Спартак
Всё в памяти кувыркалось.
Вернее во сне.
Впереди степь или пустыня.
Где-то слева на горизонте видятся вершины Дехсабза, БТР ровно гудит, идёт упорно, без раскачки, как БМП, а тебя все равно постоянно этот гул кидает в сон.
Лучшей песни нет на свете: р-р-р-р-р.
У-эх-х.
Лицо механика-водителя наполовину выглядывает из люка машины, он смотрит куда-то вперёд.
-Куда?
-Где-то справа за перевалом Кабул, слева…
-А-а-а, вон верблюды пасутся.
- И чего им тут есть?
- Сухие колючки, которые срывает ветер и несёт как лёгкие шары по пустыне?
- Песок?
Вон, какая пылюка поднимается за БТРом.
Когда командир дивизии поставил задачу, выдвинуться в кишлак, взять с собой несколько царандоевцев (солдат из народной милиции Афганистана) и доставить их туда, согласился.
Вернее, ответил: «Есть».
Да вот как назло, не подумал, с какой стороны нужно обходить колонну дивизии, и пошел с подветренной стороны.
Представил, как ребята матерились на мой БТР, когда пыль пошла на них. Вот завтра достанется от комдива…
А может и не обратит внимание.
Нет, все-таки поступил правильно, не пойду же я по пылевой завесе колонны, растянувшейся на несколько километров по пустыне.
Но и эта мысль о всех плюсах и минусах испарилась, ничего не оставив после себя.
Что будет завтра, то будет, главное живым вернуться.
БТР плывёт, как корабль в океане, ничего впереди не видно кроме горизонта со сжимающимся с землей небом, а по бокам еле видные очертания силуэтов гор...
«На море бриз.
А волна всё-таки есть.
Маленькая такая, набегает на камушки, а до вершинки берега не дотягвает, и до моего лица.
- Ну что ж это такое, а?
- Ну разве это волна?
Нет, чтобы побольше, да ополоснула мое лицо, ссохшееся от жаркого солнца.
А на море всегда так, даже если ветер дует в обратную сторону от берега, волна все равно есть, как эта.
Нечего её ждать, нужно встать и кинуться в море, а то сгорю…»
Фу ты, уснул что ли?
А впереди пустыня, а слева и справа горы.
- Когда же этот кишлак появится?
- Сколько же до него?
Оборачиваюсь назад, а на тебя всё с той же широкой улыбкой смотрят два молодых пацанёнка царандоевца.
Кланяются.
- А-а-а, погоди-ка, погоди-ка, левый не тот ли, что Серёжку оглушённого после взрыва тащил ко мне?
- Да-да, тот. Молодец парень!
- А почему же я у комдива не попросил сапёров?
- Во-от дурак, а.
- А если на мину наедем?
- Хотя, откуда они здесь, идем же не по дороге, а по…, а по…, чем же?
- Вроде степь.
- У каких интересно душман хватит денег, чтобы купить столько мин и усеять им это поле?
Это ж на глаз, километра три-четыре справа одна трава, и то редкая.
И с лева не меньше расстояние до гор.
- Точно!
- А вперёд если посмотреть, сколько там до горизонта, километра четыре?
«…Трактор ползёт по полю, выворачивая своими боронами землю.
Пыль за ним идёт, а тебе она нипочем, обтираешь лицо рукавом, достаёшь из кармана сиденья флягу с водой и пьёшь её, пьёшь, и напиться никак не можешь…»
БТР тряхнуло, толкаешь рукой плечо механика-водителя, а у него не лицо, а маска, желтее песка.
Улыбается.
- Ещё с полчаса, - кричит он.
- Что-о?
- Отдыхайте!
- О, блин, какими же это глазами этот солдат видит, что я куняю и сплю?
- Паук восьмиглазый, что ли?
Скорее всего, видно догадался, что я сплю.
- Это ж сколько мы здесь?
- Трое суток, у кишлака стояли на перевале, двое – под горой.
Войны толком и не было, духи ушли через кяризы.
Правда нам всё-таки удалось наступить им на пятки, так огрызлись огнём, и даже серьёзным, с пулемётов и автоматов, и даже из гранатомётов.
А всё равно пустая была операция.
Хотя, это если с какой стороны смотреть.
Комдив считает пустой, а мы – нет.
Сорок две противопехотные мины захватил и вдвое больше противотанковых.
