Звезда над Сибирской землей

В прошлом году по центральному телевидению прошел фильм про Анну Герман, где многие осинниковцы узнали старый кандалепский вокзал, городские барачные улочки. Вестьо том, что Анна Герман в 1940 году вместе со своей матерью Ирмой Давыдовной Мартенс проживали в нашем городе, всполошила не только горожан, но и журналистов всех мастей. Оказалось, что отец Анны Герман и ее дядя были репрессированные в 1937 году и оба находись в лагере, который располагался якобы в нашем городе. Кропотливые поиски нынешних журналистов ни к чему не привели. Уже и позабылись киношные кадры, мол, мало ли что, это же кино…. Но вдруг опять неожиданная новость! Не так давно, в Польше, вышла книга Ирмы Мартенс «Человеческая судьба», в которой мать Анны Герман, посвятила целую главу жизни в Осинниках. Вот некоторые выдержки из нее, которые любезно предоставил московский биограф Иван Ильичев.
«Мы приехали в маленький городок Осинники. Я устроилась на работу в среднюю школу № 30. (ныне школа № 3, прим. автора) Сразу удалось найти жилье – две комнаты с общей кухней. Мы поселились вместе с семьей машиниста, работавшего на железной дороге. Это были очень приятные люди. Пока не закончилось лето, нужно было как можно скорее попасть в лагерь. Разузнав в городе, куда мне ехать, я отправилась в путь. Железнодорожная ветка вела через тайгу, к паровозу был прицеплен всего один вагон. Ни на конечной станции, ни по дороге я не увидела ни одного здания: только специальная трасса вела от станции в лагерь. С посылкой в руках я пришла в лагерную контору. Разговор был коротким, официальным, на меня даже не посмотрели:
- Если ваши в лагере, то посылку передадим, но свидания не получите! Все!
Боясь промолвить даже слово, я бесцельно бродила вокруг этой конторы, не зная, что делать дальше. Меня окликнул мужчина, спросив, что я тут делаю. Узнав о цели моего приезда, он сказал:
- Я уже отсидел свое, вызвал жену из Крыма и работаю здесь. Я помогу вам увидеть списки сосланных.
Скоро он вернулся:
- Ваш брат Вильмар Мартенс в восьмой колонии, а мужа здесь нет. Если у вас есть деньги, я могу привести вашего брата в центр лагеря, а вы пройдете под видом медсестры.
Слава Богу, я не решилась на этот поступок. Я бы не смогла сыграть эту роль, была слишком молода для такой конспирации – увидев брата, я бы заплакала, выдала себя и обрекла бы на 10 лет тюремного заключения – за шпионаж. Да и мой помощник пошел бы на второй срок. Мама очень обрадовалась, узнав, что ее сын жив, и захотела сама поехать в лагерь в надежде, что ей дадут свидание. Когда настала зима, мама собрала посылку и поехала в лагерь. Но ей, как и мне, свидания не дали.
«…Я работала в школе, время было очень тяжелое. Во время войны с белофиннами в Кузбассе начался голод. Сотни людей стояли в очередях, мне удавалось купит булочки детям в школьном буфете- так шла наша жизнь. Тридцатиградусный мороз…» ( из дневника Ирмы Мартенс-Бернер)
Наступил 1940 год. Новый год я встречала в школе. В центре просторного кабинета химии и физики стояла высокая прекрасная елка. Я привела на праздник моих малюток. Посадила их повыше – пускай любуются украшенной гирляндами елкой, пусть слушают, как поют дети. Я смотрела на них и увидела, как в одну из минут Аня обняла братика и поцеловала его. Мое сердце сжалось. Боже мой! А моему мужу не позволено даже краем глаза увидеть эту радость на лицах его детей.
Пришла весна 1940 года. Мама собрала Анечку и Фридриха и уехала в Ташкент – там было легче с пропитанием. Я же с сестрой Гертой осталась в Осинниках, где должна была доработать до окончания школы, а сестра ее закончить.
