20 апреля 1927 года
родился Павел Борисович Луспекаев
КАКОЙ это был актёрище! Какой человечище! Всё в нём поражало мощью – рост, голос, талант. И, конечно, само его здоровье отсюда, из зрительного зала, тоже казалось богатырским. Увы...
В угольно-чёрных армянских глазах (они – от отца) сверкали молнии. Низкая, густая хрипотца речи, окрашенная лёгким украинским акцентом (это – от матери), завораживала. Всего-то лет пять или чуть больше успел поиграть на сцене БДТ, а как запал в наши души. Даже в души тех, кто побывал на его спектакле лишь один-единственный раз.
Мне посчастливилось: видел Луспекаева во всех его ролях.
Помню огненноволосого, какого-то взъерошенного, в кителе инженера-путейца, Черкуна из горьковских «Варваров», за внешне романтическим образом которого зияла пустота... Помню Виктора из «Иркутской истории» – беззастенчивого циника-«гегемона», тоже как бы «варвара», но уже – советской эпохи... И романтического матроса Гайдая из «Гибели эскадры» (как журналист я впервые с Луспекаевым встретился на предмет интервью в 1959-м на репетиции именно этого спектакля). И негра Галлена в «Не склонивших головы», обречённого, ожесточённого, но в то же время полного высокой доброты к людям, скованного одной цепью с другим беглецом, белым Джексоном, – это был неповторимый дуэт Луспекаева и Копеляна! И великолепного Бонара в «Четвёртом» помню. И, конечно же, – колоритнейшего Макара Нагульного в «Поднятой целине». Можно сколько угодно посмеиваться сейчас над теми, для кого когда-то главной целью стала «мировая революция», «борьба за всеобщий интернационал», но луспекаевский Нагульнов в этой своей безоглядности, истовой вере, в неприятии тех, у кого «кровЯ заржавела», был великолепен. Казалось, он заполнял собою всё пространство, весь зрительный зал...
***
НА БРЕГА Невы актёр перебрался с днепровских круч. И, хотя рядом на прославленной сцене играли Лебедев, Доронина, Копелян, Стржельчик, Смоктуновский, Макарова, Лавров, Юрский, – он, новичок, в этом великолепном ансамбле не только не затерялся ни на миг, но сразу же в музыку «звёзд» вплел свою, особую, именно луспекаевскую мелодию...
Казалось, темперамента, сил у него – на десять жизней! И мы, в зале, даже не подозревали, каких мук почти всякий раз стоил артисту выход к зрителю. За его плечами уже была большая биография: в шестнадцать лет – фронт, партизанский отряд, ранение. Потом в одном из разведывательных рейдов Паше пришлось часа четыре неподвижно пролежать на снегу, и он сильно обморозил ноги – с тех пор кровь уже не могла циркулировать нормально. Ему бы сразу как следует подлечиться, да всё некогда – война! Вот и началась неизлечимая болезнь сосудов...
Категорически нельзя было курить, но – курил. Советовали не пить – смеялся. Жил широко, размашисто, СТРАСТЯМИ. (Например, во время польских гастролей БДТ отдавался любовным утехам столь бурно, что потом администрации театра пришлось оплачивать отелю стоимость вконец порушенной старинной кровати). Ноги болели нестерпимо. Врачи предложили ампутацию. По колено. Отказался. В эти дни в доме на Фонтанке репетировали «Горе от ума», и Скалозуб у него получался потрясающий. После первого прогона Товстоногов сказал: «Полностью в стиле спектакля пока только один человек – Паша». Но премьеру выпустили без Луспекаева: болезнь подступила вплотную.
***
И ВОТ тут мне надо вспомнить моего старого друга, замечательного художника Марка Клионского.
Была слякотная питерская зима. Клионский у себя, на Ивановской улице, лежал с температурой. Вдруг кто-то пришёл в гости и в разговоре между прочим сказал, что Паша Луспекаев, блистательный артист БДТ, погибает: с ногами – беда, «почти гангрена». «Есть, говорят, одно лекарство, в Голландии, вот его название, но как достать?» – развёл руками гость. Марк молча встал, оделся, взял все деньги, что были дома, и поехал в аэропорт.
В Москве разыскал представительство голландской авиакомпании – KLM, обратился к господину Бултхаузу:
– Друг умирает. Очень нужно вот это лекарство...
– Какой валютой будете платить?
– У меня в международном банке есть счёт за выставку в Лондоне. Переведу.
– Хорошо. Сейчас свяжусь с Гаагой. Зайдите часа через три...
Поехал в банк, а там:
– Нет, выдать доллары не можем...
Отправился в Министерство культуры. Прорвался в кабинет Фурцевой. Рассказал о Паше. Та Луспекаева знала. Всплеснула руками:
– Чем могу помочь?!
– Екатерина Алексеевна, дайте телеграмму послу в Голландии, что лично Вам нужно это лекарство.
– Непременно. Вот – доверенность: встречайте вечером самолёт, лекарство наверняка будет.
Вечером в аэропорту предупредил обо всём начальника таможни, вместе ждали лекарство, но из-за непогоды лайнер не прибыл...
Сообщил о неудаче в приёмную Фурцевой. На всякий случай (уже был очень поздний вечер) позвонил господину Бултхаузу, но трубку там подняли:
– Приезжайте, лекарство вас ждёт.
– Спасибо. Однако заплатить нечем: валюту банк не выдал...
– Приезжайте...
Господин Бултхауз вручил Марку коробку с драгоценным содержимым (оказывается, днём из Гааги добрался другой самолёт), а Марк ему – семьдесят рублей.
– Не густо, – покачал головой представитель KLM и бросил деньги в сейф.
К ночи Марк был дома. Тут же через знакомых передал лекарство Луспекаеву. Спустя пять дней от Фурцевой с нарочным поступила точно такая же коробочка, только – с надписью: «Марку Клионскому, который умеет дружить». Она сразу тоже ушла по назначению.
А ещё через месяц в его мастерскую, опираясь на палку, ввалился Павел:
– Маркуша! Дорогой! Ты же меня спас! Давай побратаемся...
Они обнялись. Павел обещал Марку больше никогда не курить, не пить. Для его болезни и то, и другое было убийственным. Но слова не сдержал...
***
АМПУТИРОВАЛИ обе ступни. О театре уже не могло быть и речи. Учился ходить на костылях, с палкой. Хорошо, что вспомнили про него в кино, на телевидении...
Так – в адовых физических муках – рождались и Косталмед в «Республике ШКИД», и Кожемякин, и Ноздрёв. И бесподобный Верещагин из «Белого солнца пустыни» с его грустной песней – про то, что «не везёт мне в смерти, повёзет в любви»...
Съёмки проходили под Махачкалой, в районе песчаной горы Сары-Кум. Барханы, курящиеся под порывами ветра. Никаких растений, дающих тень. От гостиницы до съёмочной площадки ни на чем не проехать: колеса вязнут в песке. Каждый день полкилометра – туда и полкилометра – обратно, черепашьим шагом, утопая в барханах. Кто-то из каскадеров смастерил для Луспекаева очень крепкую, удобную и красивую палку. На неё-то и опирался, вышагивая по пустыне, а ещё – на плечо Инны, жены... После съёмок всякий раз ковылял на берег Каспия, разувался, опускал ноги в воду и сидел часами: боль понемногу уходила... Иногда привязывал к тому, что осталось от ног, металлические плавники и уплывал от берега далеко-далеко...
На премьеру фильма пригласил друга, Михаила Козакова. Верещагин на экране ещё не появился, но за кадром уже зазвучал мотив «госпожи удачи». Павел просиял:
– Моя темочка! Хороша?
Через несколько минут на экране крупно – ставни, и сквозь щель в них – огромный глаз Верещагина. Луспекаев восторженно, как ребёнок, толкает Козакова локтем:
– Смотри, какой у него глаз!
После просмотра, на улице, зрители говорили ему добрые слова, прохожие здоровались, а он ликовал:
– УзнаЮт! Все узнаЮт!
Козаков за друга радовался:
– Теперь тебя уже никогда не забудут. Журналисты станут брать интервью, фотографы замучают вспышками. Привыкай!..
Но ни проинтервьюировать, ни сфотографировать Павла толком так и не успели. Жить ему оставалось всего один месяц...
«Не везёт мне в смерти, повезёт в любви...» Оказалось: спел это – и про себя…
***
В СМЕРТИ ему действительно не повезло: умер слишком рано, не дожив двух дней до сорока трёх лет. Тогда снимался у Козакова в многосерийном телесериале «Вся королевская рать». Семнадцатого апреля занят не был и в час дня позвонил Козакову из своего номера в гостинице «Минск»:
– Сижу, скучаю. У тебя какая сцена? С Ефремовым? Ну ладно, а завтра мой черёд...
Через два часа кто-то пришёл на съёмочную площадку и сказал, что Паша умер от разрыва сердечной аорты...
В Ленинграде ни в БДТ, ни во Дворце искусств места для прощания с покойным, увы, не нашлось... Спасибо ленфильмовцам: в последний раз приютили Павла Борисовича...
«Не везёт мне в смерти, повезёт в любви...» А вот в нашей любви ему повезло: сколько лет минуло, но созданное Луспекаевым ощущается всё острее, всё пронзительнее...
***
ОН НЕ УСПЕЛ сыграть Бориса Годунова. Он не успел сыграть Отелло – об этом очень мечтал Товстоногов. Спустя время, вспоминая замечательного артиста, Георгий Александрович писал: «Только потеряв его, мы поняли, каким поразительным, самобытным талантом был Павел Борисович Луспекаев. Он принадлежит к разряду НЕЗАМЕНИМЫХ. Его место в театре и по сей день вакантно. Его будет не хватать всегда...»
В фильме «Вся королевская рать» роль Вилли Старка прекрасно сыграл Георгий Жжёнов. И тем не менее: те, кто видел сохранившиеся на кинопленке разрозненные сцены со Старком-Луспекаевым, говорят, что это – несравнимо.
«Ваше благородие, госпожа удача!» Ну почему к этому «поразительному, самобытному таланту» ты оказалась такой недоброй? Ну почему обошлась с ним так чудовищно несправедливо? Ну почему?..
Лев СИДОРОВСКИЙ
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 5