Предыдущая публикация
Второе пришествие Христа
Лунный путь. И планета Земля перед Ним.
Позади силуэт Пилата.
Впереди города: Рим, Иерусалим,
Петербург – врата этого града.
Он въезжает на Невский на том же осле,
Хотя мог бы на новенькой «Ладе».
Как и прежде на Обетованной Земле,
Люд ликует, на лик Его глядя.
По хрустящему снегу в декабрьский мороз,
Лишь в одном одеянии лёгком,
В белом венчике из расцветающих роз,
Как из стихотворения Блока:
"Что у вас здесь – война?!
Нет уж – стоп. Нет уж – стоп!
Нету боле границ – всё едино!
Получайте же люди всемирный потоп
Из любви Божьей Божьего Сына!
Что у вас – разве голод?!
Ведь – нет же. Ведь – нет!
Пустота на счету миллиардном.
Вы на лучшей из самых чудесных планет!
Живы, любите! Что ещё надо?!
Возвращаете трупы убитых назад,
Словно чтобы они воскресли.
Что бояться вам ада, когда всюду ад?!
Что за смертью нет жизни если?!
Так живите – в отпущенный Господом век
Во любви, в милосердии к ближним,
Ведь великое имя всем вам – Человек.
И да будет светло в вашей жизни…"
8.06.2025
Стихи: Алексей Сенецкий
Видео: Воспроизведено Искусственным Интеллектом
02:00
Следующая публикация
Комментарии 121
" У нас Тютчев, глубоко веровавший в правду слов своих, возвестил, что
Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил благословляя.
Что непременно и было так, это я тебе скажу. И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу божию в стране ежедневно горели костры и
В великолепных автодафе
Сжигали злых еретиков.
О, это, конечно, было не то сошествие, в котором явится он, по обещанию своему, в конце времен во всей славе небесной и которое будет внезапно, «как молния, блистающая от востока до запада». Нет, он возжелал хоть на мгновенье посетить детей своих и именно там, где как раз затрещали костры еретиков. По безмерному милосердию своему он проходи...ЕщёА вот Второе Пришествие Христа по Ф.М. Достоевскому (Братья Карамазовы. Книга вторая. Глава пятая. Великий инквизитор):
" У нас Тютчев, глубоко веровавший в правду слов своих, возвестил, что
Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил благословляя.
Что непременно и было так, это я тебе скажу. И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу божию в стране ежедневно горели костры и
В великолепных автодафе
Сжигали злых еретиков.
О, это, конечно, было не то сошествие, в котором явится он, по обещанию своему, в конце времен во всей славе небесной и которое будет внезапно, «как молния, блистающая от востока до запада». Нет, он возжелал хоть на мгновенье посетить детей своих и именно там, где как раз затрещали костры еретиков. По безмерному милосердию своему он проходит еще раз между людей в том самом образе человеческом, в котором ходил три года между людьми пятнадцать веков назад. Он снисходит на «стогны жаркие» южного города, как раз в котором всего лишь накануне в «великолепном автодафе», в присутствии короля, двора, рыцарей, кардиналов и прелестнейших придворных дам, при многочисленном населении всей Севильи, была сожжена кардиналом великим инквизитором разом чуть не целая сотня еретиков ad majorem gloriam Dei. 4 Он появился тихо, незаметно, и вот все — странно это — узнают его. Это могло бы быть одним из лучших мест поэмы, то есть почему именно узнают его. Народ непобедимою силой стремится к нему, окружает его, нарастает кругом него, следует за ним. Он молча проходит среди их с тихою улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в его сердце, лучи Света, Просвещения и Силы текут из очей его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает к ним руки, благословляет их, и от прикосновения к нему, даже лишь к одеждам его, исходит целящая сила. Вот из толпы восклицает старик, слепой с детских лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя узрю», и вот как бы чешуя сходит с глаз его, и слепой его видит. Народ плачет и целует землю, по которой идет он. Дети бросают пред ним цветы, поют и вопиют ему: «Осанна!» «Это он, это сам он, — повторяют все, — это должен быть он, это никто как он». Он останавливается на паперти Севильского собора в ту самую минуту, когда во храм вносят с плачем детский открытый белый гробик: в нем семилетняя девочка, единственная дочь одного знатного гражданина. Мертвый ребенок лежит весь в цветах. «Он воскресит твое дитя», — кричат из толпы плачущей матери. Вышедший навстречу гроба соборный патер смотрит в недоумении и хмурит брови. Но вот раздается вопль матери умершего ребенка. Она повергается к ногам его: «Если это ты, то воскреси дитя мое!» — восклицает она, простирая к нему руки. Процессия останавливается, гробик опускают на паперть к ногам его. Он глядит с состраданием, и уста его тихо и еще раз произносят: «Талифа куми» — «и восста девица». Девочка подымается в гробе, садится и смотрит, улыбаясь, удивленными раскрытыми глазками кругом. В руках ее букет белых роз, с которым она лежала в гробу..."
