23 декабря 2007 года на 60-летнем юбилее Владимира Григорьевича Петрова в числе родственников и близких друзей в Судиславле был Максим Ефимович Гойдо, проживающий сейчас в Челябинске. Он передал мне главу из предполагаемой книги, которую решил написать Роман Зотикович Щербаков. Книга эта о нас, о нашем детстве и селе, где мы жили. Тут же возникла идея описать житие каждому из нас, вдруг да что и получится.
Ну и, как говорят, начну благословясь.
Детский дом
1952-1955 гг., март, г. Шуя Ивановской области, ул. Театральная, д. 1 – детский дом, куда меня определили после смерти мамы. Родитель мой отбывал наказание за некое преступление. В 1947 году гуртовщики утопили несколько коров, погнав их через реку по тонкому льду, т.к. мост был плохой. Родитель заведовал заготскотконторой, вот и был осужден на шесть лет. Мама, хотя и была с ним в гражданском браке, подала на пересуд, а ему вкатили восемь лет. Такое было время.
К тому же он и его брат были ссыльными польскими офицерами после восстания 1939-1940 гг. Им повезло, так как многим тысячам была уготована Катынь. Ну да ладно – детдом.
Дисциплина была воинского плана, даже штанишки, когда выводили загорать, снимались по команде, не говоря об остальном. Отдушиной для меня была директор Герасимова – полная и очень добрая женщина. У нее был приемный сынишка из нашего детдома, он потом стал офицером и погиб на учениях. Любил я и кастеляншу тетю Веру. Она, выдавая нашу парадную форму, говаривала: «Деточки, никого не бойтесь, живите по совести, а кто вас обидит, того Бог накажет, вы ведь сироты».
Еще радость была: сын директора подарил мне и научил крепить настоящие коньки. Остальное – муштра и серость.
Запомнилось начало марта 1953 года. Еще не рассвело, как нас разбудил плач персонала. Умер Сталин — вождь, отец народов. Утро было холодным и туманным, наш детдом в полном составе вывели на городскую площадь, где проходил траурный митинг. Одели нас по выходному разряду – кожемитовые ботинки, х/б чулки на пажиках, вельветовые штаны, курточка, бобриковая пальтушка, но шапка была овечья с хромовым верхом.
Народ тонул в слезах, многие хотели выплеснуть свое горе, громко вещая с трибуны. Митинг длился часов пять, и мы замерзли, как бобики. Кто обсикался, а кто и того хуже (собирали-то нас в спешке). Беда!
Спустя 3-4 дня я заболел. Суставы стали распухать и жутко болели. Вердикт врачей был «ревматизм». И помер бы тогда, но где-то Герасимова достала пенициллин. Этим и выжил.
В конце марта того же года, по распутице, приехала какая-то тетенька, назвалась мамой и увезла меня в Судиславль. Это была жена моего родного дяди Константина Ивановича Голубева. Так началось мое житье-бытье в нашем селе.
Встреча с Судиславлем
Постепенно я стал звать их мамой и папой. Екатерина Евгеньевна была женщина строгих правил и традиций, она тогда не работала и занималась моим, так сказать, восстановлением. Отец, мастер головного маслосырзавода, работал с утра до ночи, так что дом был на нас.
Жили на улице 8-го Марта в половине дома – кухня, передняя, сени и туалет. Все было маленьким. Спал я на щите, который клали на кухонный стол. Вот и все удобства.
Первым парнишкой, с которым я познакомился, был Шурка Алексеев — сын наших соседей. Дом у них был пятистенок, большой участок, пасека. Семья была сплошь учительская, добрые и милые люди. Александр Харлампыч, так мы его звали, угощал нас, ребятишек, первым медом, давал соты. Это было лакомство – ведь в детдоме нам давали патоку, а сахар и кофейные подушечки только на праздник.
Шурка был младше меня на год-полтора, но именно он научил меня читать. И первая книга, взятая мною в библиотеке, называлась «Олень — серебряное копытце» Бажова. Кстати, когда я шел с этой книгой, какой-то большой парень отобрал ее у меня и крепко настучал ею по башке. Как потом выяснилось, это был Валерка Алексеев.
Потом я подружился с Серегой Шамагиным. Отец его, Михаил Васильевич, был директором так называемой «белой» школы, а мама учительствовала в «деревяшке».
Ниже нашего дома по улице жил Мишка Соколов, а летом на каникулы подтягивался Максим Гойдо, его двоюродный брат из Иванова. Так что некий костяк уличного братства образовался, а значит – надо жить!
И жили. Домашние дела: огород — посадка, поливка картошки, окучивание ее два раза за лето и уборка (а это около 20 соток), земля глинистая, тяжелая, ладно, хоть жуков колорадских тогда не было; ходили за грибами на Лобанку, Старое кладбище, Вшивку, а то и дальше – Белаевку и Скоково. Удили пескарей, гольянов в Готовке, Новихе и Корбе, где и раков промышляли. Драли корье и сдавали в заготсырье, чтобы заработать на кино. Тогда билет стоил пять копеек.
Наши игры
В результате этих походов круг наших знакомств расширился. Дело в том, что ребятишки центра воевали со слобод-скими, а верхний поселок – с нижним. Чтобы не быть битыми, мы объединялись с ул. Луначарского и прилежащими.
Еще более сдружились за время обучения в «деревяшке» — семилетней тогда школе.
Постоянные стычки внутри нашего объединения не помешали пополнению озорного братства. С появлением в наших рядах ребят постарше, а это Володя Субботин, тот же Алексеев, Левка Канарейкин и другие, игры наши стали серьезней и носили сезонный характер. Так, на первых проталинах резались в «вышибаловку» и «пристенок». Это на деньги. К «вышибаловке» готовились заранее, искали старые аккумуляторы и плавили свинец на «биток». Надо сказать, ответственное дело. Если «биток» получался правильный, выигрыш был обеспечен.
В «пристенок» многие играли отцов-скими медалями, отпилив ушко. Конечно, игра шла на копейки, но был азарт, кураж.
С появлением больших луж, особенно между стадионом и Владимирской церковью, запускали сделанные своими руками корабли – от маленьких, из сосновой коры, до трехмачтовых, из цельных досок. Тут чей корабль первый.
Затем, когда земля просыхала, играли в лапту, или, как у нас звали, в «козе-мозе». Это прообраз бейсбола. Потом в почете была игра в «попа-загоняла». Участников было много – до 10-15 человек. Иногда загоняли «попа» на 5-6 километров, а затем, сбросив биты, бежали со всей скорости назад, к начальной черте, и кто был в этой гонке последним, тот был водящим.
Ближе к осени, когда одевались потеплей, начинались «страженья» на саблях и мечах. Сабли делались из кадочных обручей, и при ударах, особенно в сумерках, было много искр, что создавало иллюзию настоящего боя.
Затем наступала пора самопалов. Тут непревзойденным оружейником был Саня Калинников. Его отец, дядя Миша, работал кузнецом, и заковать трубку самопала и сделать пропил было возможно только у него в кузне. Делали обычно из медных трубок (их не так разрывало), двух- и трехзарядные. Палили нещадно, а заряжали спичками, т.е. их головками. Часто это и до добра не доводило. На памяти и смертельные случаи.
Зимой катались на лыжах. Особый шик в том, что круче гора (это карьер на Лобанке) и на одной и очень короткой лыже. Особым мастерством в этом владел Ванька Постнов. Он прекрасно чувствовал тело и был просто виртуозом в этом виде. Позже, став взрослым, я посмотрел на один из карьеров и подумал: «Убей, не поеду». А ведь ездили.
На гололед делались рулетки. Это вид самодельных саней с управлением коньками (обычно «снегуркой»). Чем больше ребят усаживалось на рулетку, тем дальше она катилась — иногда с банковской горы до детдома.
К чему я пишу все это? Сейчас говорят, детишкам нечем заняться, нет условий и т.д. А нам кто их создавал? Сами, и только сами. Поэтому отказников от призыва в армию не было. Да и тех, кто не служил по здоровью, звали презрительно «килунами», и у девчат в почете они не были.
Приобщение к спорту
Спортзала у нас в деревянной школе не было. Начиная с первого класса по шестой, когда был построен спортзал, занятия физкультурой проводились в школьном коридоре. У «первышей» занятия вели свои учителя. У нас была Татьяна Матвеевна Тюрикова — как казалось нам тогда, в годах. Основные предметы она вела довольно деспотично. Сидевшим на первых партах братьям Благодаровым частенько доставалось стопкой тетрадей по «башкам». Потом тетради летели на пол, и мы их собирали всем скопом. Зато физкультура и пение проходили как нам заблагорассудится. Надо отметить, что учителя в начальных классах сельских школ были отданы нам, недорослям, на заклание. А работали они до самозабвения, часто не имея своих семей.
Так вот, когда построили спортзал, какого не было и в «белой» школе, там мы проводили все свободное время. Баскетбол, волейбол, настольный теннис — в общем, все доступные для зала игры. Был даже минифутбол, хотя такого понятия, как футзал, мы и не знали. Специальных тренеров у нас не было, многому обучались сами. Я прыгал в высоту через перекладину. Как-то на тренировке, разучивая новый способ – брумелевский, здорово повредил ногу. Впоследствии понадобилась операция.
Учитель рисования и черчения Игорь Козлов учил нас настольному теннису и боксу. Были анекдотичные случаи. Стас Соловьев хотел заниматься боксом, а здоровье у него было не ахти. Он же настойчиво приставал к Игорю: «Прими на бокс…». Как-то учитель не выдержал и ткнул Стаське в нос кактусом – тот в слезы, а Игорь ему: «Вот видишь, а боксер должен терпеть любую боль». И все, как бабка пошептала, о боксе Стас не заговаривал долгое время.
Читатель скажет: «Не педагогично», хотя вопрос этот спорный.
Все занятия с нами проводились на общественных началах. Секцию легкой атлетики вел райпрокурор П. Бухарин (и успешно – ведь многие призовые места в районных и областных соревнованиях занимали наши спортсмены). А среди лыжников были и перворазрядники, кандидаты, мастера спорта. А Алевтина Смирнова (Олюнина) стала чемпионкой мира и олимпийской чемпионкой по лыжам.
И мы взрослели…
Так мы росли. К 5-6 классам уровень тестостерона в наших организмах постепенно повышался, и игры переходили в ипостась воинскую. Как упоминал Роман Зотикович, у нас была целая команда, и все имели офицерские звания. Армия тогда была в почете, и многие мечтали стать офицерами. Саня Калинников как главный оружейник был у нас генералом, Роман – майором, я — капитаном, братья Благодаровы – лейтенантами, Сережка Шамагин и Шура Алексеев – младшими лейтенантами. Рядовыми были разве что Тузик да коза тетки Оли Благодаровой.
Было у нас и боевое оружие. Это в основном револьверы (из них два действующих). А также дамский браунинг. У Максима был ствол с казенной частью (правда, без приклада) японской берданки. С патронами было худо, но где-то доставали и иногда в лесу постреливали, проводили так называемую огневую подготовку. Позже, на офицерских сборах, мне за отличную стрельбу из ПМ дали трое суток увольнительной.
А жизнь продолжалась, и мы взрослели. Стали ходить в школу на вечерние ( с 19 до 22 часов) танцы, сначала в качестве шалопаев-сидельцев, ну а потом, через годик, и в роли танцоров-топтунов — сначала друг с другом, а потом и с девчонками.
Противоположный пол стал приманивать к себе, и, хоть были мы сопленосые еще, форс держали. Откуда-то появлялись записочки с разного рода «ЛУНДРС» (что означало: любит, уважает, ненавидит, дружит, ревнует, смеется), а то и вовсе шифро-пиктограммы. Много чего нового узнали мы из этих посланий.
Юрий Голубев
Комментарии 17