в этот список.
Шаповаловы, Казанцевы, Ахаимовы, Субботины, Губа, Чемерисы, Дергунские, Дундуки, Дерягины, Жуки, Лыки, Круч, Циома, Бочановы, Брикманы, Альтфатеры, Белецкие, Нетреба, Жиры, Кайдаровы, Комары, Сахно, Алистратенко, Позняковы, Бондаренко, Камза, Мукашевы, Жакуповы, Умаровы, Мухамеджановы, Фурманы, Профатило, Негриенко, Лаура, Уманские, Пяткины, Тороповы, Геймуры, Шевчуки, Тыщенко, Пилипенко, Попики, Антощуки, Населенко, Иванченко, Гереги, Сокуренко, Кируши, Коновальчуки, Сабадащины, Гранчаки, Ткачи, Гончары, Дранищевы, Погребняки, Денисенко, Пономари, Михальченко, Шнайдеры, Панасюки, Славные, Рачинские, Якуба, Близнюки, Свистуны, Иванченко, Кригеры, Сагайдаки, Прибытко, Лайко, Кузьменко, Козины, Мусины, Василенко.
Трудно сейчас сказать, все ли эти семьи переехали сюда ещё в Столыпинскую реформу, но большинство – да.
Затем, в 1941 году, сюда заслали очень много немцев, которых в совхозе, после украинцев, было большинство. По ходу повествования вспомним плеяду тружеников из числа немецкого населения. Наряду с другими работниками ферм и полей, немцы помогали нашему краю прочно стоять на ногах в экономическом плане.
Во время переселения в Столыпинскую реформу, как пишет А. Кузьменко, население сёл убывало и насильственно, и естественно, и самовыездом. Многие, хлебнув лиха, не выдерживали трудных условий труда, особенно в безводных степях, и снова возвращались назад. Оставались самые крепкие, уверенные в своей силе переселенцы. Постепенно акклиматизировались, встали на ноги, но война тяжело сказалась на экономике села, когда на фронт уходило самое трудоспособное мужское население. Вернулись единицы! Но всегда труженица-деревенька поднималась и жила полноценной жизнью.
Из Беловодского совхоза в армию было призвано много беловодчан. В июле 1941 года в Петропавловске формировалась дивизия. В неё вошли 26 беловодчан, которых определили в одну роту. В сентябре 1941 года эта дивизия уже приняла участие в защите Ленинграда, где погибло много наших земляков. В этих боях получили тяжёлые ранения Гавриил Сокуренко и Тарас Сабодин – лечились в госпитале в Славгороде и затем вновь отправились на фронт. Судьба подарила им жизнь…
 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