Часть11.6 Я иногда задумывалась над своей судьбой. Мне сказочно везло! Простая русская девчонка, а ведь не побоялась доверила Советская власть и депутатом стать и помогать людям и выполнять комсомольские поручения, когда одно участие в подполье каралось расстрелом. Смерть ждала за каждым углом. Но я не боялась ответственности. И неплохо справлялась с трудностями как мне казалось. Не чванилась когда выступала на съезде и пленуме городского совета, не гордилась перед соседями, не куражилась над знакомыми а была всегда отзывчива на чужую боль. Всё мне дала Советская власть и не капитану Белову меня запутать. Так что я принимаю его вызов и пусть весь мир меня подождёт! Тут можно и улыбнуться и по рассуждать на отвлечённые темы, но времени на разговоры у нас совсем не было. Бои и вправду в эти дни были тяжёлые. И страшные. Свинцовые дожди буквально вмазывали нас в стылую землю. И вряд ли я уцелела в этой мясорубке, но поле боя осталось за нами и линия боестолкновений откатилась далеко вперёд. Мы торопливо переползая от одного тела до другого перевязывали, перевязывали и ещё раз перевязывали раненых людей. Главное остановить кровотечение. И если что нас и останавливало то только нехватка бинтов. Но и тогда мы использовали любые подручные средства. Лишь бы остановить кровь. Иногда мне казалось что время остановилось и я ползу в каком-то бреду, но умоляющий крик опять разрывал туман забытья и усталости и я откликалась и спешила на чей-то зов. Только одна беда не всегда можно было подняться и бежать - очень часто пули противно свистели совсем рядом с тобой и фонтанчик земли больно бил по лицу. Мы едва успевали перевязывать людей и сдавать раненых санитарам, как вечером неожиданно появились самолёты и сбросили на нас десятки бомб. Это было настолько несвоевременно что не все успели броситься в укрытие а нам с ранеными на поле осталось только молиться. И прикрывать раненых своими телами. . Такой бомбёжки я не ожидала никак как впрочем и все, но сколько раненых погибло не сосчитать. Из трёх машин осталась одна да и то не на ходу и наши шофёры матерясь колдовали над ней.. О возвращении ночью не могло быть и речи, а с рассветом мчаться в Краснодар было крайне опасно, немецкие охотники появлялись буквально ниоткуда и прошивали несчастные грузовики. до полного уничтожения. Наша авиация старалась нам помочь и каждый день мы были свидетелями искромётных схваток наших лётчиков с хвалёными асами Люфтваффе. Но в эту секунду их не было и в течении десяти минут на поле был кромешный ад. Как я пережила эти мгновения только богу известно но я исступлённо шептала только одно слово: "мамочка." И не надо говорить что нет страха . Есть! Но стон бойца выводил меня из оцепенения и как помешанная занималась спасением бойца. И только через десять минут появились наши и отогнали немцев в сторону Новороссийска. Я видела как люди от счастья что уцелели плакали. Десять минут. Десять минут ада и крови! Это надо было пережить. Но эти минуты мне казались вечностью. Я тоже плакала. Плакала что бог услышал мои молитвы и мама меня сберегла. О себе я не подумала. И не стеснялась своих слёз. Но появившаяся свободная минута была использована на всю катушку. Мы так устали накануне что упали как подкошенные в землянке. И никто не смотрел что топчан был покрыт ещё влажными шинелями. Но разве это нас волновало? Забудьте! Все упали разом и никакая сила не могла нас разбудить. Хоть в пушки бей. Нам было всё равно. Мы спали как убитые и уже ничего нас не волновало. Наконец-то мы смогли хоть четыре часа выспаться и это было высшим блаженством. И поверьте каждому снился свой дом. На следующий день немцы пошли в контратаку но мы успели переправить раненых на несколько километров в тыл и опять ринулись на передовую. В окопах почти не осталось санинструкторов и если бы не мы то страшно было подумать о судьбе раненых бойцов. Война собирала обильно свои жертвы и мы были последний бастион их жизни. Среди моих девчонок уже двоих ранило к счастью не тяжело но всё равно было пасмурно на душе. К смерти никогда не