Повторяем пройденное...

Обуза

Ванька вжимался в старое, потёртое кресло, словно пытаясь слиться с выцветшей обивкой, лупал глазёнками, полными страха и отчаяния. Жуткое слово «приют», не раз слышимое им в разговорах взрослых в последние дни, доводило его до такого ступора, что ни есть, ни пить парнишка просто не мог, так и существовал в полуобморочном состоянии. Три года назад, когда Ваньке было четыре, его мать Наталья вышла замуж за Андрея, мужика доброго, малопьющего, работящего. Андрей сам настоял на том, чтобы усыновить мальца, а потом повёз семью в деревню, к своей матери. Бати к тому времени уже не было в живых, а мать, Агриппина Лукьяновна, хоть и была ещё крепкой женщиной, но в сыновней помощи по хозяйству нуждалась. Да и дом, отцом построенный, был добротным, просторным, так что всем и места, и хлопот хватало. Баба Граня по началу встретила сноху настороженно, городская, да с готовым «приплодом», а потом увидала, что сыночку Андрюшеньке та по сердцу, да затолкала свой норов подальше, в закрома, чтобы жизни молодым не портить. Мальчонка ей понравился, приветливый, ладненький, глазастый, нет, ну не так, чтоб сразу «люблю не могу», но и не обижала. Конфетку ему совала когда-никогда, оладьи стряпала, булками сладкими баловала по случаю, штанцы с рубашонками строчила на машинке, ещё от матери ей доставшейся. Ванька платил бабе Гране той же монетой, рядышком хвостиком крутился, всё помочь норовил. Бабка ввечеру вёдра из колодца тянет, огород полить, Ванюшка и свои махонькие ведёрочки подставляет. Помидоры подвязывает, малец тут же с вязочками стоит, подаёт. Малину бабка собирает, он тут как тут, с туесочком, комары его жучат, он только отмахнётся, мордаху серьёзную состроит и помогает. Даже в баню Ванюшка повадился с ней ходить, мать с отцом дюже мочалкой дерут, а бабулька ласково так, даже веничком берёзовым пройдётся по спинке, ох как хорошо и совсем не больно. Улыбается, правда, Ванюшке баба Граня редко, ну так жизнь у неё не сахар, тяжёлая, деревенская, ещё с военного детства так повелось. А неделю назад папку Андрея деревом в лесу пришибло, насмерть. Баба Граня так кричала, так выла, что вой тот до сих пор у Ванюшки в ушах стоял. Мамка плакала тихо, когда случилась беда, да на похоронах, а потом ничего, молчком только по дому ходила. А к бабке ни-ни, даже поесть не предложила ни разу. Так Ванюшка сам уже взрослый, что ж он бабушку не покормит что ли?! Только она, окаменела будто, в его сторону и не смотрела. Он её по щеке гладит, или за руку держит, а та, как изваяние, только что тёплая. Очень уж боялся парнишка, что бабушка вслед за папкой помрёт. А потом мамка исчезла. И след простыл. Бабушка в то утро поднялась, наконец, Ванюшка проснулся, а мамки, как не бывало. И вещей её тоже. Бумажка только на столе белела. Баба Граня её как прочитала, так и запричитала. А потом села, да в стену уставилась. Ванюшка опрометью за соседкой ринулся, тётей Лизой. Та прибежала, тормошила бабушку, а записку прочла и расплакалась. Вот тогда мальчонка в первый раз слово «приют» и услыхал. И другие соседи приходили, всё про долю тяжкую говорили, мамку называли плохими словами, тихонько называли, но Ванюшка слышал. А его всё сироткой кликали, жалели, и опять про приют. На папкины девятины, когда народ по поминальной рюмке выпил, да кутьёй закусил, встала баба Граня из-за стола, все аж притихли. Встала и сказала, что вдвоём они теперь с внучком Ванечкой остались, что в казённый дом она его не отдаст, сама на ноги ставить будет, покуда сможет, а добрых людей просит, чтоб помогли ей мальца при ней оставить, бумаги нужные справить. Что такое «казённый дом» Ванюшка не понял. Он понял, что бабушка не отдаст его никаким «приютам». Клубочек ледяной, что у сердечка рос и душу холодил все эти дни страшные, вдруг растаял, а слёзы, что Ванька сдерживал, прорвались на волю. Баба Граня голову его руками обхватила, да к себе прижала, только и сказала, что мужики не плачут. Ходоки, конечно, до бабушки ходили, всё толковали про времена лихие, голодные, 90- е на дворе были, про обузу, что та себе на шею повесила, но баба Граня быстро всех словоохотливых отвадила, так отбрила, что те долго к ней в дом не казали носа. Ишь, нашли обузу! Да её Ванюшка помощник первый! Да кто кому ещё обуза?! А то, что времена лихие…так её саму в войну соседка от голодной смерти спасла, нешто она в мирное то время одного мальчонку не прокормит?! Председатель, дай Бог ему здоровья, помог с бумагами, благо Андрей, в своё время мудро поступил, Ваньку усыновив. А они и не тужили, не голодали, в лохмотьях не ходили. Скотинку держали, огород сажали, всё вместе, как не глянешь, словно иголка с ниткой. Ванюшка и соседям помогать успевал, тот ему копеечку сунет, другой, вот уже, глядишь, и башмаки новые себе справил, и бабушке родной платочек купил, в её любимую ромашку. И в школе поспевал, каждый год Агриппине Лукьяновне грамоты вручали за воспитание внука. Почётные! Баба Граня срок себе отмерила – как Ванюшку в люди выведет, так и помирать можно. В город, к нотариусу съездила, завещание на дом написала. Ваня школу закончил, в институт поступил, ветеринаром стать решил. Рано помирать, подсобить надо чуток внучку. Как выходные – спешит Ваня до бабушки, в деревню, помочь, да приглядеть, чай не молода уже, с подарками едет, подрабатывает, не бедствует, уж «дунькины радости» всегда везёт, уважает их бабушка, с чайком душистым. А тут и срок подоспел, вроде, занемогла баба Граня. Видала она как-то по молодости часы песочные, у фельдшерицы такие были. Вот, как тот песок, и годы её просыпались, пора и честь знать. Помирать то уже не страшно, вывела она Ванюшку в люди, как и обещала сыну покойному на его могиле в те памятные девятины. А внучок, как почуял, в тот же день нагрянул, да не один. Дивчина с ним, Ирочка, молоденькая, шустрая. Детдомовская. Оба по распределению в деревню приехали, она – медсестрой, он – ветеринаром, насовсем, значит. У Ирочки всё в руках спорится, раз – порядок в доме навела, два – обед сварила, три – укольчик бабушке поставила, ожила старушка. Обузой себя назвала, так Ирочка отчитала, но уважительно, сроду у неё бабушек не было, только появилась, да сразу помирать собралась, ну уж нет! Пришлось отложить. Вышла на завалинку, лицо солнышку подставила, слезинку накатившую утёрла. «А чем чёрт не шутит, может и правнуков дождусь, как же они, молодые, без бабушки то?!»