РЫБАЦКИЙ АЛЬБОМ

Приближение к рыбалке
Дом, в котором прошло моё детство, фасадной стороной глядел на ручей, единожды в год, весной, набиравший силу и превращавшийся в довольно широкую и глубокую по руслу речку, боковыми же окнами через наш и соседский огороды - на Западную Двину. Городок был невелик: районный центр на западной окраине Смоленщины, граничащий с Витебской областью Белоруссии. До второй мировой войны рядом с местом, где стоял наш дом, был мост, на противоположном, высоком, берегу - церковь. Но этого я не видел: на месте моста в моём детстве были «быки» - бетонные клетки опор, торчащие из воды, с которых мы любили нырять, и остов изуродованного снарядами краснокаменного здания. В одно летнее утро в конце пятидесятых раздался взрыв, от которого задребезжали стёкла в окнах, и этот остов превратился в гору рваного, но на удивление прочного кирпича, который довольно скоро развезли по подворьям те, у кого в нём была нужда.
У подавляющего большинства мужского населения местом трудов или отдохновения от них была река. И приобщение к ней начиналось с детства, с путешествий по тому же ручью. В весенние, после ледохода, разливы в устье ручья можно было поймать плотву, подуста и подлещика. После половодья он вновь становился мелким и узким, местами - на один прыжок, а в самых глубоких ямках нам, пацанам, вода едва доходила по грудь или уж самым маленьким, по горлышко. Перед ямками и за ними были отмели. Здесь под камнями прятались широколобики, или, как мы их называли, ширики, мелкие рыбёшки, напоминавшие формой морских бычков. Они были величиной с мизинец взрослого мужчины, их добывали исключительно из спортивного интереса, отдавая потом либо котам, либо уткам. Орудием лова являлась столовая вилка. У меня - трофейная немецкая, с острыми и прочными зубьями и удобной деревянной ручкой, которую я брал без разрешения и оттого ни на минуту не выпускал из рук. Её главным достоинством была именно прочность, потому что тыкать в песчаное или галечное дно приходилось довольно сильно.
Завернув штаны или шаровары, которые были в те годы в моде, выше колен, мы брели по холодной из-за бьющих ключей воде, осторожно переворачивая левой рукой камни, а правой стремительно накалывая на вилку настроившегося сорваться под другой камень ширика.
... Лето моего раннего дошкольного и начало школьного детства проходило на реке. Это был конец пятидесятых, хрущёвская эпоха, из которой помнится окружающая бедность, безденежье, пьянство мужиков, привыкших к фронтовым ста граммам, драки, как между собутыльниками, так и между мужьями и жёнами, которые, как я понимаю теперь, были способом выбросить излишний адреналин, накапливающийся в течение ежедневных нелёгких забот. Как правило, семейные ссоры выносились на улицу, с аппеляцией к вышедшим соседям: «Гляньте ж, люди добрые...» и с естественным делением этих соседей «за Машку-труженицу» или «против Машки-распутницы»...
Массовые пьянки были не столь часты и случались по праздникам, по будням же были немассовые загулы по поводу - свадьба, крестины, явление желанного гостя... а по наличию средств - выпивки, коими увлекался в нашей округе с десяток мужиков. Остальные же были заняты либо в леспромхозе, который в те годы бурно развивался, осваивая всё новые и новые делянки в близлежащих лесах, либо в сплавной конторе или же индивидуально добывая рыбку для пропитания.
Выживать помогало то, что практически в каждом подворье держали живность и обязательно был огородик, засаживаемый преимущественно картошкой. Именно бульба да взращённый на травяной болтушке и забиваемый осенью поросёнок не давали погибнуть даже самой загульной семье. Ну, а работящим позволяли выкроить средства из мизерного заработка на то, чтобы приодеться и хотя бы в праздники снимать традиционную и привычную фуфайку.
Рыбалка была вполне стоящим, добычливым занятием и поощрялась женами.
Рыбачить начинали с самого половодья. Река ещё выпирала из берегов, была коричневой от переносимого песка, ещё катера в сплавной конторе только настраивались к лесосплавному сезону, а самые нетерпеливые уже выходили на промысел. И прежде - добывать топляк, набравшее воды дерево, смытое паводком с леспромхозовских делянок.
Это было не безопасным занятием. Каждую весну несколько мужиков находили упокоение от суетной жизни в реке, давая повод для ссор семейных, когда очередной выезд какого-нибудь молодого и ещё не надоевшего мужа отменялся упорством ещё любящей жены: «Не пущу!..»
Топляк был даровым лесом, дровами, которые в противном случае приходилось покупать в леспромхозе. Более-менее ровный и хорошо просохший на берегу за лето, он вполне мог пойти также на бытовые постройки. В любом случае это была выгода для семьи.
Поездка на моторке в это время была опасна тем, что топляк плыл по реке, скрытый водой, наподобие гигантского утопленного поплавка. Встреча с таким «поплавком» для моторки на скорости была катастрофой: от удара она переворачивалась, находящие в ней оказывались в холодной и бурной реке, и в телогрейке, сапогах и ватных штанах, в которых как правило мужики промышляли, доплыть до берега или догнать перевернутую лодку было практически невозможно. Иногда правда последнее удавалось и тогда счастливца снимали с днища его лодки где-нибудь в конце города, возле сплавной конторы, где всегда на изготовке была конторская, большая, со стационарным мотором, лодка...
Река во многом определяла образ жизни горожан. Лодки гирляндами покрывали оба берега. На них сообщались между собой две стороны: большая, где находились городские учреждения, власть и школа-десятилетка, и малая, с леспромхозом, как главным предпрятием, подворьями с огородами и восьмилетней школой. На них, уже летними вечерами и ночами, по тихой и тёплой Западной Двине катались влюблённые. На них же раз в году, в несколько августовских ночей, город выезжал лучить метулицу - бабочек-подёнок, жарко треща факелами, заманивать белокрылых мотыльков, только что вылупившихся из глиняных отложений на дне реки и тут же сгорающих в пламени, устилая движущимся потрескивающим ковром дно лодки.
Метулица потом использовалась при приготовлении подкормки для ловли на ходовую удочку. Такая рыбалка считалась самой добычливой. Заключалась она в следующем: лодка якорилась в месте, где шла рыба, на лопаточке с длинным черенком подкормка - налученная масса, замешанная с глиной - опускалась на дно, где постепенно размывалась течением, вытягивая мутный запашистый след. Снасть представляет собой не очень длинное удилище с леской чуть большей по длине, устойчивым поплавком под тяжёлое, чтобы быстро уходило на глубину, грузило. Сидя на скамейке или корме, бросаешь её вверх по течению и провожаешь поплавок вдоль борта пока хватает длины. Это пять-шесть метров и за эти секунды и происходит поклёвка. Обязательная необходимость - подхват. Самая желанная добыча — лещ, хотя чаще берёт плотва, подлещик, голавль.
Это летняя река, видимая...
Покрытая льдом она не так интересна, но тем не менее, помимо катания по обдутому ветром или специально расчищенному льду на коньках, прикрученных к валенкам, я одно время пристрастился ставить перемёты на налима, который водился в реке в изобилии и считался рыбой сорной, гораздо худшей в сравнении с тем же лещом, язем, подустом, щукой или окунем. Не говоря уж о самой завидной добыче - соме...
Это была уже вполне взрослая рыбалка. Я вырубал топором лунки, опускал в них шнуры, с насаженными на крючки куриными кишками, а на следующее утро шёл проверять. Скользя на валенках, словно на лыжах по не очень крепкому льду - лучше всего налим брал перед весной - и надеясь не попасть в припорошенные снегом свежие полыньи, в которых бабы полоскали бельё, естественно делая их каждая напротив своего дома, я отыскивал лунки, помеченные веточками, разбивал ночной ледок и опускал вниз «кошку» - четырёхлапый крюк, сваренный из согнутых больших гвоздей. Вылавливал
шнур, вытаскивал вяло сопротивляющихся чёрных, под стать зимней воде, рыбин...
Но самой азартной была добыча голавля. Правда она не считалась солидной и отпугивала мужиков необходимостью всё время ходить по берегу. Иное дело - в лодке на ходовую, либо над донками посидеть, где можно и язя или сома зацепить и ноги не устанут. За голавлём же - топать и топать, поэтому занимались этим в основном подростки.
Начиналась по-настоящему эта рыбалка в июле, когда кузнечики становились большими и соблазнительными. Удочка должна быть длинная и лёгкая, для этого приходилось обойти немало орешника. Леска - чуть длиннее удилища. Поплавок - из гусиного пера, грузила никакого. Каждый заброс - в новое место...
Лучшие голавлиные места - на Ястребской головке в трёх километрах от города выше по течению. Это было самое перекатистое место в окрестности, голавль и язь там держались. Сомы - чуть ниже, в Пестуновом омуте и мызе. Подлещик между двумя этими уловистыми местами.