"Он всё видел, он видел, как поставили гроб у ног его, видел, как воскресла девица, и лицо его омрачилось. Он хмурит седые густые брови свои, и взгляд его сверкает зловещим огнем. Он простирает перст свой и велит стражам взять его. И вот, такова его сила и до того уже приучен, покорен и трепетно послушен ему народ, что толпа немедленно раздвигается пред стражами, и те, среди гробового молчания, вдруг наступившего, налагают на него руки и уводят его. Толпа моментально, вся как один человек, склоняется головами до земли пред старцем инквизитором, тот молча благословляет народ и проходит мимо. Стража приводит пленника в тесную и мрачную сводчатую тюрьму в древнем здании святого судилища и запирает в нее..."
"«Это ты? ты? — Но, не получая ответа, быстро прибавляет: — Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это или только подобие его, но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли, знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь», — прибавил он в проникновенном раздумье, ни на мгновение не отрываясь взглядом от своего пленника".
Родина-мать, ты сможешь
Вернуть тот Победный День!
Ведёт тебя Светоч Божий!
Твоя на планете тень!
Недруги все умолкнут,
Всю злобу и ложь искричав,
И канут, как в чёрный омут,
В тень твоего меча.
В тень его канут их пушки,
Из ада выползший враг,
И знамя из рук старушки
Поднимет солдат на Рейхстаг.
Прости, Украина-мама,
За вставших из ада гнид.
Спасибо за красное знамя,
За твой неподкупный вид.
Спасибо за тёплую встречу,
За доброе слово: «Сынок».
Прости, что не сразу отвечу,
Что там оказаться не смог.
Но я скоро буду, родная, –
Погибший советский солдат,
Спущусь из цветущего Рая,
Чтоб нечисть загнать снова в ад.
И я обниму тебя, мама,
Поля, всю родную страну,
Приму твоё красное знамя
И эту закончу войну.
Наступит время,
Когда не будет больше войн –
Людское племя
Закончит свой кровавый бой.
И будет слово
«Война» затеряно средь слов,
А после снова
Звучать – синонимом к «любовь».
И все забудут
То слово страшное «убью»,
И только будут
Друг другу говорить: «Люблю».
И, затихая,
Навек уйдёт под землю «бой»,
И со стихами
Начнёт греметь «война – любовь».
Не ожидаю
Того провидческого дня –
Отождествляю:
«Война – любовь» – «любовь – война».
Что перевесит,
Навек прервав страданье, боль?
На перекрестье:
«Любовь – война» – «война – любовь».
Пусть миром правит
Отныне истина одна
И мир исправит:
«Война – любовь» – «любовь – война».
Договорились,
Что ныне, присно, в век веков
Переродились:
В «любовь» «война» – «война» в «любовь».
Сполна вкусили
Добра и зла запретный плод,
Пускай насилью
На смену век любви придёт.
Войну любовью
Смени, Господь, прости нас всех!
Мы смыли кровью
Адама первородный грех.