Промокашка

Однажды, в очередной раз пролистывая Большую Белую Летопись Белогорья, я обратил внимание на отсутствие нескольких страниц. Причем, они были так аккуратно вырезаны, что не оставалось никаких сомнений в причастности к этому самого Летописца. Стало жутко интересно, но червь познания окончательно изгрыз мою душу, прежде чем я осмелился обратиться к Меловому Гному за разъяснениями. Он очень сильно смутился, отвел глаза и, не поверите, кажется, даже покраснел. Потом махнул рукой, глубоко вздохнул, и рассказал все, как оно было.
Апрель той весной выдался скорым и жарким, в три дня иссушил он подсолнечный выгон, без времени зеленя его на голых прошлогодних выпасах. Потом вдруг, надолго зашел суховей – калмык, потянул зноем из Задонья, от Тахтарки, выбирая поснежную сырость даже от теневых, потаенных закутков. Озаботились, зажурились белогорские мужики, по всем погодным приметам выпадал неурожайный год. Однако ж, месяц май щедро и обильно одарил тремя дождями, теми самими, долгожданными, от известной народной поговорки. Враз природа встрепенулась, давая надежду крестьянам, и уже видели в Пидпильном бабушку Ялеську, собирающую лечебные травы. А на Купалу, в лесу при Замирных озерах, ждали цветения папоротника. Ну да так-то всегда было, из года в год, и каждый раз выходил Леший встречать незваных гостей на порог своего леса, в тайне надеясь, что к следующему разу поймут люди, насколько несбыточны их мечты и надежды на свершение чуда. Хотя, конечно, сам-то он знал правду, потому и начинал шугать и кружить смертных еще от крайнего куста, да так, что к утру оказывались они, кто на Кужне, кто на Саге. Самые упорные встречали рассвет аж на Дуванском повороте, а это ведь стоило немалых хлопот. Спасибо Водяной помогал, понятное дело, в меру своих возможностей, ведь на перепончатых лапах по лесу много не набегаешь. В ночь на Купалу залезал он по самую шею в Гнилое озеро, и до утра громко пускал газы, отпугивая малодушных еще на подходе. Водяной имел в том свой интерес, поскольку однажды случился в его жизни неприятный прецедент с говорящей щукой из Молочного озера и белогорским лодырем Емелей. Тоже все начиналось с Купалы и цветка папоротника. Немалых трудов стоило замять эту историю. Царевы чиновники брали взятки исключительно стерляжьей икрой, но добились-таки перевода дела из чудес в раздел русских народных сказок, где оно благополучно пребывает до сих пор. Вообще-то, друзья придерживались консервативных взглядов и, пытаясь отвадить людей от заблуждений и суеверий, ненавязчиво преподавали им основы ботаники. Но, людьми, как известно, правят желания и пороки, и даже законы природы не всегда способны обуздать их неуемную спесь и жажду бесчестного обогащения. Вот потому-то и не меньшилось число соискателей. Каждый год, в ночь на Купалу, ходили белогорские парубки к Замирним озерам в надежде выхватить у судьбы счастливый билет, то бишь полночный цветок, который и цветет то всего один миг. Напрасно Фома путал Рыбацкую тропу, напрасно увещевал неразумных, те только смеялись в ответ, да приводили в пример лодыря Емелю. После такого аргумента у гнома опускались руки - сам помнил еще, как вверх по Косой дороге, с поднятыми оглоблями ехали сани, доверху груженые дровами. Знали, многие в Белогорье знали правду, другое дело, что не пошло Емеле впрок дармовое счастье. Но то - уже совсем другая история, а сейчас очевидец тех давних событий снова пересчитывал уходивших в ночной лес. Работа такая. Краины шли через Пересуху, базаряне - вдоль горы, мышутяне спускались по Косой дороге, а семейцы и стогоярцы предпочитали искать удачу в урочище Круглом, совсем в другой стороне. Там папоротник хилый, в четверть от пойменного и, что касаемо цветения, так этого сроду не видели. Уже при высокой луне Фома проводил последних и тут же присел, давая ногам отдохнуть. Кому праздник, а кому лишние хлопоты. Сразу после полуночи начнется обратный ход. Пойдут через холмы мокрые, усталые, искусанные комарами, чтобы к восходу солнца успеть к своим волам, нивам и покосам. И каждый будет создавать свое счастье своими руками. Но через год обязательно придут сюда снова. Непонятные существа …. Под ласковый теплый ветерок Фома задремал, и приснилось ему, будто теперь земная ось проходит теперь через Дидову гору. Толкование тому могло быть разное, в любом случае стоило обеспокоиться состоянием тамошних родников. Пришлось спускаться вниз. От заболоченного перехода на другую сторону тянуло холодом и запахом ряски, гном сразу весь отсырел, но все ж прошел дальше, изучая еле заметное течение вод. В чистых кулыжках отражались звезды, а грязные следы, недавно оставленные людьми, чуть подернулись рябью. Тут могла быть протечка! Но ближе подойти не удалось. Внезапно все вокруг загудело, зашумело, колыхнулось в своих берегах Молочное озеро. Фома поскользнулся, еле устоял на ногах, взмахнул рукой и невольно схватился за кустик болотной травы.
В тот же миг оттуда полыхнуло алым пламенем, осветив все вокруг от болота до неба. Потом стало темно и тихо, и только из глубины леса раздавались испуганные окрики людей. Еще боясь поверить своему нечаянному счастью, гном медленно разжал кулак. На обожженной ладони лежал небольшой красный цветок. Остывая, он пульсировал, терял в цвете, и наконец, погас совсем. Но, теперь это было неважно, перед хозяином Кошелевой горы открывались безграничные возможности, перспективы поражали воображение. Он сунул руку под мохогрейку и, не оглядываясь, побежал домой, впервые от дня сотворения Белогорья, отказав людям в помощи. Тут оно все и начиналось. Фома бежал не оглядываясь по самой глухой полночной теми, не встретив ни одной живой души, и только на Лысой горе порхнули рядом две летучие мыши, запищали встревожено - «Что случилось!? Что случилось!?» - древнее предание начинало сбываться, и Фома возликовал, сразу поняв, что теперь ему доступно понимание языка птиц и зверей. Он успел вернуться в свое жилище еще до первых манжарских петухов, прикрыл дверь и только тогда перевел дух. Хотелось остаться одному и в тишине осмыслить предстоящие изменения в жизни и судьбе, которые непременно наступят. В этом не было никакого сомнения. Цветок папоротника тоже ведь не всесилен, не может сделать всех счастливыми, поэтому желания исполняет исключительно для хозяина. А тому бы жить в Белогорье – чего еще большего желать то? Можно, конечно, по своему хотению заказать телегу саморубленных дров, да только который век вся Кошелева гора отапливается солнечными лучами, которые заготавливали впрок, с июня по сентябрь. Можно еще цареву дочку пожелать, но Фома был примерным семьянином и баловства себе не позволял. По всему выходило, что совсем бесполезная функция. Другое предназначение цветка позволяло его обладателю проникать взглядом в земные глубины. Весьма полезно видеть изнутри геологические структуры, но к тому времени, читал хозяин горы свои владения, как открытую книгу, а все клады были пересчитаны и пронумерованы. Оставалась способность понимать язык местной фауны. Это не было бы лишним при любых обстоятельствах. А особенно, при ветеринарной практике. Между тем, уже низянские петухи, объявили о начале нового дня, а Фома все никак не мог определиться с нежданно привалившим счастьем. Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. На первый взгляд ничего не изменилось вокруг и небо не упало на землю, но все же в утреннем воздухе царил неописуемый хаос. Прежний привычный мир, словно сошел с ума. Казалось, добро и зло сошлись во всеобщей разноголосице. Птицы больше не услаждали слух чудным пением, теперь они ругались, радовались, хвастали и сплетничали. Скотина жаловалась на тяжелую жизнь и обзывала своих хозяев скотиной. Собаки гавкали на тех и других. Суслик хотел кушать, коршун тоже. Один кричал от страха, другой от вожделения. Мир был наполнен завистью и благодушием, жадностью и щедростью, радостью и страданием. Благозвучные прежде звуки превратились в слова, а говорили все много и сразу. Мозг отказывался принимать новые реалии, но с этим предстояло жить дальше. Рассвет не принес облегчения и тут, Фома понял, что влип. На три дня и три ночи заперся он в самой глубокой и дальней пещере, чтобы в тишине найти способ вернуть назад свое прежнее, скромное гномье счастье. В третью ночь пришло озарение…, ну, по крайней мере, стоило попробовать. На самом краю Края жил старый колдун. Делать нечего – отправился к нему Фома за советом. Колдун в хату не пустил, встретил гостя у ворот. Прищурился, будто узнавая, потом вдруг вдарился оземь, оборотился черным котом и произнес – «Каждый сам кузнец своего счастья, - что немцу хорошо, русскому смерть!» - Запрыгнул на плетень и добавил – «Клин клином вышибают!» - Что хотел сказать? Эти оракулы всегда загадками говорят, потому и никогда не ошибаются. Совсем расстроился Фома, вернулся к себе на гору, растер волшебный цветок в пыль и пустил ее по ветру. Чуть только она касалась земли, там сразу расцветали луговые колокольчики. Это потом к ним все попривыкли, перестали замечать их неброскую красоту, да и цветут они теперь раньше, согласно своим биологическим часам и никто не имеет права вмешиваться в однажды и навсегда налаженный ритм. – «Тик – тинь, тик – тинь» - донеслось от пойменного луга, и сразу зазвучала над Кошелевой горой песнь жаворонка. Гном облегченно выдохнул. Жизнь продолжалась.