С О Л О В У Ш К А

Сумасшедшие девяностые годы прошлого столетия!
Как я выжил в той завирухе? Как сумел сохранить семью, положение в обществе, крохи таланта своего? Как не впал в уныние и растерянность? Тысячи и тысячи людей нищали, опускались, предавали друг друга. На миллионах лиц навсегда стёрлись улыбки; у некогда преуспевающих людей обесцветились глаза, усохли души. Кого благодарить, что в той проклятой социально-политической мешанине я не потерял лучика надежды? И со временем это дало свои плоды.
В 1996 году я был принят в Национальный союз писателей Украины, а через год стал заместителем председателя киевской организации по международным связям. Дышать стало легче, но ненадолго. Финансирование урезали, и синекура закончилась. Пришлось возвращаться в Кривой Рог, в Народный дом. Благодаря его директору - Анатолию Константиновичу Калянникову, моя должность заместителя директора была сохранена, и я, после четырех лет «странствий», приступил к своим обязанностям – «бить баклуши».
Коллектив был прежним, меня поздравили с возвращением, и все пошло по–старому. Михаил Давидович Бендиков руководил недавно созданным музыкальным коллективом, я занимался техническими вопросами, а Анатолий Константинович - поиском дополнительных средств к нашему весьма скромному существованию. По пятницам собирались на свой «Голубой огонек», выступали друг перед другом, обкатывая будущие программы. Жизнь налаживалась.
И вот однажды я увидел за общим столом нового человека. Худощавый, высокий, черноволосый, с проницательным взглядом и доброжелательной улыбкой он играл на баяне и исполнял песню «Калина черная», что было для меня полной неожиданностью, поскольку я и не предполагал, что такая песня может быть. Михаил Иванович Белоусенко – так звали нового артиста, родом был из села Шестерня, что находится в Широковском районе Днепропетровской области, километрах в шестидесяти от Кривого Рога на юг, но проживал в Белгороде.
Общительность Миши и моя открытость сблизили нас и вскоре мы подружились. Его баритон очаровывал, расслаблял, выстраивал ассоциативные ряды, которые вызывали ностальгию, обостряли чувства. Мы с ним были единственными, кто называл друг друга по имени и на «ты». Конечно, дружбой это назвать было нельзя, скорее приятельством, но это не мешало нам делиться сокровенным и сердечным. Мы даже успели написать песню «Что ж не аукнется», которая оказалась нашей первой соавторской удачей.
Но вскоре Миша вернулся к себе в Белгород, и наши пути надолго разошлись. И только в 2004 году мы смогли вновь увидеться. Я тогда ехал в командировку в Красноярск, и перед поездкой созвонился с Мишей, который пригласил меня к себе пожить пару деньков. Я так и сделал.
Миша возил меня на своей машине, показывал город, его достопримечательности. Показал мне Шереметьевскую криницу, в которой вода зимой и летом всегда была одной температуры – плюс семь градусов. Я осмелился плюхнуться в это озерко, но моего мужества хватило аккурат на семь секунд, после чего я с большим конфузом только грелся на солнышке и все. На другой день Миша проводил меня на поезд и больше мы не виделись. Телефоны затерялись, круговорот событий закружил меня, а потом и вовсе волею судьбы я оказался на родном Сахалине, где и живу сейчас. Изредка бываю в Кривом Роге, но в Белгород не могу попасть уже пятнадцать лет. Но слава интернету! «Отыскался след Тарасов». Миша оказывается уже профессор, преподает вокальное искусство молодым дарованиям в Белгородском институте искусств, сам активно живет сценической жизнью, пишет музыку, стихи. Ни один городской концерт не обходится без его участия. Я не помню, когда стал называть его Соловушкой, но по-другому я его уже не зову. Изъясняясь высоким штилем, могу сказать, что его голос, прозрачный как горный хрусталь, с серебряной хрипотцой в нижнем регистре и с соловьиным переливом в верхнем, дает мне право величать его именно так. Миша – певец разно жанровый, тематически неограниченный. Любая песня в его исполнении становится близкой и понятной. Настолько близкой и понятной, что сам Миша делается свойским человеком, наверное, в каждой семье, способным усмирить своим искусством многие междоусобицы в наших сегодняшних сложных взаимоотношениях, осветлить наши чувства, наполнить их живительным светом доброты и взаимопонимания.
Вот таким и должно быть искусство! Не потому ли мы, заслышав весенние трели соловья, пусть на мгновение, но забываем о наших бедах, погружаемся в свои воспоминания, где много солнца, тепла, уюта, где царит покой и умиротворение? И ни у кого не повернется язык назвать эту птицу соловьем. Только соловушкой и никак иначе…
После отъезда из Белгорода, я написал стихотворение, посвященное и городу, и Мише. Может оно и не совершенное, может, но чувства, проявленные при его написании искренние. И мне очень хочется, чтобы оно оказалось пророческим.
Мне кажется, что и Миша хочет того же самого.
Тишина передрассветная,
С неба льется киноварь.
Сторона ветхозаветная,
Всюду брызжет солнца ярь.
Здесь когда-то (аж не верится),
Свой заканчивая тур,
Поработала метелица,
Как заправский штукатур.
От трудов своих пригожая
Выбелила все подряд,
И с тех пор обитель Божия
Носит имя Белый Град.
Кроны лип, как ушки беличьи,
Чутко слушают окрест.
А дома – светлицы девичьи
Тридевятых королевств.
Куполов сияет золото
И покаяться манит,
И я чувствую, как молодо
Легкий хмель меня пьянит.
Шереметьевской криницею
Очищается душа.
Изобилует сторицею
Полность Звездного Ковша.
Ты – души моей заусенка,
Сердца будущая боль.
Друг мой Миша Белоусенко
Подружил меня с тобой.
Дорожу я дружбой этою,
Как святыней дорожу.
С давней песней недопетою
Неприкаянный брожу.
Тополиным пухом взъюженый
Предпоследний день весны.
Ты – бесценная жемчужина,
Южнорусской стороны…
Тает суета вокзальная,
Пассажиры на местах.
Впереди дорога дальняя
В многотысячных верстах.
Но отныне мысль оброчная
Не загонит в сердце нудь,
И, конечно, знаю точно я
Как найти обратный путь.