Мама Тани умерла два года назад.

Болела, уходила тяжело. В Омске тогда Таня провела три месяца рядом с ней – брала на работе отпуск за свой счет. Отец горевал сильно. Казалось, умер вместе с ней. Таня даже испугалась за него, просила знакомых присмотреть, а чуть позже отправила его в местной профилакторий практически насильно – отец впал в депрессию, ничего не хотел.
С отцом у Татьяны всегда были доверительные близкие отношения. Маму она любила, но была мама требовательна и строга, случались меж ними конфликты, а папа всегда был между ними, как смягчающая губка.
– Не один? – брови Александра поднялись, – А с кем?
– Я и сама не пойму. Сказал – с женой, вроде. Или с женщиной. Я не расслышала.
Саша поднялся с дивана, спустил ноги.
– С какой женщиной? У него что, женщина есть?
Татьяна взглянула на мужа сердито:
– Ну, говорю же – сама не пойму! Не было никакой женщины. Я же один билет брала. Чё я – совсем? – она крутанула рукой у своего виска, – Тогда как они летят вдвоем, если билет один? Погоди-ка ..., – приходило осознание.
Татьяна сунулась в телефон, начала смотреть купленные ею для отца билеты. На самолёт билет – в силе, куплен... На поезд... Вот оно! Билет на поезд был сдан. Она даже и не заметила, что несколько дней назад ей вернулись деньги на карточку.
– Саш, Саш, – пошла она на кухню, куда уже ушел муж, – Саш, билет на поезд сдан. Смотри, – протянула телефон.
– Ну, всё! Жди, Танька, мачеху! Папа везёт знакомить.
– О Господи! Этого ещё не хватало! Я не хочу тут никаких чужих тёток. Мамы совсем недавно не стало... Отец же так ее ....Ооой, Саш, оой, – Татьяна упала на стул, схватилась за голову.
На кухню вошла Алиса, двенадцатилетняя дочка.
– Чё за крики? Мам, ты чего?
Ответил Александр:
– Расстроилась мама. Дедушка другую бабушку везёт.
– Как это?
– Да мы и сами не поймём, Алис, – смягчала ситуацию Татьяна, ещё не хватало, чтоб ее панику поймала и дочь, – Сказал, что приедет не один, с женщиной едет.
– Он что – женился? Он же старый...
– Старый... Вот именно! Думаю – нет, не женился. Просто ... просто хочет познакомить. Хотя, мог бы и предупредить, конечно, – Татьяна поморщилась.
– Ма-ам, а как же бабушка?
– Ой, Алис! Ещё ты тут... Не канючь! И так ... Я завтра ему позвоню уже перед самолётом. Может и выясню что ... Нельзя же так поступать с людьми. Мы никого, кроме него, не ждали. Так зачем?
А вечером явился с секции Максим, старший сын, узнал новость:
– Ого! Даёт дедуля! Я думал, он стареет там, а он девок кадрит.
– Макс! Замолчи! – нервы Татьяны и так были на пределе.
– Анекдот вспомнил, рассказать?
– Не надо, – хмурилась Татьяна, не до анекдотов ей было.
– Расскажи, – кивнула Алиса.
И сын, конечно, послушал сестру.
– В доме престарелых за ужином старичок сидел с дамой, такой же старенькой. Она давно ему нравилась. "Сонь, пойдешь за меня замуж?" – спрашивает. "Да, пойду",– та отвечает. Он обрадовался, а утром проснулся в своей комнате, помнит, что предложение сделал, а вот что она ответила –"да" или "нет", убей, не может вспомнить. Расстроился, идёт к ней понуро. Объясняет, мол, "подскажи – чего ты ответила? А то у меня проблемы с памятью". А она ему радостно: "Ой, как хорошо, что ты подошёл. А то я помню, что ответила "да", вот только не помню – кому ответила".
Алиска смеялась раскатисто, усмехался Александр, а Татьяна вздыхала и методично и тщательно рвала на тысячу кусков бумажную салфетку – ей было как-то невесело.
– Пап, так ты билет на поезд сдал что ли? – звонила она отцу утром, стараясь, чтобы тон был ровный.
– Да. Мы на самолёт -то место нашли, а на поезд .... Вот Галя и сказала, что этот сдадим, а возьмём два в одном купе. Так лучше нам. Она сама брала. Но поезд этот же, только вагон теперь четырнадцатый. А деньги тебе пришли?
– Пришли. Пап, дело не в деньгах. Ты почему не предупредил? – не удержалась, упрекнула.
– Да-а ... Я вообще, не хотел говорить, если честно. Хотел так приехать ... Сюрпризом. Это Галя настояла. В общем, знакомиться же надо, вот и... Уж поздно назад поворачивать, чемоданы уж... Приедем, – грустно добавил отец.
И Татьяне стало жаль отца, она смягчила тон:
– Да что ты, пап. Приезжайте. Только ... Ладно приезжайте, а там видно будет. Дети ждут сильно, мы ждём тебя ... то есть вас ...
А потом жаловалась подруге и коллеге Наталье.
– Нет, это просто уму непостижимо! Зачем нам эта чужая тетка? Ради Бога, если уж так приспичило – дружи там у себя, а к нам-то он зачем ее тащит? – она накручивала себя все больше, держалась за грудь, нервничала, – У меня портрет их на самом видном месте висит – мама, папа, а теперь смотрю – не могу, как перед мамой стыдно.
– А сколько лет-то ей?
– Понятия не имею. Вообще не знаю ничего. И спрашивать не хочется.
– Да успокойся ты. Сама ж говорила – страдает отец. А с женщиной не так ему одиноко будет. Лишь бы не хищница какая, а то сейчас... Квартирка-то у дедушки трёхко-омнатная!
– Ох, не сыпь соль, Наташка. Не могу..., – вздыхала Таня, – Но может и хорошо, что увижу ее. Раскушу тетку, так может и глаза отцу открою. Надо, чтоб понял: близкие у него – только мы. А тетка эта... кто ее знает? Точно: седина в бороду...
***
Встречала отца Татьяна одна. У Саши на работе смениться возможности не было.
Место остановки вагона Таня не угадала, подошла, запыхавшись, к вагону, когда отец со своей пассией уже стояли на перроне.
– Здравствуй, пап! Здравствуйте, – кивнула женщине безымянно, хотя имя помнила.
Острым взглядом она уже успела оценить ее: не молода, довольно мила, не деревенщина, но и не модница, волнуется, стесняется ее и будет изо всех сил стараться понравиться.
И почему-то где-то в душе кольнуло злорадно – "Не выйдет! Мама всё равно была в сто раз симпатичнее. Маму она не предаст!"
Отец как-то не посчитал нужным их представлять друг другу, наверное, потому что что раз рассказал о дочери Галине, и уже рассказал о Галине дочери. Они подхватили сумки и направились к машине Татьяны.
– Твоя? – кивнул отец на Хундай.
– Моя-а, – отец не видел машины, в душе разлилось довольство собой.
– Какая красивая у Вас машина, – добавила Галина, и Тане сразу захотелось нахмуриться – вот уж совсем не ее дело, какая у них машина.
Но Татьяна ничего не ответила. Она улыбалась отцу. Отец сел вперёд, Татьяна показывала ему город.
– Вот это старейшие гражданские здания – Щудровские палатки. Смотри, пап. А это областной художественный музей, надо сходить туда обязательно вместе.
– Сходим. Мы с Галей хотим посмотреть город.
– Ох, какая монументальная церковь? Что это? – спросила Галина с заднего сиденья.
Татьяна сделала вид, что не расслышала. Отец вопрос повторил, и только тогда она ответила.
– Это женский монастырь Свято-Введенский. Историческое место.
И дома она смотрела сквозь гостью. Разговаривала с отцом, отвечала на вопросы Галины только тогда, когда не ответить было невозможно.
Она даже растерялась, когда за ней на лоджию шагнула Галина и чуть прикрыла дверь.
– Таня, Вы простите меня, что вот так навязалась в поездку с Пашей, с папой Вашим. Но я побоялась его одного отпускать, у него больное сердце.
– А его надо отпускать? Он что дитя? – Татьяна стаскивала чистые полотенца с веревки.
– Нет, я ... Я не в том смысле. Но если Вы против, то мы ... Вернее, я поищу гостиницу тут у вас. Вы не волнуйтесь.
– А с чего Вы взяли, что я волнуюсь? Я и не волнуюсь. Просто ждала больного несчастного отца, думала – одиноко ему. С нами повидается, поживет, развеется, а он... А он, оказывается, не так уж одинок и несчастен.
– Разве это плохо? – наклонила Галина голову.
– Ну что Вы! Очень даже хорошо. Отдыхайте, не думайте ни о чем, – Татьяна шагнула с лоджии, дружить с этой особой она не собиралась.
Галина ей не нравилась. Ни внешне, ни поведением, ни излишней угодливостью. На вид ей было лет семьдесят с небольшим – жидкие русые короткие волосы с химической завивкой, кареглазая, средней полноты, из тех женщин, которые полнеют в ногах и бедрах, но остаются с маленькими плечами. Довольно аккуратная, но без изюминки.
Вечером гостья пыталась помогать на кухне, но помощь ее здесь была лишней, помогала и Алиса, она очень скоро это поняла и ушла к мужчинам – отец с Сашей сидели на лоджии.
– Мам, ты злишься на эту тетю Галю, да? – опустив глаза спросила Алиса.
– С чего ты взяла? – пожала плечами Таня.
– Ну... Я вот представила, если б папа так... другую привел, мачеху, получается, я б тоже обиделась.
– Ну, какая она мне мачеха, Алис. Я уж сама ... не ребенок, короче. Да и не жена она деду. Так, временно может, увлечение.
– Увлечение? – Алисе было всего двенадцать, она силилась понять.
– В общем, может деду лишь показалось, что он влюбился, и что это навсегда, а на самом деле – скоро пройдет.
– Наверное, не пройдет, – задумавшись, ответила дочка, она мыла тарелки, – Не знаю. Просто они такие... такие влюбленные оба.
А Татьяне хотелось упасть, как в детстве, отцу в объятия, сесть перед их с мамой портретом и поплакать по маме. Так хотелось! Но тут была эта тетка, отобравшая у нее отцовское тепло. Влюбленные они... Ага, влюбленные... А как же она – дочь? Как же память о маме?
За общим столом беседа шла довольно оживлённо. Мужчины нашли общую тему – рыбалка. Дети наперебой рассказывали о школе, выяснилось, что Галина – учитель на пенсии. И только Татьяна не откровенничала.
И если Галина начинала интересный рассказ, вспоминая истории школьной жизни, Татьяна сразу вставала из-за стола в хлопотах, задавала вопросы о добавке, дергала Алису, чтоб помогала, старательно показывая, что ей, да и всем присутствующим за этим столом, совсем не интересны ее истории и рассказы.
Галина чувствовала это, косилась на нее, виновато улыбалась, и прерывала рассказ.
– Ну, и чего там дальше? Как закончилось-то с тем парнем? – подбадривал гостью Максим, ему и впрямь было интересно.
На следующий день Татьяна с отцом пошли в магазин. Наконец-то остались вдвоем.
– Тань, не сердись ты так?
– Я и не сержусь, – глаза опустила, – Пап, я просто не могу. Ты ж так маму любил.
– Почему любил? И люблю...
– А Галину эту?
– И Галину люблю.
– Так не бывает, пап. Нельзя любить двоих женщин одновременно.
– Я тоже так думал. Но вот случилось.
– И где вы живёте?
– У меня. Я же ее увел, так сказать. От сына пьяницы. Она его все равно любит, конечно, но ...
– О Господи! Пап! Ты не боишься вляпаться во что-нибудь? Всё-таки – возраст.
– Мужчина в любом возрасте должен оставаться мужчиной. Ему свойственно кого-то защищать.
– А я не хочу, чтобы мой отец защищал кого-то. Я хочу, чтобы ты думал сейчас о своём здоровье, о своём сердце, отдыхал побольше, лечился. Господи, пап!
Отец молчал, они шли уже обратно из магазина.
– И как вы с ней познакомились? – надо было успеть поговорить до прихода домой.
– Как? В начале весны ещё. Ты ж велела гулять, да и врачи ... Вот и шёл вечером по аллее парка 30-летия комсомола. Чеки какие-то из кармана в урну решил выбросить, а цена далеко. Увидел урну на аллее сбоку у скамьи. Женщина там сидит, смотрю, а женщина-то не просто сидит отвернувшись, а плачет. Слезы так и бегут, и меня даже не видит.
– А ты не подумал, что так себя аферистки всякие ведут? Артистизма им не занимать.
Отец усмехнулся.
– Аферистки, хм. Да-а... Я дальше пошел, думаю – чего мешать? Хочет женщина побыть одна, вот и села в уголок в кушири. Горе у человека. А я тут со своим мусором – аж неудобно. Дальше пошел. С полчаса гулял, а потом иду обратно, уж темнеет, а она всё сидит.
– И чего?
– Рядом сел. Посидел немного. Смотрю, неловко ей видать стало от такого соседства. Нос утерла, встала и ушла.
– А ты?
– А я посидел ещё, но уж темно, домой пора. Дошел до конца парка почти, а потом ноги как-то сами назад повернули. И повернули именно туда. Судьба что ли? Помнишь у нас на входе этого парка, по диагонали так мимо озера, дорожка идет? Ну вот, туда и побрел. А там ведь не такие фонари, безлюдно. Ну, и вижу – там она бродит. Я и спрятался.
– Пап... шутишь?
– Нет. Одинокий человек на пенсии – тот ещё следопыт. Зашёл в березы, стою за стволом, слежу, как маньяк. Чувствую, что не спешит она никуда. Походила-походила и опять на скамью села. Ноги подобрала, голову в плечи втянула – холодно ведь, хоть и в пуховике. Я почему-то понял, что женщине идти некуда. Она рукава оттягивает, в капюшон прячется, не собирается она домой, выжидает чего-то. Ну, и пошел к ней.
"Вы простите", – говорю, – "За маньяка какого не примите", – хоть и слежу тут за Вами. Она напряглась поначалу, а потом уж поняла, что не хулиган я какой. Разговорились. Пла-ачет. Сын житья не даёт. Опять пьяный явился, она, ясно, ругаться, а он.... В общем, с головой у сына не лады. Он зарезать мать пытался, за нож схватился, совсем пьяный и буйный. Вот и ходила она по парку, выжидала, когда уснет, гадала, закроет дверь или нет, удастся ей хоть под утро домой попасть? А родни нет у нее в Омске, а знакомых стыдится – никого стеснять не хочет.
– И она пошла к тебе? Совсем незнакомому мужику?
– О-ох! Не сразу. Только когда колотить озноб меня начал в два часа ночи.
– Что?
– Там целая история. Притворилась она, что домой идёт. "Всё, –говорит, – спит сын, пойду. И Вы ступайте, замёрзли уж." Ну, а я – за ней.
– Господи, пап! Нельзя было тебя оставлять.
– Ну, уж не ребенок я. Ладно тебе. В общем, иду за ней. Какое там – домой! В подъезде грелась. В общем, с трудом привел, чаю с медом напились. Плачет она – вот до чего дожила, с чужим человеком пошла ночью. А я уж понял – не отпущу я ее больше.
– И не отпустил?
– Ушла-а... Разве останется? Но я уж не отступился. Ходил и ходил. Страшно с таким сыном жить. Невозможно просто. Теперь вместе мы, – отец остановился, – Тань, я счастлив с ней. Мы вот по парку потом вдвоем гуляли, а сквозь листья подснежники пробивались, такие нежные. А я смотрю, как глядит она на них, и понимаю, что тоже их вижу. А раньше и не замечал. Прости меня, Тань.
– Пап, да за что? Твой выбор. Просто... Просто я не могу ее принять на место мамы. Это... это как маму предать.
– Ну, что ты, Танюш. Разве я бы предал, если б жива она была?
– А для меня – жива. Понимаешь? – ответила Таня.
Отец шел, понуро опустив голову, нес пакет с продуктами. Сказать ему больше было нечего. Всё сказал.
Мама была такая статная, умная, она всех их вела за собой. Татьяна была на неё похожа. Когда мамы не стало, она решила, что руководство семьёй теперь в её руках. Престарелый отец, податливый муж и, знамо дело – дети. Эта женщина с пьяницей-сыном не входила в этот круг.
Ладно ... Пусть гостят, раз уж так. Но общение с Галиной она свела до минимума, смотрела сквозь нее.
Но на день третий, когда ни Саши, ни детей дома не было, отец зашёл к Тане на кухню и объявил, что они с Галиной перебираются в гостиницу...
***
Продолжение >>Здесь