привыкнешь. Но война к сожалению не спрашивает разрешения и калечит любого. Тут как говорится повезёт не повезёт. Самой бы быть живу. Но как бы то ни было весь день мы оказывали помощь нашим раненым бойцам. Атаку немцев отбили и до вечера они нас больше не беспокоили. И слава богу. Операции сменялись одна за другой и мы опять вались с ног от усталости. Но фронтовые хирурги казалось были сделаны из железа. И нам смотря на них было стыдно признаться что мы устали. Но терпели. И закусив до крови губы стояли до упора. Все, без исключения. Никто не ушёл в сторону. Водители проявив недюжинную смекалку и сообразительность совершили настоящее чудо. И даже из трёх разбитых «Студебекеров» собрали два. И пусть один не мог самостоятельно стронуться с места другой на тросе мог тянуть товарища. И это спасало нас неимоверно потому что тяжелораненых было очень много. Почти все получили осколочные ранения и их жизнь зависела лишь оттого когда мы их доставим. Операция требовалась каждому и счёт шёл на часы. И тут когда я стала помогать грузить солдат в две машины ко мне подошёл фельдшер: -Дочка тут такое дело … Я конечно не неволю - дело добровольное, но у нас большая нехватка людей. Многих сегодня побило, особенно медсестёр, а замена будет самое лучшее завтра. -Завтра, - потрясённо переспросила я. -Да завтра! Завтра опять будет бой. Немцы не успокоятся. И у нас не будет другого выхода. На весь батальон осталось пять человек и то одни калеки. Поэтому и просим тебя дочка хотя бы на день ты ещё и хотя бы два три человека Я посмотрела на него как на архангела Михаила. Или святого угодника Николая. Незнакомые люди приходили мне на помощь совершенно не подозревая как они мне нужны. Или по какому-то высшему велению мне дали новый карт бланш? Так сказать передышку ценою в жизнь? Или нет? Тогда что движет мной в этой круговерти? Нет я точно сойду с ума. Все мысли сразу запуталась. До папиного приезда оставались ещё два дня и любая задержка мне была весьма кстати. Мою растерянную радость фельдшер принял за сомнение и горячо поддержал меня: -А вы не бойтесь дочка наш комиссар обязательно завтра отпишет вашему начальству: так и так произошла заминка. Производственная необходимость. Просим извинять что недолго ну и всё такое а может и какую медаль получишь. Сейчас на дворе слава богу сорок третий а не сорок первый когда стеснялись давать награды. Даже стыдно их получать и смотреть старикам в глаза. Тогда мы молчали а они говорили. И их слова до сих пор саднят сердце. А сейчас другая обстановка. Полегче. Хотя какое полегче ты сама видела. Ту так что дочка останешься? Я молча кивнула и пошла к машинам. Трое водителей и пять девчонок. Вот и весь мой отряд. Из них две раненые и моё счастье что не тяжело в руку навылет. Поэтому я сделала суровое лицо и скомандовала: -Сигнатулина и Шипова шаг вперёд. Вы остаётесь со мной тут. Остальные по машинам. Старшая Маргарита Сухомлинова. Когда доедите до госпиталя свяжитесь со мной. И чтобы никаких происшествий, свет не включать категорически. Есть вопросы? Нет. Выполнять. Мой приказ был выполнен мгновенно. И беспрекословно. Никто не осмелился ни слова сказать и через минуты мы втроём смотрели как разлетались брызги из под колёс уходящих грузовиков. Боялась ли я принятого решения? Боялась. Признаюсь честно, но я помнила нашего главврача который мне сказал что надо переждать некоторое время и самое лучшее в моей ситуации - переждать на фронте. Тут у меня несколько дней на передовой будут лучшими аргументами в поединке с капитаном Беловым да и папа примет свои меры. В этом я не сомневалась. Но если вы думаете что сутки прошли спокойно то вы очень сильно ошибаетесь. Немцы не угомонились и несколько раз нас атаковали, а когда их атаки захлебнулись начался жуткий миномётный обстрел. Воющие мины буквально перепахали позиции наших бойцов и хорошо что все были в укрытии иначе беды было не миновать. Я очень беспокоилась за наших раненых отправленных ночью с передовой в краснодарский госпиталь, но всё равно понимала что тут мне будет намного лучше чем в родном