Сказки, были и небылицы

Предисловие
Эти сказки я не сочинял. Их когда-то рассказывал внукам (в том числе и мне) мой дед Кривчиков Павел Николаевич, большой знаток и ценитель русских народных сказок и былин. Среди них были и такие, каких нет ни в одном знакомом издании. Может быть, дед их сам сочинял, а может быть, они известны, но не печатались по причине этической. Ведь даже всем известные русские народные сказки в интерпретации деда иногда обретали, мягко говоря, непечатный колорит. Например:
«…Собрала лиса рыбу, сложила в кучку и не успела еще попробовать, как видит: несет нечистая волка прямо на ее рыбу. Еле успела сесть да хвостом накрыть.
- Здорово, кума. Как поживаешь? Как здоровье? Где гуляешь, с кем? - пошел волчара лясы точить.
А лиса-то голодная, есть хочет. Глотала она, глотала слюнки, а волк уходить не собирается. Не выдержала, запустила лапу под хвост, достала рыбку - и в рот.
- Что это ты, кума, ешь? - спрашивает волк.
- Оголодала я совсем, - запричитала лиса, - кушать-то нечего, вот кишочки из жопы таскаю да ем.
- Натаскай и мне. Я тоже жрать хочу, умираю.
- Своя жопа есть, вот и таскай.
Ну, волк сдуру и засунул лапу, зацепил кишку, да вгорячах и потянул. От боли чуть не сдох. Глаза закатил, завыл так, что в деревнях собаки залаяли.
Лиса испугалась и говорит:
- Пошутила я, это не кишки, это рыба.
Далее сказка шла ближе к известному тексту.
Его «Небылица» любопытна тем, что сюжет ее основан на одном из главных человеческих чувств - уважении к предкам. Ничто не может так уязвить самолюбие человека, как дурное слово о его прародителях. Недаром кульминацией семейных скандалов являются аргументы: «А твоя мать!..», «А твой отец!..» Да и русский мат, если вдуматься, тоже отсюда.
Эта и другие дедовы сказки не совсем укладываются в современные представления о цензурности, но я их считаю документами нашей истории и ничего не меняю.
Дед умер в 1956 году, когда мне было девять лет. Но я хорошо помню, как зимними вечерами, при керосиновой лампе, мы залезали в кровать и требовали очередную серию его нескончаемой сказки.
Начинал он обычно с какой-нибудь присказки. Их у деда было много. Как правило, это были четверостишия. К примеру, такое (здесь и в дальнейшем я сохраняю язык и манеру изложения, даже если это выглядит вульгарно или безграмотно. Замечу только, что бирюк - это волк):
«Бег бирюк по горке,
Насрал на дубовой корке.
Кто просит рассказать - тому подлизать,
А кто ждет послухать - тому только понюхать».
После этой присказки каждый слушатель, в том числе и я, доказывал, что не просил, а ждал, и ему «только понюхать».
Были у деда и «послесказки» для тех, кто не хотел засыпать и не закрывал глаза.
«Жил жилец, на кустике дворец,
У него было семь овец,
А восьмой жеребец,
А девятая коза - ссыт в открытые глаза».
И тут каждый заявлял, что глаза у него уже закрыты.
Сейчас я могу понять, чего стоили для старого, больного, уставшего за день и прилегшего наконец отдохнуть человека эти сказки. Но, видно, творчество давало деду силы, и неспешная речь его текла, текла, разливаясь в сказки, басни, былины, небылицы.
Мне было девять лет, когда его не стало, и пятьдесят, когда я впервые попытался что-то вспомнить и записать. Оказалось, что помню я не много.