Чем кровавей родина, тем надрывней слава, Чем бездарней маршалы, тем пышней парад. Выползла из логова ржавая держава, Вызверилась бельмами крашеных наград. Плещутся над площадью тухлые знамена, Нищий ищет в ящике плесневелый хлеб, Ложью лупят рупоры: "Вспомним поименно!" Склеен-склепан с кляпами всенародный склеп. Лбы разбиты до крови от земных поклонов, Мы такие грозные – Знайте нашу прыть Мы своих угрохали тридцать миллионов! Это достижение вам не перекрыть! Крики заскорузлые застревают в глотках, Тянет трупной сладостью с выжженных полей, И бредут колодники в орденских колодках, И в глазах надсмотрщиков плещется елей. Думать не положено, да и неохота, Пафос вместо памяти, дули вместо глаз
Вера отвернула голову, не желая более дискутировать.
— Как же ты понять не можешь? Мы же фашистов победили, — с каким-то даже надрывом произнёс, будто ошпарил, дедушка, Петр Сергеевич. — Ты можешь понять - мы победили!? Это же невероятно! Была война. Страшная, жестокая.
— Когда? — перебила Вера.
— Что?
— Война когда была?
— А ты не знаешь? — дед грозно сдвинул брови.
— Не испугаешь, — зло ответила Вера. — Вот, мне интересно, как долго весь этот карнавал будет продолжаться? Сколько лет вы ещё праздновать будете? Десять? Пятьдесят? Сто?
— До последнего ветерана! — отрезал Пётр Сергеевич.
— Так, они у вас бесконечные. Как у дракона головы. Один ветеран умирает, три других появляется.
— Да ка