Меня не покидало чувство горечи от того, что поиски мужа и брата в Осинниках почти ни к чему не привели. Мы готовы были ехать гораздо дальше, лишь бы это хоть как-то облегчило участь наших близких. В Ташкенте дети заболели скарлатиной, их положили в больницу. Я немедленно покинула Осинники, без разрешения директора школы. На пятый день доехала до Ташкента, где узнала, что сынок мой умер. Я упала в кресло и рыдала, а Анечка, бледная и измученная болезнью, тихонько уселась на моих коленях. В Осинники я не вернулась. Жили мы совсем бедно, ведь жизнь в Осинниках и дорога стоили нам немало денег. Благо ташкентский климат позволял обходиться без теплой одежды. Да и не нужно было стоять часами в магазинных очередях, как в Сибири….Но вскоре началась война с гитлеровской Германией. Я надеялась, что в борьбе с фашистами, пригодятся мои знания немецкого. Но вышло иначе. Как-то ночью пришел человек из КГБ и заявил, мол, ваша прописка в этой комнате аннулируется, утром вы должны перебраться в вагон, который стоит в тупике на станции. В оставшиеся до рассвета часы наскоро собрались и в назначенный час были на станции. Эшелон под охраной двинулся в неизвестном направлении. В итоге он оказался под Бухарой. Здесь нас переселили в землянки. Кончилась еда. Аня заболела тифом. Что делать? Я предложила матери бежать в сторону Джамбула. Побег удался. В киргизском кишлаке нас приняли за беженцев, которые тогда тысячами метались по стране. Мне дали угол и работу».
Читать эти воспоминания горько, они о грустных моментах жизни этой семьи. Даже простое перечисление фактов вызывает леденящую душу оторопь.
В 2002 году московский биограф Иван Ильичев по приглашению Ирмы Мартенс посетил Польшу, где полтора месяца работал над семейным архивом. Среди множество документов, справок и бумаг он случайно обнаружил трудовую книжку Ирмы Давыдовны Мартенс. В ней значилось, что 25 августа 1939 года (приказ №35 от 25.08. по СШ №30, за подписью Попова Николая Ивановича завуча школы, учителя истории) она принята учителем немецкого языка. Сохранилась в семейном архиве фотография сделанная в Осинниках. На ней трехгодовалая дочь -Анна ( в те годы по документам она числилась как Анна Мартенс). На другой сохранившейся фотографии – Ирма Давыдовна Мартенс в окружении своих учеников 9 класса осинновской школы. Правда, время не оставило никакой подписи на фотографии, но точно такая есть в семейном архиве ученика сороковых годов Николая Арсентьевича Перминова, где им подписаны фамилия учеников и преподавателей. Есть здесь и учительница немецкого языка Ирма Давыдовна Мартенс, как две капельки воды похожа на свою дочь…
- Папа очень любил немецкий язык. Как лучшему своему ученику педагог подарила ему очень красиво оформленный словарь немецкого языка. В коженном переплете серо-голубого цвета он всегда стоял на видном месте, на книжной полке. Помню, подписан был рукой учительницы. После его смерти мы не нашли этот словарь. Возможно, еще при жизни кому-то подарил. Но точно знаю, папа не знал, что Ирма Давыдовна Мартенс, его любимая учительница, это и есть мать Анны Герман, причем его любимой певицы. Я представляю, как бы он удивился, как обрадовался, и сколько было бы воспоминаний, - рассказывает Елена Николаевна Перминова.
Семьдесят пять лет прошло с тех пор, как жила семья Анны Герман в нашем городе. По сей день, стоит та самая школа №30 (ныне школа №3), где ходила по школьным коридорам маленькая Анна, будущая знаменитая певица. Именно здесь впервые в жизни она увидела настоящую новогоднюю елку! Деда Мороза, Снегурочку. Какими они тогда были? Конечно, настоящими, прямо из леса!
Во время войны в школе был госпиталь, поэтому архив тех лет не сохранился. Территория школы та же – большая, засаженная деревьями, только уже новыми, в основном березками, да рябинами… Сегодня школа № 3 для нас, осинниковцев, как живой памятник прошлому веку. В его стенах работали и учились, те, кто в годы войны ушли на защиту родины. Здесь, когда был госпиталь, девочки-школьницы не только делали перевязки раненым, но и устраивали для них концерты художественной самодеятельности. Не сомневаюсь, что в этом приняли бы участие и Ирма Давыдовна. Она прекрасно пела, уже тогда проявляла свои способности к пению и маленькая Анна. В своих воспоминаниях Ирма Герман пишет: «Как-то меня отправили на строительство дороги. Я уезжала на несколько дней, детей брать с собой не разрешалось. И вот помню, вдруг пятилетняя Аня запела чистым звонким голосом: «Мы простимся с тобой у порога, и, быть может – навсегда….». Сердце мое больно сжалось…».
Вот, наверное, откуда у этой польской красавицы такое глубокое понимание русской души. Она всегда говорила, что родилась и выросла в СССР. Она пела, как жила. И жила, как пела… Сама любовь тянула к нам руки в каждой ее песне, само Прощание прощалось с нами в ее интонациях, в каждой певческой фразе. Кажется, сама Природа оплакивала свой расцвет и свое увядание. Все это было в ее голосе… Нет надобности рассказывать о ее творчестве. Еще живы в нашей памяти ее песни, они еще звучат в наших сердцах. О великой певице написано немало книг, сняты документальные и художественные фильмы. Казалось бы, в России о ней знают все. Ее судьба – это история многих тысяч людей, переживших тяжелую сталинскую эпоху. Певица родилась в СССР в 1936 году в Узбекистане. Ее родители Евгений Герман (немец) и Ирма Мартенс (немка голландского происхождения). Отца певица почти не видела, в 1937 году его по ложному доносу арестовали и вскоре расстреляли. История рода Герман началась еще при Екатерине Второй. Императрица определила для группы приехавших в Россию голландцев благодатные кубанские земли. Мартенсы называли себя «русскими голландцами» и жили одними делами и заботами станичников. Они искренне любили Россию, считавшею ее своей настоящей родиной.
Но эта родина жестоко обошлась с этим родом. Репрессии, гонения, аресты, расстрелы. Детство Анны – это скорее печальная, чем радостная страница ее биографии. Первые десять лет жизни певица провела на территории СССР. Ее мать и бабушка вынуждены были постоянно менять место жительства, чтобы не попасть в лапы жестокой машины сталинских репрессий. Им это дорого обошлось, но они, думается, что все же обманули судьбу. После войны Ирма Мартенс стала искать пропавшего без вести Германа. Перебралась в Варшаву. Здесь ее дочь поступила на геологический факультет Вроцлавского университета, но увлеклась эстрадой и победила на престижном конкурсе. Стала профессиональной певицей.
Ей было 46 лет. Она тяжело болела и умерла поздно вечером никого не тревожа – тихо, кротко и смиренно, по – христиански. Во- время болезни она как-то сказала мужу, мол, выздоровею, уйду с эстрады, буду петь в храме. Когда болела – читала Библию. Однажды сказала родным: « Мне не трудно уйти. Мне был знак – я должна покреститься»…
На ее мраморном памятнике написаны ноты и строка из 23 псалма Давида, музыку к нему написала незадолго до смерти. Это была ее лебединая песня «Господь – пастырь мой».
Сейчас на волне интереса к судьбе и творчеству Анны Герман во многих городах, которые связаны с ее судьбой – увековечивают ее память самыми разными способами. Где-то открывают экспозиции, устанавливают мемориальные памятные доски. Ее именем называют улицы и площади, а в Москве есть рябиновая аллея в ее честь. Думается, и в нашем городе появилось достаточно фактов, чтобы открыть в школе или музее хотя бы уголок, посвященный талантливой певице Анны Герман.
Надежда Пономарева