городе. И наплевать было на бомбы и снаряды на промозглую слякоть и невозможность уснуть – я была свободна и только мысли о маме и Ирмочке отравляли моё сознание. Они были ни в чём не виноваты но именно они несли этот тяжкий крест, от которого умчалась я. И не надо оправданий. Им несравненно хуже чем мне и пусть отсрочка всего на три дня. Завтра наступит завтра. Я всё равно буду в Краснодаре и через время увижу своего папку папочку по которому я так соскучилась и которого я ждала всю войну. Вы не представляете, как мне хотелось домой в Краснодар, на свою родную Гимназическую 14, чтобы на миг окунуться в полумрак подъезда и вдохнуть всевозможные запахи из открытых кухонь. И главное увидеть родные лица. Разве это не прекрасно? Напряжение последних дней накрыло меня полностью и я больше не сдерживала слёз. Ну почему, почему люди так жестоки и обвиняют тебя в невозможных преступлениях? Почему? Разве я виновата, что несколько мерзавцев решили выслужиться перед начальством и с пользой для себя состряпать нужные им рапорты. Ведь я сколько раз ходила по лезвию бритвы, с риском для себя собирая провиант для партизан и по ночам расклеивая листовки. А сколько сообщений полученных в госпитале я передала связным, где за одно лишнее слово полагался расстрел. Всё это было, но кто теперь это докажет когда я из-за конспирации не знала почти никого а тех кого знала были далече или убиты. Так что замолвить за меня слово было почти некому. Я вот действующий депутат городского Совета первого созыва и видела как от нашего первоначального состава осталось меньше трети. И много новых лиц совершенно мне незнакомых. Но всё равно работала с ними, скидки на неопытность давно прошли, и теперь я была среди них самая боевая и опытная. Это со стороны казалось что работа с людьми лёгкая и не пыльная. Но это так казалось. На самом деле депутат должен нет обязан пропускать чужую боль через себя, потому что тебе верят и по другому нельзя. У меня в сутках было двадцать четыре часа но даже если бы было в два раза больше всё равно времени катастрофически не хватало. И если бы отец с матерью не привили с детства чувство долга и максимальной ответственности я бы сломалась от непосильного бремени. Нагрузки были адовы. Но я хорошо помнила фразу Максима Горького повторенную нашим вождём тов. Сталиным: «Если враг не сдаётся его уничтожают» и старалась всегда соответствовать данной линией. Особенно если эта линия совпадала с линией партии. И тов. Сталина тоже. Об этом я не забывала никогда хотя ярой фанаткой никогда не была. От этих мыслей мне стало лучше и я гордо вскинула голову. Не дождётся капитан Белов моей сдачи. Никогда! И завтра вернувшись в город я обязательно пойду сама к ним и скажу в лицо кто они такие. Не побоюсь! За мной ничего нет и не было а то что я работала у немцев это не преступление это задание которое мне дали и которое я с честью выполнила. И пусть они попробуют опровергнуть мои слова. Кишка тонка и отец завтра будет в Краснодаре. И это совершенно другой пасьянс в нашем раскладе. Так что ничего я не боюсь в этом мире и никто меня не запугает. Я такая! Последний день на передовой выдался удивительно тихим если не считать ожесточённой перестрелки у соседей на левом фланге. То ли немцы устали контр атаковать, то ли у нас недостаточно было сил но весь день армия окапывалась на новых только что отбитых у немцев рубежах. Появилась свободная минута. Фронтовые хирурги даже на несколько часов прилегли поспать, но у нас работы хватало, многих перевязывали по нескольку раз готовя к эвакуации в наш госпиталь. Изредка на высоте проплывали наши бомбардировщики и потом вдали гулко ухали разрывы. У всех от этой какофонии светлели лица и кто с матерком а кто просто так замечал: -Ух ты Маруся как вжарила! -Даже на яичницу не осталась! -О чём речь мужики там уже блин всё протухло! Грубый смех нередко гулял по окопам, не щадя фрицев и особенно Гитлера. Он получал сполна и вполне заслужено. Я давно привыкла к простецким выражением наших солдат хотя мне лично это было неприятно. Воспитание не