Белый террор Анненкова в Семиречье.

Репрессивная политика ивзаимный террор-неотъемлемое свойство любой полномасштабной гражданской войны. В Русской гражданской войне террор, т.е. политику, направленную на преследование, физическое уничтожение, изоляцию и держание в состоянии страха противников (реальных и мнимых, организованной военно-политической оппозиции и стихийно протестующих из народной толщи), проводили все стороны вооруженного конфликта.
Вместе с тем, красный террор отличался от белого принципом отбора объектов для уничтожения. Если белые, пытаясь сохранить хоть какое-то гражданско-правовое поле, карали за вину, доказанную или недоказанную, явную или мнимую, но за вину, то красные - по классовому принципу, т.е. преследовали и убивали представителей тех социальных групп, которые рассматривались ими как классово чуждые, открыто или потенциально враждебные. Причем в течение гражданской войны круг этих враждебных, с точки зрения красных, слоёв и прослоек все расширялся и расширялся. В начале 1921 г. дошло до массовых репрессий в отношении кронштадтских матросов и петроградских рабочих, бывших в 1917 г. главными движущими силами Октябрьской революции в столице. Другой принцип коммунистов периода гражданской войны: «Не око за око, а тысячу глаз за один» - предопределил прогрессию красного террора и его широчайший, несравнимый с белым, размах. Правомерно говорить о том, что красный террор имел тотальный, т.е. всеохватывающий (или почти всеохватывающий) характер и стал одной из главных причин победы коммунистов в гражданской войне.
Уже в ходе гражданской войны наиболее радикальные представители белого лагеря указывали на недостаточную эффективность его репрессий по сравнению с противником и предлагали отвечать на красный террор адекватно. На практике, пожалуй, лишь вожди сибирской и дальневосточной «атаманщины» относительно последовательно проводили жестокий репрессивный курс, приблизившись к врагу по идеологии и методам террора. Считая большевизм абсолют-
ным злом, они вели с ним борьбу на истребление, руководствуясь презумпцией виновности и принципом «кто не с нами, тот против нас» . Следственная и судебная практика «ата-манщины»: проведение дознаний, вынесение приговоров и т.д., - принципиально не отличалась от деятельности следователей и коллегий чека. И в том, и в другом случае проводились, фактически, внесудебные расправы над политическими противниками, уголовными преступниками и просто подозрительными . Однако по масштабам репрессий даже «атаманщина» приближалась к красным лишь эпизодически и локально, главным образом, при подавлении крестьянских восстаний и партизанского движения.В этом плане показательны два эпизода репрессивной политики атамана Б.В. Анненкова в Семиречье.
10 апреля 1919 г. партизаны Северного Семиречья объединились в отряд «Красных горных орлов Тарбагатая» под командованием Е.С. Алексеева, первоначальной численностью не менее 300 чел. и с базой в Кельдемуратском ущелье близь с. Пятигорского. Начиная с 1 мая из района селений Пятигорского, Подгорного, Петровского Лепсинского уезда «горные орлы» начали проникать в соседний Зайсанский уезд Семипалатинской области, где отнимали у киргизов (казахов) лошадей, продовольствие и уводили с собой или убивали противящихся. 4 мая из станицы Урджарской для ликвидации наметившегося краснопартизанского района выступил отряд Партизанской дивизии в 350 чел. под командованием есаула Русинского. Вероятно, Русинский имел приказание Анненкова действовать беспощадно, не останавливаясь перед выявлением и уничтожением семей партизан. Тем временем, 5 мая 1919 г., напав на с. Пятигорское, красные зверски уничтожили целый взвод (не менее 25 чел.) кон-но-киргизского полка под командованием прапорщика Нигматуллина и застрелили пятигорского волостного старшину, а в с. Подгорном совершили насилия над мирными киргизами: одних зарубили, других - увели с собой в горы. Выйдя в заданный район, Русинский столкнулся с серьезным сопротивлением красных партизан (например, бой в с. Петровском 25 мая) и с массовой поддержкой их населением. В ночь на 25 мая его отряд двигался с Хабарсуйского перевала в с. Подгорное (Сазы) с намерением там переночевать. Передовая часть отряда при въезде в селение наткнулась на «баррикады и загромождения из борон, бричек и веревок» и попала под ружейный огонь красных, потеряв 1 чел. убитым и 2 ранеными. Отрядом красные были выбиты и, оставив до десятка трупов, бежали с частью жителей в горы.
