в открытом настежь сердце, - грустно в нем.
За эти годы в нем перебывало
необычайных странников немало,
но чаще пустовал он день за днем.
И видел он
в улыбках жизни и в ее блужданьях
один и тот же бесконечный сон -
о легких встречах, скорых расставаньях.
И редко, редко путник уходящий
для гостя нового оставит огонек,
в ночи горящий,
и, покидая дружеский порог,
напишет несколько приветных строк.
Нет - большинство гостей уходит в нетерпенье,
едва спугнет их преждевременный закат,
и в доме остаются хлам и чад,
умерших песен неприкаянные тени
и стертый след на каменной ступени.
И потому, когда в ночи глубокой
неведомый мне путник одинокий
затеплит огонек, тогда:
- Кто там теперь? - гадаю я в тревоге. -
То запоздалая любовь зашла с дороги
иль загостилась старая беда?
Э. Г. Мартинес.
Andrew Wyeth.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 4
Дом у дороги - старый дом,
Случайный разговор...
Присели за одним столом
Святой отец и вор.
Вор молча выпил двести грамм
И начал говорить:
Святой отец поведай нам
Зачем же стоит жить?
Ты жизнь прожил себе в урон,
А что ты видел в ней?
Холодный блеск святых икон
В стенах монастырей.
Пускай я - грешник, пусть я - вор,
Ждет ад меня - пускай!
Но я узнаю до тех пор
Все то, что значит рай!
Священник, осушив кувшин
С рубиновым вином,
Сказал спокойно: верь мой сын
И мы тебя спасем!
Достал он из плаща свой крест,
Покайся, мол, пора...
Вор за ножом в сапог полез -
В кресте куш серебра!
......................
Ползли гадюки-языки
С лампады под столом.
Свела дорога вопреки
Две тени в тот дом...
Три креста на лобном месте
Крепко вкопаны в откос,
На крестах распяты вместе
Два злодея и Христос<
...ЕщёДом у дороги - старый дом,
Случайный разговор...
Присели за одним столом
Святой отец и вор.
Вор молча выпил двести грамм
И начал говорить:
Святой отец поведай нам
Зачем же стоит жить?
Ты жизнь прожил себе в урон,
А что ты видел в ней?
Холодный блеск святых икон
В стенах монастырей.
Пускай я - грешник, пусть я - вор,
Ждет ад меня - пускай!
Но я узнаю до тех пор
Все то, что значит рай!
Священник, осушив кувшин
С рубиновым вином,
Сказал спокойно: верь мой сын
И мы тебя спасем!
Достал он из плаща свой крест,
Покайся, мол, пора...
Вор за ножом в сапог полез -
В кресте куш серебра!
......................
Ползли гадюки-языки
С лампады под столом.
Свела дорога вопреки
Две тени в тот дом...
Три креста на лобном месте
Крепко вкопаны в откос,
На крестах распяты вместе
Два злодея и Христос
azaz78
и стертый след на каменной ступени...
Удивительно и пронзительно!
Вошло в душу...
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты и я в нем умирал.
«Постойте умирать!» — звучало в ржанье с луга,
и протяжном вое псов и сосенной волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
а это все равно что умирать вообще.
А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
и бегал еж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.
Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной — все видела спина! —
с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
измученная мной, любимая спала.
Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас — предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.
Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить...ЕщёКачался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты и я в нем умирал.
«Постойте умирать!» — звучало в ржанье с луга,
и протяжном вое псов и сосенной волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
а это все равно что умирать вообще.
А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
и бегал еж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.
Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной — все видела спина! —
с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
измученная мной, любимая спала.
Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас — предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.
Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?
Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
хотел я счастье дать всему земному шару,
а дать его не смог — одной живой душе?!
Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее.
Качался старый дом, скрипел среди крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы,
В нем умирали мы, но были еще живы.
Еще любили мы, и, значит, были мы.
Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!)
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, ехидничая втайне,
«Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.
Но в суете страстей, печально поздний умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив"