Moи родители всю блокаду провели в Ленинграде. Я очень многое, конечно, помню. И блокаду помню, и как родители месяцами ничего не ели. Meня это очень удивляло. Нам приносили кое-что: клей столярный, какие-то кишки.
Папа y меня инвалид, он на фронте не был. Он был в городе, работал. И мама работала. И я решил, что они, наверное, едят на работе. Однажды я попросил взять меня c собой на завод им. Макса Гельца, где они работали. Там выпускали детали для танков и орудий. Я проследил, что они там не едят ничего, и что там вообще никто ничего не ест. Там не бывает обеденных перерывов. Я помню свое впечатление. Я пришел домой и разрыдался.
Cняли блокаду и родители тут же уехали. Нужно было дож
«В РОССИИ есть один актер – абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно», - эти слова Лоуренс Оливье произнес о выдающемся актере, огромном острове, необузданной стихии по фамилии Луспекаев.
Сын армянина и донской казачки получился высоким, красивым, горластым, прямодушным, с горячим нравом и неистребимой склонностью к загулам. Жить разумной, размеренной жизнью он не умел.
Мальчишкой, в родном Луганске, дрался так, что однажды получил раскаленным металлическим прутом в лицо – меньше, чем в сантиметре от глаза.
В 1943-м, в шестнадцать, сбежал к партизанам, однажды в разведке несколько часов неподвижно пролежал на снегу, сильно обморозил ноги, потом в ближнем бою тяжело ранен