«Док. №13
В колхозе мы уже досыта никогда не ели. Бывало, проснешься ночью от голода, сил нет, как есть хочется!
Когда Миханю надо было в школу отправлять, так ему совсем не в чем идти было. Кто рубашонку из соседей дал, кто штанишки.
Док. №15
Мою сестру с семьей выселили на север. В чем были одеты, в том и, с голой душой, отправили этапом. Двое ее детей умерли по дороге от голода и мороза.
Док. №25
Одеть и обуть — нечего было. Зимой резиновые чуни наопушняешь (то есть, затолкаешь туда овчину) и носишь. А колени тряпками обматывали, чтобы они не мерзли.
Док. 28
Коллективизация для нас — это грабежи, произвол. Забирали все имущество (скот, хлеб, орудия труда, иногда дома). Конфисковывали даже одежду и обувь. Кто сопротивлялся, того расстреливали или ссылали в Нарым. С собой могли взять только то, что можно унести на руках. Сведения из Нарыма поступали: они там жили в землянках, ели кору деревьев, умирали семьями. Из малолетних детей там не выжил никто.
Док. №29
Раскулачивание в деревне проходило с огромной жестокостью. Народ находился в панике, страхе. Имущество отбирали, семьи отсылали. Брата отца с семьей сослали на Камчатку. В первую же зиму вся семья погибла.
Голод в деревне стал существовать сразу после коллективизации. Он так от нас потом и не уходил.
Док. №31
В своем личном хозяйстве работали только по ночам, после работы в колхозе.
Док. №39
Наступил 1931 г. Начались колхозы. Тогда у людей все отбирали, их хозяйства разоряли, а самих отсылали в Нарым. Ни один из них не вернулся. Даже писем от них не было.
В колхозе никто не жил справно. Все жили плохо. Даже на ноги обуть нечего было. Нищета была.
Док. №40
За «горсть гороха», судили и давали пять лет тюремного заключения…
Док. №47
Платье у меня всего одно было. От матери досталось. Вещь дорогая. Одевала только по большим праздникам. Родила дочь, завернуть не во что было. Она у меня целый месяц нагишом лежала.
Док. №51
Целые семьи сажали в вагоны, заколачивали [гвоздями — А.М.!!!] и гнали в Сибирь. Очень много людей погибло в пути.

Колхоз это что-то ужасное. Мы работали за палочки.
Немцы вели себя довольно хорошо. Они позволяли нам работать и, к тому же, большую часть урожая оставляли нам и лишь меньшую забирали себе, в отличие от колхозных порядков. Знаешь, что мне за такие слова совсем недавно было бы?» [96] (Лопатин Л.Н., Лопатина Н.Л. Коллективизация и раскулачивание в воспоминаниях очевидцев. М., 2006).
То есть немцы вели себя много гуманнее большевиков! А молчали об этом потому, что за такие откровения большевики убивали. Причем, уже и в 60-е, и в 80-е молчали, так как прекрасно знали, что КГБ не дремлет и за негативную информацию про советский режим могли укатать в дурку и там заколоть насмерть.
И лишь к концу 90-х пропадает страх и старожилы начинают рассказывать — что творилось в годы их молодости в СССР.
«Док. №57
Мне кажется, что за период с 1922 по 1939 гг. от страшного голода в деревне умерло людей больше, чем на фронтах гражданской и Великой Отечественной войн. Нищета в колхозе была хуже татарского ига. Худшего уже и быть не могло.
Док №45
Отца моего отправили в лагерь на Север. А нас с мамой куда-то долго везли в товарном вагоне. Это была страшная дорога. Нам практически не давали ни еды, ни воды. Маленькая Вера заболела дизентерией и умерла.
Док №126
Ох, и тяжела же была та дорога в ссылку. Многие ее не выдерживали, умирали. Особенно много умерло детей.
Док №108
К весне 1932 г. дети начали болеть от истощения. Пришла дизентерия и др. болезни. В некоторых семьях все дети поумирали.
В 1937–38 гг. повсеместно репрессировали молодых (30–40-летних) мужчин. Им обычно давали срок 8–10 лет. Но возвращались лишь единицы. А многих из таких потом снова забирали. Там они и погибали. А что такое, нет в семье мужчины? Даже в нашей деревне Берензасс как не стало отца, считай, вся семья и погибла. Зимой от голода люди пухли. Дети плакали и кричали: “Хотим есть, дай кушать!” А мать ничего не имела. Летом еще как-то огородом, травой питались. А зимой, если кончались запасы, шли по деревням побираться. Умирали люди.
Док №111
После ареста отца у нас начался голод… Маленькие дети умирали.
К коммунистам отношусь плохо. Считаю, что как прежние коммунистические лидеры, так и нынешние политики — это не те люди, которые должны стоять у власти.
Док №132
Были случаи, когда арестовывали женщин и даже расстреливали их за несколько колосков, украденных с колхозного поля, чтобы прокормить своих детей… В 30-х годах у нас голода не было, так как тогда мы не входили в СССР, а жили под Польшей. Мы знали, какие страсти с голодом были на Украине, входившей в СССР. Земля одна, природа одна, народ один. У них голод, а у нас, через речку, сытая жизнь. Потому мы колхозов и боялись, когда в 1939 г. и к нам пришла советская власть. Наступившую в колхозе нищету сравнивать было не с чем, так как с таким положением мы ни разу не встречались» [96] (там же).
А через пару лет придут немцы. И найдется ли у ограбленных только что еврейскими комиссарами людей, часть которых большевики так и вообще поубивали, желание защищать такую вот людоедскую страну, как СССР?
Вот по какой причине в первые же два месяца войны сдались в плен 5 млн. советских измордованных режимом молодых людей. Они думали, что немцы пришли их спасать от большевиков. Однако скоро выяснится, что немцы большевиков ничуть не лучше — они такие же враги Русского народа, как и еврейские большевики: хрен оказался редьки не слаще. А потому настоящая война за свое Отечество начнется лишь со Сталинграда, когда большевики, наконец, осознав свое вопиющее ничтожество, выгонят из армии комиссаров, подло стреляющих в спину и умеющих лишь подло убивать, но при этом совсем не умеющих воевать. И оденут на солдат исконно русскую форму, в качестве знаков различия пришив на плечи дореволюционное отличие русских воинов — погоны. И, что и понятно, прекратят гонения на душу Русского человека — Православную его Церковь. Только после этого и появится образ Русского воина — победителя во 2-й мировой. И война с этого момента неуклонно покатится на запад, освобождая рекордное за всю мировую историю отданное врагу на поругание и пленение количество людей: около 90 млн. человек, 20 млн. из которых немцы расстреляют, сожгут в крематориях в лагерях смерти или заперев в избах…

«Док. №135
В сталинских лагерях, о которых ты спрашиваешь, я не была. Но знаю от знакомых, что кому удалось выжить, и их освободили, то у них взяли подписку о неразглашении всего, что было с ними в лагерях, тюрьме. Так что, мил человек, ничего ты не узнаешь о тех лагерях. Люди боялись опять в них попасть за рассказы о жизни в них. Из отсидевших сейчас никого, я думаю, уже и в живых-то не осталось» [96] (там же).
Но свидетели, вопреки выше означенного очень не веселого утверждения, так как из лагерей возвращались лишь калеками и быстро после этого умирали, всегда остаются. Есть они и среди тех, кто не побоялся рассказать правду о сталинских лагерях. И свидетельства эти очень страшные. Протоиерей Михаил (Труханов), например, сообщает, что в Унжлаге в 1941–1943 гг. хлебная пайка была для работающих на лесоповале 400 г, в лазарете, куда от безкормицы и непосильного при этом труда попадали перед смертью практически все, — 200 г. Но в этом лазарете лечить нечем было. Там не было даже йода. А потому люди опухали от любой ранки и умирали десятками. Он работал в похоронной команде и зарывал по 60–90 человек в день [102] (Труханов М.В. протоиерей. Воспоминания: первые сорок лет моей жизни. «Лучи Софии». Минск, 2010). Почему большевикам даже во время ведущейся тяжелой войны не требовались люди на фронте, а потому они их так безжалостно убивали у себя в тылу, и по сей день остается неразрешимой загадкой коммунистической партии Советского Союза.
Сравниваем рацион питания в заключении при большевиках с царской каторгой. Вот что свидетельствует о питании в рудниках на Сахалине в 1889 г. А.П. Чехов:
«Рудничные арестанты в четыре летние месяца получают усиленное довольствие, состоящее из 4 ф. хлеба [1,6 кг] и 1 ф. мяса [400 г]…» [57] (Чехов А.П. Из Сибири. Остров Сахалин. Издательство «Правда». М., 1985. с. 302).
То есть мяса, которого в советских лагерях вообще никто никогда не видел и в глаза, получают царские арестанты столько, сколько советские хлеба. Но плюс к мясу царские каторжане «во глубине сибирских руд» получают еще и хлеба в 4 раза больше, чем советские арестанты! Иные узники царского режима свидетельствуют, что плюс к выше сказанному добавляется еще килограмм гороха. То есть с пол ведра гороховой каши.
Ну, и где же мы находим всеизвестную нам по большевицким лозунгам, что выясняется — совершенно безпочвенным, «тюрьму народов»???
«Док. №52
Родители говорили, что нищету колхозников надо сравнивать с нищетой рабов. Мол, рабы работают просто так, и колхозники работают “за так”» [96] (Лопатин Л.Н., Лопатина Н.Л. Коллективизация и раскулачивание в воспоминаниях очевидцев. М., 2006).
Но рабов все-таки кормили, а колхозников — нет…
Таких свидетельств собрано за 1998–2004 гг. экспедицией в Кемеровской области полторы сотни. И все они сообщают о фашизме, который принес, взамен Царства Николая II, столько лет советской пропагандой на все лады расхваливаемый большевизм. Вот она где — фальшивость этого лозунга, которым революционные евреи, чей Иудин труд по разгрому Православной России был проплачен мировой олигархией банкиров, одурачили русское крестьянство, отобрав у русских власть в их стране: «землю крестьянам»…
Итак, о чем в один голос сообщают все очевидцы советского безпредела и что подтверждают вскрытые архивные документы, в которых большевики из ЦК требуют у своих подчиненных на местах объявлять сотни тысяч людей кулаками, грабить их до нитки и конвоировать на север практически на верную смерть, напились ли большевики русской крови в период так называемой «коллективизации» начиная с 1927 по 1933 гг.?
Да вовсе нет. Вот продолжение террора, начатого еще в конце 20-х и не законченного к середине 30-х:
«31 января 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило “лимиты” подлежащих репрессиям. Они превосходили задания предыдущего года [37-го А.М.]. Например, для Омской области новая квота расстрелов увеличилась в 3 раза, Дальневосточного края в 4, Красноярского края в 2 раза. Но в последующие месяцы и эти нормы были повышены» [97] (Папков В.А. Сталинский террор в Сибири. 1928–1941 гг. Новосибирск, 1997.с. 221).
Вот почему крестьяне удивляются очень ровным количествам забираемых на убой людей: 15, 20, 30, 50 человек. То есть уничтожение крестьян этими людоедами велось по заранее спланированным нормам на убийства! Большевиков при этом вовсе не интересовало — повинен в чем-либо человек или нет — вся вина людей, подлежащих на огромных просторах России тотальному уничтожению, являлась лишь в том, что они русские…
И убивали нас большевики в ту пору по-разному. Кого расстреливали, кого топили в проруби, кого заваливали в шахте, кого морили голодом, кого нищетой.