ПИРАМИДА Каждый день я любимых теряю из виду То на сорок минут, а когда и на час. В это время я слеп — возвожу пирамиду На горе из своих свежевырванных глаз. А когда отрастёт пара новых, то вскоре Снова вижу любимых. Двоятся. Орут. Это даже не «хуй» написать на заборе, Пирамида из глаз — титанический труд. И любимых уже у меня до херища. Любят бабы таких. На кого поорать. Содержать всю толпу (их без малого тыща) Тяжело, мужики. Ну, а как их не брать? Ведь у каждой и грудь, и загадка во взгляде, И, конечно, внутри есть чего за душой… Но талдычит мне мать: Борька, все они бляди! Впрочем, сам разглядишь, ты же мальчик большой. Потому и глаза выдираю всё время. Может, выйдёт новьём тех бляд
ЗАХРИСТАТОЕ Долго поп Гапон готовил спич, Красил яйца цветом кумача. Главное, чтоб не воскрес Ильич, Чтоб не прыгнул вдруг из кулича. Наколол Гапон с утра щепы, У сестрицы спёр с десяток спиц... Вот такие, граждане, попы — Пиздят всё, от масла до яиц. Гнилостно в епархии святой От низов до верхних этажей! Что женатый поп, что холостой — Не Иуда, а ещё хужей. Ряд лампад мерцает, и кровит Ртом застывший поп у кулича... Этот полоумный индивид С ночи караулит Ильича. Как начнёт Ильич из теста лезть — Так ему кирдык от вострых спиц! Тут из под стола Гапонов тесть Выгреб сотню крашенных яиц. Вот же твой Ильич! Нет, Ильичи! В кажном-то яйце по Ильичу!.. В это время пушка с каланчи Разнесла вс
ПТЕНЦЫ БОБРА Их было восемь миллионов - Неоперившихся бобров, А новый мир без мха и клёнов Был неизведан и суров. По валунам скакали жабы, На каждой хорь сидел верхом, Спускались с пальм кроты и крабы - В полях всех ждал крайизбирком. Над ним висели транспаранты, Провозглашая: Жизнь добра! Она вам всем, интересанты, Даёт по два птенца бобра! Бобров удобно мять и трогать, Щипать, кусать, пинать... О мех Точить ножи и жабий коготь, Вершить над ними суд и грех. Их можно класть в сундук, на полку, Бросать в еду, валить в кровать... Они ж любому свиноволку Начнут к весне яйцо давать! К тому ж в них можно прятать что-то, С утра в бобра хоть бентли суй! Ты лишь за Жизнь, не за кого-то, А лишь
ШАБЛИ Стоит, горбат и непригож, С котомкой, сшитой между делом, В Шабли простой рязанский ёж - Приехал, сука, к виноделам. От гари, ржи, избытка тел, Постылой лжи и рож парадных В Европу он сбежать хотел - Пожрать улиток виноградных. Для чужака в чужом раю, Где пьётся брют и лозы вьются, Приятно думать: Вот, стою. Сейчас поссу, и хрен вам в блюдце! Уже вдали бурлит Дижон В смешной борьбе мешка и шила... А ёж был спидом заражён. И сдохнет здесь. Так жизнь решила.
МСТА До сих пор не верю, и тру виски - Потерялся ёж мой, Иван Ильич. Чем слабеть без памяти от тоски - Взять трески, да с нею испечь кулич. Донести до царских его до врат, Бить челом: Мол, батюшка, ёж пропал - Толь к лисе, толь к чёрту, коль чёрт не брат, В оборот мой милый, как кур, попал... Да к обеду споро сварить борща, Усмирить соседа, полить укроп... А над Мстой сороки летят, треща, Крестит их бутылью расстрига-поп. Прикупить бы меру овса и рожь... Вдруг окстилась: Боже, что я несу?! В огороде сгинул твой серый ёж! Был бы белым - мигом порвал лису. Какерлакам* силы господь-то дал, Да в глазах их красных узришь беду... Ну, а мне лишь чёрный курить сандал - Так быстрее вслед за ежом уй
АХЕРОН Ёж исчезает, не подумав, Бежит, плетня не починив, С чужой фамилией Курдюмов, По синеве озимых нив. Стальной жетон на грудь навесив И намотав на шею жгут, Бежит он к югу. В Херсонесе Его с весны пиастры ждут. И ты бежишь. За ним. Не вместе. В благословенный Ахерон. Не ради чести или мести, А чтобы, выжив, сесть на трон. К чему плодить людские бури, Когда решается вопрос Одной дырой в колючей шкуре? И где там ёж? Быльём порос. Шепнут тебе каппадокийцы, Под рокот волн и шелест ряс: За ним уплыли три убийцы, И каждый с нас по сотне стряс. Потом добавят: Он в пустыне. С тремя кинжалами в спине. И намекнут тебе, что ныне И присно некто на коне. Ты быть согласен этим нектом, И сам, как