позволяло. Солдаты видели это и старались без надобности не вставлять солённые словечки при мне. Хотя не всегда могли сдержаться и я их понимала. Война! Эмоции били через край. Я каждый день это слышала, но не одобряла. И это было правильно. Культура привитая моей мамой была на такой высоте что опуститься до площадной брани не было никакой возможности. И я своим детям обязательно привью то что передала мне моя мама. А ей её бабушка. Она всегда была стильной женщиной. И я всегда гордилась ею. Вечер в суете работ подкрался незаметно. Часов в десять приехали наши из госпиталя и я приняв свою команду дала команду на погрузку раненых солдат. Никто у меня из своих не погиб а ранения никто не считал. Нас даже не вылеченные до конца лишь только становились на ноги как сразу становились «здоровыми» и всеми правдами и неправдами стремились удрать в свои части, твёрдо уверовав что там свои и свой дом. И поверьте врачи были часто бессильны перед этим порывом. Никто не считал это подвигом. Надо! И всё! Многие в последствии погибнут, станут инвалидами - война не щадила никого. Но никто не сожалел о своём поступке и каждый доказывал что его место на передовой. И я их понимала. И сама бы давно махнула на фронт. Но я видела умоляющие глаза мамы и Ирмочки, видела как разрушен Краснодар и понимала что люди окружающие меня ждут от меня помощи и я не могу им отказать. Меня ждут и я не имею права! Вырваться домой я смогла только ранним утром. Людей как обычно не хватало и несколько часов я вручную перетаскивала раненых, распределяя их по переполненным коридорам. Мест в комнатах катастрофически не хватало и приходилось проявлять смекалку и находчивость чтобы распределить новую партию раненых. Некоторых сразу относили в операционную. И я совершенно закрутилась. И даже не спросила своего ангела хранителя про капитана Белова. Не до него было. А когда освободилась совершенно забыла о нём. Груз неимоверной тяжести буквально валил меня с ног но я стремилась домой интуитивно чувствуя что меня там ждут. И не ошиблась - меня там ждали. Возле моего подъезла двое молодых в форме НКВД нервно курили уже не одну папиросу. -Лариса Беликова? – обратились они ко мне, - вы задержаны. Пройдёмте с нами Я молча кивнула и посмотрела в открытое окно своей квартиры. И чуть не сошла с ума. На меня на расстоянии нескольких метров сурово смотрел мой отец и заплаканая мать. И они ничего не сказали когда меня стали выводить из двора на улицу. Что творилось в моей голове лучше не говорить. Я знала что они не оставят меня в покое и придут в самый неподходящий момент. Но я не могла им крикнуть: «Здравствуйте мамочка и папочка». Не могла. Весь двор имел уши и десятки глаз буквально пожирали нашу небольшую процессию. Зрелище ещё было то! И каждое моё неосторожное слово могло навредить моим родным. А я это позволить себе не могла. И капитану Белову лишний козырь я не предоставлю. Пусть будет, что будет. Моя совесть чиста и никто не скажет что я немецкая подстилка и предательница. Не была и не буду! А то что отец меня увидел это даже к лучшему. Он меня всегда понимал и я всегда чувствовала его незримую поддержку. За калиткой нас ждала чёрная эмка. Как в тридцать седьмом. Страх сразу сжал моё сердце. Я молча уселась на заднее сиденье. Рядом со мной пристроился мой сверстник напрасно натягивающий на себя маску равнодушия. Его что-то беспокоило и ему явно хотелось спросить меня но я не обращала на него никакого внимания. Не до разговоров. Мне бы себя привести в порядок. А остальные… Бог с ними. Расстояние между моей квартирой и домом Гестапо было не больше десяти минут пешком, но мне казалось что мы едем бесконечно долго. Неожиданно разболелась голова и незримые молоточки бешено застучали в висках. «Этого ещё не доставало» - разозлилась я но вот машина остановилась у бокового входа здания и дверь немедленно распахнулась. На улице было холодно - моросил противный дождь. Мерзкая погода. Подстать моему настроению. Я понимала что несколько шагов отделяют меня от свободы но сопротивляться и кричать было бессмысленно и приготовилась к худшему. Хотя мысль что папа уже дома и знает где я крепко сидела во мне. Мы Беликовы и никто из нас не бросит своих в беде. А что беда пришла - я не сомневалась. Когда я вылезала из чрева машины то обратила внимание на свои стоптаные туфли. И про себя ахнула. На меня смотрели мои старые бежевые туфельки с порванными носками. «Боже какой стыд» - пронеслось у меня в мозгу, - « и они всё это видят? Ужас!» Так что настроение у меня было напрочь убито и я с мрачными мыслями вошла в арку бокового входа. Внутренне я уже съёжилась от не именуемого, но мои конвоиры вели себя на редкость корректно. И это ещё больше меня насторожило. Меня долго вели по длинным коридорам и перед одним кабинетом один из конвоируемых зашёл в кабинет. Как сейчас помню - №28. В это время другой конвоир наклонился ко мне и тихо прошептал: -Ни в чём не признавайтесь. На вас написали донос. Я внимательно посмотрела на него. Но он был сама непроницаемость. На меня смотрел совершенно отрешённо молодой человек и мне показалось что я ослышалась. Но ведь я слышала и это не галлюцинация. И тут я поняла - меня хотели предупредить! Но рассуждать на эту тему мне не дали, дверь открылась и оттуда раздалось: -Заходите. Я не задумываясь переступила порог. К моему удивлению там был не только капитан Белов но и двое кадровых военных среднего возраста в чине подполковника. Меня это немного озадачило. Я не думала что моей особой заинтересуются такие персоны. Но для всех я была само спокойствие. И если бы не носки я бы гордилась собой. -Товарищ Беликова мы вызвали вас по некоторым вопросам. Первое: вам знакома фамилия Остапенко? Остапенко Семён Никодимыч. Я впервые слышала такую фамилию и поэтому отрицательно мотнула головой. -Хорошо. Тогда подойдите к столу и посмотрите фотографии людей. Кто из них вам знаком? Мне пришлось преодолеть несколько метров чтобы приблизиться к говорившим. На хорошем дубовом столе застеленным зелёным сукном лежали веером несколько фотографий людей которые ьыли совершенно незнакомы мне. Хотя один молодой с испитым лицом почему-то навевал смутные сомнения. Я определённо где-то его видела. Но ответить однозначно я не могла. Видя мою нерешительнось один из подполковников мягко спросил меня: -Во время окупации вы работали вольнонаёмной в немецком госпитале. Мы не будем сейчас заострять внимание почему вы там оказались. Нам это пока неинтересно. Но, - тут он сделал эффектную паузу и поднял указательный палец, - Мы знаем что вы свободно владеете немецким языком и ваша мать этническая немка -Полячка, - поправила я, но он махнул рукой: -Не важно. Корни немецкие. Нам это известно не спорьте. Про неё другой разговор. А сейчас главное. Совсем недавно вы помогли задержать опасного диверсанта. Рискуя головой. Почему вы там оказались? -Так уж получилось. Ещё со времён оккупации в немецком госпитале. Во дворе часто крали бельё а за растрату полагался расстрел. Поэтому и сушили его на чердаке. Он давно был заброшен и там ничего не пропадало. Поэтому я и ходила в свою смену туда вешать бельё. -И это всё? -Нет, - ответила я немного подумав, - у меня погибла близкая подруга Тоня, а за ней ухаживал один фронтовик который мне показался подозрительным. -Почему? -У него глаза были ледяные или точнее очень расчётливые. Такие были только у немцев. Неживые. Я может не разбираюсь в людях но я интуитивно чувствовала что он играет другую игру но не смогла этого доказать. Хотя подозрения были особенно после смерти Тони, моей подружки. Поэтому я и решила сама заглянуть в чердак, а тут ещё накануне мой помощник сорвался с лестницы и разбился насмерть. -Он не разбился - его убили. -Я догадалась потом,  но предупредить не успела. Остальное вы знаете из докладной. -Да мы многое уже знаем. Хорошо, что его взяли живым. Вы нам очень помогли. Там где вы его обнаружили был обнаружен целый схрон с оружием и рацией. Мы там оставили засаду и позавчера там был схвачен связник из фашисткого бандподполья. По моему из русских немцев. Неприятный тип. К сожалению такие ещё имеются. Но этот человек утверждает, что знает вас потому что вы одна из немногих кто был допущен в комнаты,  где лечились антисоветское отребье. -Да я там работала по особому распоряжению главного хирурга. Там была круглосуточная охрана и специальный пропуск. Так как я была дочерью фольксдойче и мне доверяли, то я убирала у них и приносила иногда пищу. -С кем из немцев вы были в отношениях? - вдруг неожиданно спросил капитан Белов и я съёжилась как от удара -Ни с кем, - ответила я -А ваши постояльцы? -Они мне в отцы годились. Им за пятьдесят обоим было. И разговаривали в основном с матерью. А во вторых они антифашисты и очень часто закрывали глаза на мою подпольную деятельность. Как я ранее вам говорила. Тут опять вступил в разговор полковник: -Он утверждает, что был знаком с вами ещё в сентябре сорок второго, когда их вселили в вашу квартиру. Это правда? -Да но ненадолго. Это были немецкие солдаты из жандармерии и вели себя очень грубо. Мать пошла в комендатуру и пожаловалась что они хотят меня изнасиловать. И тогда её выслушали, она по заданию изображала из себя фольксдойче и знала в совершенстве немецкий язык. Их сразу убрали из нашей квартиры и больше я их не видела, а к нам подселили вот этих офицеров. -Странно. Но он утверждал что специально направлялся после госпиталя к вам. Почему? -Я не знаю. -А кто знает? Почему именно к вам? Отвечайте! Что вас связывало с ним? Все испытывающее посмотрели на меня. Но я ведь не господь бог. И сама не пойму зачем этот тип заявился ко мне. Или пытался зайти но не успел. Но почему ко мне? Этого я не знала и другой полковник бросил: -Привести арестованного Остапенко. Я сразу всё поняла. Меня решили проверить до конца Понятно мне делали очную ставку не просто так. Им нужно срочно доказать что я не просто предательница а активная сообщница фашистов. Которых надо убивать налево и направо. Но я же ни в чём не виновата. И пусть они докажут что белое чёрное. Я обязательно их разоблачу. Особенно капитана Белова. Пусть только приведут этого предателя я ему тут же глаза выцарапую. Ждать пришлось долго. Офицеры молча курили и практически ничего не говорили. Я тоже ничего не делала. Просто стояла и ждала. И дождалась. Дверь скрипнула и я невольно обернулась и увидела этого человека. Одного взгляда было достаточно чтобы я узнала его. Это был тот солдат что приставал ко мне. И он меня тоже узнал и погано ухмыльнулся: -Вызывали начальники? Я пришёл. Чо надо? Полковник не стал с ним миндальничать: -Чокать будешь у параши сука а тут будешь отвечать. Понятно гнида? Страх перекосил заключённого: -Да начальник. Я всё понял. Всё скажу. Спрашивайте. -Кто эта женщина? Несколько секунд он молчал, но потом опустил глаза и тихо но внятно сказал: -Это по моему Лариса Беликова. Они из немцев. Особенно их мать. Фольксдойче. Ценные агенты. Так нам объяснили. Нас с товарищем поставили на постояльство в их квартиру. Но мы там были недолго Потом нас отправили на на фронт под Туапсе. Но обер-бургомистр Петров сказал что это проверенные люди и им можно доверять. После отступления из Краснодара мы работали в зондеркоманде оберфюререра Цимке, расположенной в Крыму, в городе Керчь. А после окончания нас несколько раз забрасывали на Кубань для проведение диверсий. В последний раз нас на случай провала рекомендовали скрыться у бывших сотрудников комендатуры. Каждому выдали список с адресами и заставили вызубрить наизусть, а бумагу сожгли. -Дальше! -Неделю назад мы были заброшены за Титоровку и нам надо было найти господина Кречета. Он в Краснодаре ранее устроился в бывший немецкий а сейчас действующий советский госпиталь и там была его оружие, деньги и рация. Её немцы заранее при отступлении оставили. Чтобы мы ей воспользовались и держали связь. -Какое у вас было задание? -Взорвать водокачку и отравить любые источники воды. -И вы хотели задействовать Беликову? -Да! -Каким образом? -Если я не встречу господина Кречета на явочной квартире я должен под видом офицера проникнуть на чердак госпиталя и забрать разведданные спрятанные в тайнике. И если вторая явочная квартира будет провалена мне надо было найти Ларису Беликову и шантажом заставить её работать на абвер. -И вы думаете - она бы согласилась? -Она была завербована службой Гестапо сразу после оккупации. Есть её подпись. Мне показывали. Она подлинная. Я сам видел. Эта дамочка была лояльна власти и наши инструкторы в разведшколе просчитали что её можно задействовать в наших акциях. А потом используя её командировки попытаться перейти линию фронта под видом санитара. Наступила зловещая тишина. Я понимала ещё секунда и моя судьба решится окончательно и внутренне приготовилась к худшему. Этой паузой тут же воспользовался капитан Белов: -Что вы слушаете эту суку, - заорал он, - Не видите что она давно продалась им? Я же вам докладывал что ей верить нельзя! От неё всё можно ждать она и мать свою продаст. У ней родственники из Польши. Она попыталась недавно скрыться на фронте. Если бы вы дали мне возможность…. -Товарищ капитан прекратите истерику! – одёрнули его, - мы не на концерте и не вам тут командовать. Мы разбираем дело Беликовой а не ваши эмоции. Я вся обратилась в слух. -Что вы можете сказать товарищ Беликова? – обратились полковники ко мне и я запальчиво махнула головой: -Он всё врёт! Капитан ненавидит меня за то что я отказалась свидетельствовать против своей матери -Но вы не будете отрицать что сотрудничали с немцами? -По заданию горкома партии. Это не тайна многие знают. Спросите. Нам специально дали задание внедриться в немецкие структуры и собирать разведданные. Вы можете всё узнать, навести справки. Это не трудно. Если бы мы были бы агентами фашистов, то давно ушли ушли в Крым как этот выродок. Но все мужчины нашей семьи сражаются на фронте, а родные или сгинули как брат Алик либо расстреляны как наша бабушка по отцу. И если бы я была виновата то меня сразу же судили как всех предателей. На виселице. Но я уже прошла не одну проверку и доказала своей работой в подполье. Спросите любого а не эту фашистскую гадину, кто таскал на себе мины и собирал продовольствие, кто рисковал по ночам расклеивая листовки и укрывая раненых? Спросите. Люди скажут. Не обманут. А то что я с немцами была и улыбалась им так это по делу. По другому нельзя. Партизаны требовали всё новых и новых сведений и от этого зависела чья-то жизнь. Я не могла поступать иначе. Поверьте не могла! А этот выродок если бы появился в моей квартире то сразу был бы арестован и сдан на первом посту. Слава богу милиции у нас хватает. Я уже одного помогла задержать в госпитале… Вы же знаете. -Знаем. Хорошо товарищ Беликова побудьте в коридоре. Ни с кем не разговаривать ничего не передавать. Товарищь Смирнов выведите её подальше от двери и стойте рядом с ней. Лично отвечаете за неё. А вы товарищ Полежаев отконвоируете Остапенко обратно в тюрьму. С собой взять двух конвойных. При попытке к бегству стрелять на поражение. Не раздумывая. Ясно? Идите. От этих слов предателя словно обожгло. Он неуклюже дёрнулся и посмотрев на меня с лютой ненавистью медленно вышел из комнаты. Уже выходя из комнаты я услышала голос второго молчавшего до этого полковника: -Тут не простой случай. Я уверен, что тут много неясного. Короче. Нам надо ещё кое что обсудить. И вы капитан никуда не уходите. У нас есть к вам вопросы… ______________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ Верить в себя нужно всегда. Без веры человек ничто и его сломает любое дуновение ветра. И не надо никакой бури чтобы понять – жизнь прошла впустую и её не вернуть. Это закон. Молодость даётся раз и она быстро проходит а вот старость… Старость приходит почему-то неожиданно. И навсегда. И я тоже постарею если доживу. Выйду замуж, рожу детей и буду полезна людям. Так устроена жизнь. А я любила жизнь и этот прекрасный город, мой город и не представляла как я могу жить иначе. И мне всё время вспоминались слова моего папы: «кто если не я». И я гордо вскинула голову. И улыбнулась. Я тоже такая!                                продолжение  следует...

закажите себе улыбку оплатили 16 человек согласны получить на почте и оплатить 44 человек согласны оплатить в ближайшие месяцы 51 человек