Размах операции потребовал присутствия самого атамана Анненкова, который приехал в Анненково (Маканчи) и оттуда стал руководить «усмирением». 28 мая 1919 г. в письме полковнику П.И. Сидорову Анненков упомянул: «Три села признали «Советскую Власть», ну и пришлось их уничтожить поголовно, сжечь все дома и так далее». Расправа над населением Подгорного, Пятигорского и Петровского за «единение с красными» была, наверное, самой свирепой карательной операцией анненковцев. Это было не только «примерное наказание» «единомышленников красных» как кровавый урок крестьянам-новоселам, но и уничтожение названных сел как базы «горных орлов». Особенно в этом плане было важно Подгорное, стоявшее у границы, через которое партизаны имели возможность получать из Китая необходимые им товары (медикаменты, ткани и т.д.). Оно и подверглось наибольшему разгрому. По официальным белым данным, в Подгорном было «уничтожено до 150 человек мужского пола, и часть селения сожжена». По свидетельствам красной стороны, массовые казни в селе были проведены в два приема, с интервалом в один день: в первый раз ликвидировали 115 чел., во второй - 150; причем среди казненных было много женщин, стариков, детей. Вторую партию в 150 чел. по приказу Анненкова изрубила прямо у Подгорненского сельского правления Макан-чинская сотня под командованием сотника Арбузова. К 3 июня 1919 г. есаул Русинский подавил восстание, предотвратил превращение района сел Подгорного, Пятигорского и Петровского в повстанческий район, загнал партизан глубоко в горы, однако ликвидировать их «логово» в Кель-демуратском ущелье из-за его труднодоступности не смог .
Нанеся поражение противнику в приграничье, белые с конца мая 1919 г. столкнулись с нарастанием партизанского движения в Урджар-ском районе. Красные здесь начинали с того же: отбирали у лояльного к правительству населения скот и провизию . Затем, осмелев, они напали 19 июня на с. Благодатное, убили там 3 милиционеров, 6 партизан-анненковцев, разграбили почтово-телеграфное отделение, увели с собой 6 человек служащих этого отделения, а также 15 киргиз-погонщиков одного из военных транспортов с их 55 верблюдами.Анненков бросил в этот район Маньчжурско-егерский батальон, а в помощь ему придал только что прибывший в Семиречье 1-й батальон 1-го Сергио-польского стрелкового полка .
Если действия анненковцев в приграничном районе отличались тотальностью террора,
то в Урджарском - разнузданностью. Понятно, почему атаман послал китайцев. Русским тяжело давались карательные действия против своих же - русских. Был случай, когда полусотня орен-буржцев категорически отказалась выполнять «приказ идти и вырезать село». Казаки заявили, что «они воюют не с бабами и детьми, а с людьми, имеющими оружие» . У китайцев таких моральных ограничителей не было. Но, с другой стороны, главным мотивом их участия в русской гражданской войне был грабеж. Собственно говоря, когда хунхузов вербовали в Маньчжурии, то кроме жалования обещали им возможность брать военную добычу. И анненковские китайцы не скрывали своей главной цели: «Булзуя глабить!» - при этом «буржуями» для них были и русские крестьяне.
В районе между Урджаром и Благодатным хунхузы проявили свою сущность в полной мере. Спугнув красных, которые почти без потерь бежали в горы, они приступили к расправе над населением в селах Некрасовском, Перевальном, деревнях Покровке и Ново-Андреевке. «Каждый китаец, прежде всего, требовал деньги», и многим крестьянам удалось откупиться. Но остальных грабили и рубили без разбора. Убивали женщин, стариков, детей. Женщины были изнасилованы с тринадцатилетнего возраста. Китайцы забрали все самое ценное, угнали лошадей, быков, прочий скот. Но после их выступления из того или иного селения туда врывались вооруженные киргизы Урджарской и Каракольской волостей. Приезжали и казаки Урджарской станицы. Киргизы и станичники грабили открыто и, что называется, подчистую, увозя добычу в свои заимки. Командир 1-го Сергиопольского полка в разговоре по прямому проводу 26 июня 1919 г. доносил начальнику Степной бригады генерал-майору Ф.Г. Ярушину: «Зверства, учиненные китайцами, не поддаются описанию, нужно видеть, чтобы представить весь ужас допущенной ошибки - поручении китайцам очищения района от красных. [...]. Из указанных деревень вывезено все - скот, имущество до последнего ведра, и снята последняя рубашка с тела. Я видел буквально голых женщин, не имеющих, что надеть - простирали свои руки с мольбой о возвращении взятого киргизами. [...]. .деревни как питательный нерв уничтожены.». Командир Сергиопольского полка просил Ярушина о начале следствия и возвращении награбленного. Того же требовал и заместитель управляющего Семиреченской областью Шперлинг.
Размах насилий и грабежей, видимо, стал неожиданным и для самого Анненкова. 27 июня 1919 г. он телеграфировал капитану Безкровному в Урджар: «Командир полка по аппарату сообщил генералу Ярушину о том, что якобы китайцы и казаки ограбили совершенно мирное население и продают на базаре. Я лично не верю этим разговорчикам, но пусть командир полка и станичный атаман будут готовы реабилитироваться перед подобным докладом».Вряд ли, однако, со стороны атамана последовало сколько-нибудь масштабное наказание китайцев, киргиз и казаков. Расправу в районе между Урджаром и Благодатным нельзя вырывать из исторического контекста. Анненков не случайно давал оружие некоторым киргизским волостям.
Киргизы для белых были «верными союзниками». Восстание 1916 г. в Семиречье было особенно масштабным и жестоким, и с большими жертвами среди русских крестьян-новоселов. Вернувшиеся с Германской войны, фронтовики стали мстить. Появилась идея вырезать всех киргиз, «чтобы в Семиречье было свободнее социалистам-новоселам». Когда в августе 1918 г. белые пришли в Лепсинский уезд, то находили там кучи из тел расстрелянных красными киргизов, в некоторых из них насчитывали до 300 трупов. Один из анненковцев писал в начале весны 1919 г.: «.киргизы теперь мстят также, и если им не успеют запретить, то сжигают и вырезают большевистские поселки» .
Учитывая пространства и характер местности, сил Партизанской дивизии было недостаточно для одновременной борьбы на Семиреченском фронте («Черкасская оборона») и в своем тылу, на коммуникациях («красные горные орлы»). «Горные орлы» своими набегами будут терзать тылы дивизии, особенно чувствительно тракт Урджар -Маканчи - Бахты, вплоть до оставления белыми Семиречья. Они совершали дерзкие нападения даже на важные пункты с достаточно крупными гарнизонами: 23 августа на станицу Урджарскую, 28 сентября на г. Сергиополь. Анненкову периодически приходилось отвлекать на них свои силы.
Таким образом, белый террор Анненкова, в отличие от большевистского, носил эпизодический, локальный и ответный, а не постоянный, повсеместный и превентивный характер. Особый размах и черты тотальности, но лишь в отдельные периоды и в некоторых местах, ему придавали эксцессы, происходившие, во-первых, на почве наживы (особенно у китайцев) и кровной мести (семиреченские казаки, киргизы и крестьяне-старожилы мстили крестьянам-новоселам за красный террор и грабежи), во-вторых, развинченных нервов некоторых анненковских карателей и контрразведчиков. Личная месть, по-види-мому, присутствовала в большинстве кровавых эпизодов. Та же Маканчинская сотня Арбузова, из перешедших в казачество русских крестьян-старожилов, мстила подгорненским новоселам за уничтожение красными в 1918 г. своего села и истребление части его населения. Что касается развинченных нервов, среди анненков-ских «ликвидаторов» встречались молодые люди, за которыми насчитывалось по несколько сотен казней-убийств. Относительно методов анненковцев сближало с большевиками то, что они также не обременяли себя судебными процедурами. Хотя, в принципе, военно-полевые суды в Партизанской дивизии имелись и действовали достаточно эффективно. Но на практике оперативно ликвидировать врага, явного или мнимого, можно было и без суда, на основании одного только приказа начальника части или гарнизона.