Аннотация к книге "Нет на земле второго Вас.... " Проза, стихи, письма: 1911-1925" Название этой книге дала строчка из стихотворения Марины Цветаевой, обращенного к ее мужу Сергею Эфрону. История их отношений неоднозначна и до сих пор вызывает много вопросов, рождает много догадок. В этом сборнике, где их произведения и письма впервые собраны под одним переплетом, им предоставлена возможность самим рассказать друг о друге и о времени, в которое им пришлось жить. ИСПОВЕДЬ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ Москва, 27-го русск. февраля 1931 Мой Сереженька! Если Вы живы — я спасена. 18-го января было три года, как мы расстались. 5-го мая будет десять лет, как мы встретились. — Десять лет тому назад.— Але уж восемь лет, Сереженька! — Мне странно Вам писать, я так давно живу в тупом задеревенелом ужасе, не смея надеяться, что живы — и лбом — руками — грудью отталкиваю то, другое. — Не смею. — Вот все мои мысли о Вас. Не знаю судьбы и Бога, не знаю, что им нужно от меня, что задумали, поэтому не знаю что думать о Вас. Я знаю, что у меня есть судьба. — Это страшно. --Если Богу нужно от меня покорности, — есть, смирения — есть — перед всем и каждым! — но, отнимая Вас у меня, он бы отнял — жизнь, разве ему <не дописано.> А прощать Богу чужую муку — гибель — страдания,— я до этой низости, до этого неслыханного беззакония никогда не дойду.— Другому больно, а я прощаю! Если хочешь поразить меня, рази — меня — в грудь! Мне трудно Вам писать. Быт,— всё это такие пустяки! Мне надо знать одно — что Вы живы. А если Вы живы, я ни о чем не могу говорить: лбом в снег! Мне трудно Вам писать, но буду, п<отому>ч<то> 1/1000 000 доля надежды: а вдруг?! Бывают же чудеса! Ведь было же 5?ое мая 1911 г.— солнечный день — когда я впервые на скамейке у моря увидела Вас. Вы сидели рядом с Лилей, в белой рубашке. Я, взглянув, обмерла: — Ну, можно ли быть таким прекрасным?! Когда взглянешь на такого — стыдно ходить по земле! Это была моя точная мысль, я помню. — Сереженька, умру ли я завтра или до 70 л. проживу — всё равно! — я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: — Навек.— Никого другого. — Я столько людей перевидала, во стольких судьбах перегостила,— нет на земле второго Вас, это для меня роковое. Да я и не хочу никого др<угого>, мне от всех брезгливо и холодно, только моя легко взволнов<ывающаяся> игрющая поверх<ность> радуется людям: голосам, глазам, словам. Всё трогает, ничто не пронзает, я от всего мира заграждена — Вами. Я просто НЕ МОГУ никого любить! _____ Если Вы живы — тот кто постарается доставить Вам это письмо — напишет Вам о моей внешней жизни.— Я не могу. — Не до этого и не в этом дело. Если Вы живы — это такое страшное чудо, что ни одно слово не достойно быть произнесенным,— надо что-то другое. Но, чтобы Вы не слышали горестной вести из равнод<ушных> уст,— Сереженька, в прошлом году, в Сретение, умерла Ирина. Болели обе, Алю я смогла спасти, Ирину — нет. С<ереженька>, если Вы живы, мы встретимся, у нас будет сын. Сделайте как я; не помните. Не для В<ашего> и не для св<оего> утешения — а как простую правду скажу: И<рина> была очень странным, а м<ожет> б<ыть> вовсе безнадеж<ным> ребенком,— всё время качалась, почти не говорила,— м<о-жет> б<ыть> — рахит, м<ожет> б<ыть> — вырождение,— не знаю. Конечно, не будь Революции — Но — не будь Революции — Не принимайте моего отношения за бессердечие. Это — просто — возможность жить. Я одеревенела, стараюсь одеревенеть. Но — самое ужасное — сны. Когда я вижу ее во сне — кудр<явую> голову и обхмызганное длинное платье — о, тогда, Сереженька,— нет утешенья, кроме смерти. Но мысль: а вдруг С<ережа> жив? И — как ударом крыла — ввысь! Вы и Аля — и еще Ася — вот всё, что у меня за душой. Если Вы живы, Вы скоро будете читать мои стихи, из них многое поймете. О, Господи, знать, что Вы прочтете эту книгу,— что бы я дала за это! — Жизнь? — Но это такой пустяк.— На колесе бы смеялась! Эта книга для меня священная. это то, чем я жила, дышала и держалась все эти годы.— Это НЕ КНИГА.— Не пишу Вам подробное смерти Ирины. Это была СТРАШНАЯ зима. То, что Аля уцелела — чудо. Я вырывала ее у смерти, а я была совершенно безоружна! Не горюйте об Ирине, Вы ее совсем не знали, подумайте, что это Вам приснилось, не вините в бессердечии, я просто не хочу Вашей боли,— всю беру на себя! У нас будет сын, я знаю, что это будет,— чудесный героический сын, ибо мы оба герои. О, как я выросла, Сереженька, и как я сейчас достойна Вас! Але 8 л. Невысокая, узкоплечая, худая. Вы — но в светлом. Похожа на мальчика.— Психея.— Господи, как нужна Ваша родств<енная> порода! Вы во многом бы ее поняли лучше, точнее меня. Смесь лорда Ф<аунтлероя> и маленького Домби — похожа на Глеба — мечтательность наследника и ед<инственного> сына. Кротка до безвольности — с этим упорно я неудачно борюсь — людей любит мало, слишком зорко видит,— зорче меня! А так как настоящих мало — мало и любит. Плам<енно> любит природу, стихи, зверей, героев, все невинное и вечное. — Поражает всех, сама к мнению других равнодушна — Ее не захвалишь! — Пишет странные и прекр<асные> стихи. Вас помнит и любит страстно, все Ваши повадки и привычки,— и как Вы читали книгу про дюйм, и потихоньку от меня курили, и качали ее на качалке под завывание: Бу—уря! — и как с Б<орисом> ели розовое сладкое, и с Г<ольце>вым топили камин, и как зажиг<али> ёлку — всё помнит. Сереженька! — ради нее — надо, чтобы Вы были живы! Пишу Вам в глубокий час ночи, после трудного трудового дня, весь день переписывала книгу,— для Вас, Сереженька! Вся она — письмо к Вам. Вот уже 3 дня, как не разгибаю спины.— Последнее, что я знаю о Вас: от Аси, что в начале мая были письма к М<аксу>. Дальше — тьма… — Ну — — Сереженька! — Если Вы живы буду жить во что бы то ни стало, а если Вас нет — лучше бы я никогда не родилась! Не пишу: целую, я вся уже в Вас — так, что у меня уже нет ни глаз, ни губ, ни рук,— ничего, кроме дыхания и биения сердца. Марина

СТИХИ из книги МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ Цветаева М. И. - С.Э. «Хочешь знать, как дни проходят…» Хочешь знать, как дни проходят, Дни мои в стране обид? Две руки пилою водят, Сердце — имя говорит. Эх! Прошел бы ты по дому — Знал бы! Так в ночи пою, Точно по чему другому — Не по дереву — пилю. И чудят, чудят пилою Руки — вольные досель. И метет, метет метлою Богородица-Метель. Ноябрь Год написания: 1919

31 августа 1941 года, в городе Елабуге в сенях дома, выделенного для них с сыном, ушла из жизни Марина Ивановна Цветаева, одна из самых великих, самых несчастливых и самых непризнанных при жизни русских поэтесс Серебряного века. Пригвождена к позорному столбу Славянской совести старинной, С змеею в сердце и с клеймом на лбу, Я утверждаю, что - невинна… Пересмотрите всё мое добро, Cкажите - или я ослепла? Где золото мое? Где серебро? В моей руке - лишь горстка пепла! И это всё, что лестью и мольбой Я выпросила у счастливых. И это всё, что я возьму с собой В край целований молчаливых. Марина Цветаева.