Это ж сколько наших ребят погибло бы в том же Кабуле.
А двенадцать минометов и целая гора снарядов к ним?
О-о-о-о!
«Пустая».
Толкнул в бок пулемётчика:
- «Вода есть?»
-Нет, нет, нет!
- Ну и…, скорей бы этот кишлак появился перед нашими глазами.
На часах пять – ноль пять.
Это глядишь, и темно скоро будет, а как тогда назад до дивизии доберёмся?
Лишь бы свои огонь по нам не открыли, когда перевал будем проходить.
И чего комдиву нужно было от этих царандоевцев?
А-а, какой-то документ ему должны передать.
Точно, точно?
Вот зачем мы их до кишлака везём.
«Ящик с яблоками, белесыми с розовыми бочками на тебя смотрят и подмигивают:
«Съешь меня, сока напьёшься».
Это точно.
Тянусь к ним, а машина как на зло в яму попадает и ящики подальше отодвигаются от меня.
А я тянусь к ним, тянусь рукой, так пить хочется.
Вот сейчас возьму т яблоко, что справа, оно самое большое.
Вот его, оно ударилось о рейку ящика, лопнула и с его мякоти сок течёт.
Вода, вода…»
- Вон он, товарищ лейтенант, кишлак наш, - кричит механик-водитель Сашка Лабетов..
- Наконец-то, как здорово!
Но как еще долго ехать до него.
- Дай газу! - кричу, что есть мочи механику-водителю.
А тот повернувшись ко мне, в ответ корчит гримасу на своем лице, мол, больше не могу.
Ну ладно, смазываю сухим кончиком языка губы, и жую песок, собравшийся во рту от пыли.
Во-от жвачка, а?
Сплевываю её.
И вот, наконец, кишлак.
Не кишлак, а с десяток-два домиков, с высокими дувалами.
Проходим по одной улочке, узкой, чуть ли не цепляемся бортами бронетранспортера о забор с обоих сторон, и ноги на всякий случай под себя поджимаешь, что бы не раздавило их броней о сухую глину дувала.
Останавливаемся у высокого глиняного дома, встречает нас бородач, и тянет ко мне руку, здоровается:
- «Салам алейкум».
Спрыгиваю с брони, и чуть не упал, не удержавшись на ногах, они совсем затекли.
И он это понял, улыбается.
- Воды дайте, пожалуйста, а то совсем уже, - еле выхрипел я ему из засохшей глотки свою просьбу.
- Товарищ лейтенант, - кричит Каплин,
- а вода-то у них мутная, жёлтая, с глиной разбавленная.
- Да, - и чувствуя, что больше ничего сказать ему не могу, и бегу к солдату, стоящему у колодца.
- Стой, стой, - удерживает меня за руку бородач.
– Плохой вода, там луцый вода
Я с удивлением смотрю на афганца, а он в ответ прикладывает свою руку к груди, кланяется.
Из ворот выскакивает мужчина с кувшином воды, но пить её не даёт, а показывает на руки, мол, умыться нужно вначале.
А что поделаешь, такие у них законы гостеприимства.
Смываю грязь с рук, с лица, а сам незаметно делаю глубокий глоток воды, не оставляя ее в лодочке ладоней.
Ну вот, наконец, и умылся, и горло промочил.
Смотрю, за моими солдатами так же ухаживают афганцы.
Молодцы.
Один из дехкан показывает мне ягнёнка.
Я его погладил.
А что дальше?
А-а-а, в дом нужно войти.
Ой, люди добрые, если бы вы знали, как мы торопимся.
Нам же ещё добираться и добираться до дивизии.
- Ну, поймите, пожалуйста?
А они улыбаются, и преодолев моё лёгкое сопротивление, втаскивают в свой дом.
Что говорить, восточные люди, и их гостеприимству даже можно позавидовать.
Посередине комнаты расстелен ковер.
Снимаю ботинки и захожу на него, сажусь вместе с солдатами и хозяевами.
Все друг другу улыбаемся.
И вот, наконец, вода в виде пиал с зелёным чаем.
Предлагают насыпать сахара-песка в пиалу, отказываюсь, хочу пить, и больше ничего.
Трое из афганцев знают русский.
Не удивительно, видно, где-то у нас в России учились?
В ВУЗах, или в техникумах.
Разговорились.
Один из них учился в моём военном училище.
Вот это да.
А меня не помнит, как и я его.
Хотя учились в одно и то же время.
Замполит царандоя, о-о, разведчик даже!
Это здорово.
Хорошо осведомлён о нашей операции, законченной сегодня в кишлаке. По его словам мы выбивали из кишлака духов одного полевого командира и лишили их всех боеприпасов, доставленных недавно им пуштунами на караванах.
Вот это да.
Интересуюсь:
- А среди тех душман, взятых в плен, и переданных царандоевцам нет самого командира?
На мой вопрос отвечать отказался, делает вид, что не понял его.
Да и ладно, разведка дело секретное.
… Плов был изумительным, как и мясо ягнёнка.
Облизываю пальцы, и с удовольствием осушаю очередную пиалу с чаем, ощущая ту же сухость во рту.
А сам всё не знаю, как можно уговорить этих прекрасных хозяев, чтобы нас отпустили, времени совсем нет, скоро солнышко зайдет за горы и все, не оставаться же здесь.
Командир дивизии за нарушение дисциплины может, отдать и под трибунал.
Но царандоевец и слушать об этом не хочет, суёт мне в руки небольшой кувшин, предлагая из него испить.
Вытащил из его горлышка пробку, сделанную, скорее всего из виноградной ветки, а может, и из тутовой?
Пробую.
Напиток горький, неприятный на вкус.
Фу ты, это же их местная водка – «тутовинка».
Нет, нет, у меня от неё сейчас начнёт виски сдавливать, голова разболится, показываю ему.
А тот всё суёт её мне, и сует.
Ну ладно, давай, передаю её механику-водителю.
А царандоевец, видя, что я к его подарку отнесся с равнодушием, места себе не находит.
Топнул ногой, словно, что-то вспомнил, и выбежал из дома.
Мы залезли на броню, двигатель заработал, начали разворачиваться, и он появился, тот самый почти мой земляк.
Забежал вперёд машины, руки раскинул: стой.
И зовёт меня к себе, и даёт толстую красную книгу.
О-о, Боже мой, да это же книга, которую мне так и не удалось прочесть, «Спартак», написанная Раффаэло Джованьоли.
Вот это да!
Сколько в школьной библиотеке за ней в очереди простоял, так и не досталась.
И в военном училище тоже, вечно, кто-то перед самым моим носом её брал почитать.
И вот не тебе, «Спартак», на русском языке.
Увидев мою радость, царандоевец улыбается, доволен, что угодил мне. Да, теперь он самый счастливый человек, его подарку рад русский командир.
Обнимает меня и шепчет на ухо:
«- Спасипо.
- Там, когта меня стреляли, ты – прикрыл».
Вроде никого и не прикрывал.
Сочинил небось.
Бежали, стреляли, прятались.
Нет, самого боя точно и не помню.
А может где-то и прикрыли их, а они нас.
-- И тебе спасибо, вы нас тоже прикрыли.
-- Пойдем назад. Я угощу…
-- Нет уж, нет уж, дорогой, лучше ты к нам заезжай, - что есть силы вырываюсь из его крепких объятий…
И вот, наконец, мы вышли из этого кишлака с какими-то документами, переданными тем царандоевским офицером по имени Наджибулла, и спрятанными в командирской сумке.
А в руках держу его книгу-подарок, боясь её выпустить.
А на душе одно волнение остаётся: успеть бы до Кабула по свету.
Радист показывает мне на гермошлём.
Надеваю его на голову, и слышу слова радиста:
«Товарищ лейтенант, когда вы стреляли по кяризу, по пулемёту, того бородача-царандоевца, что вам книгу дал, спасли».
«Правда что ли?»
Открываю книгу, и читаю запись на её обложке, напоминающую красивый узор, тонкой ниточкой расписанной на бумаге.
Обязательно кого-то нужно попросить, чтобы перевели.
И тут же передаю её Хакиму, сидящему рядом.
«Уважаемому другу Наджибулле от Малика на долгую память о нас…»
Вот как?
И не знаю, как понять эту надпись.
Видно ему, Наджибулле её подарил его друг или сослуживец, с которым он учился во Львове, в нашем училище.
Где же им такую книжку было взять, тем более дефицитную.
Теперь видно и я для Наджибуллы стал таким же другом, как тот Малик.
И это прекрасно…
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев